Алексей Козлов - Джунгли Блефуску. Том 3. Исход Страница 13

«Дьевушка! Просто дьевушка! – размышлял ньемец, официр, – Дьевушк – ест дьевушк! Глюпи! Не ест чьеловьек! Дьевушка – не ест чьеловьек! Она ничего не понима! Жэнщин – отбойни молотъок инстинкт! Унд Фрэш! Факин стальински зомбис пёрсон! Кьюколка нье ест бабочъек! Пожалеет и вибросит их памячт! А тьют ещё стран тот ещ! Престюпни югл! Пизды болшевицки! Это тьак страшн – эта дики бесчестни стран! Не видель такого нигде! Пипли, шмибли! Видно и тъак!

По снегу, осклизаясь в несусветную грязь, готовую поглотить любого, печатая шаг, гуськом шли попики – наверно их было очень много! Тьма!

– За святой водой! За святой водой! – раздавался голос хорунжего попа отца Лазера, – Раз! Два!

– Они пошли в психическую атаку! – сказал Бак.

– Вот тот, как Карабас Барабас!

– Смешно!

– Куда они?

– Сами не занют! В пустынь наверное!

– Туда им и!

Прислонившись к покосившемуся забору, Марта запела. Марта пела об одинокой любви, о смелости воина в бою, и предательстве врага, наказанном славным героем в котиковой шапке и потёртых чугунных калошах.

Песня, спетая Мартой, успокоила сердца и утолила печали.

А сама Марта уносилась в прошлое, туда, где бедствовала её горестная, преступная родина, где грохотали орудия и безвозвратно уходила её неповторимая юность.

…………………………………………………………………………………………………

Когда в ущелье появилась красная армия и бледная, прекрасная Марта гордо отдавала смершевцу ржавую цистерну, наполовину наполненную мутной жидкостью, красная армия столь стремительно двинулась в даль светлую, что не успела даже сказать Марте спасибо за халявное благо, которое та ей оказала.

Даже наоборот! Покарала её!

Несколько дней юыло спокойно, только шли куда-то похожие на сомнамбул невероятно усталые солдаты и Марта давала им папиросы.

Потом её вызвали в страшную организации и отбили ей почки, полагая почему-то, что цистерн было не одна, а напротив того – две!

Так Марта и прожила свой век, как верная дочь родины, знающая, что благо Родино – самое главное, что есть в жизни, а люди – это так себе, шелуха, финтипуплии некии!

Лемцы, испуганные двумя пионерами, бросавшими гранаты с гор и произведшими много шума, исчезли из ущелья стремительно и навсегда. Им не понравилось ни крайняя упёртость горянок, ни кривоногие пионэрки с урасными ушами, ни плохо-воспитанные пионэры-бомбисты. Сведения о типах, бросавшихся на амбразуры и таранивших на кофеварках немецкие самолёты, оптимизма врагу не прибавили.

– Ахтунг Панцир, камрады! Переходим к повестке дня! Как говорится, не в шутку родина мать зовёт!

Пафнутич! Портяна залётныя! Патриёта помалы нах! Готовь мат тво бо крючья! – таковыми были последние слова на неизвестном языке, какие Лемцы услышали в подлом ущелье.

В ущелье сразу же посоле освобождения прошла великая чистка, и расстреляли пятьсот человек.

Потом Марта застала постепенное умягчение времён, которое совпало с общим увеличением беспорядков.

Она держала в памяти постоянную смену денежных знаков в государстве на фоне постоянного уменьшения цен на посадские ситцевые платки и паюсную бочковую канифоль. Из радио неслись неистовые заклинания о том, как счастливо живёт совейский народ и ржали овцы, много понимавшие в счастливом будущем народа.

А потом и заклинания как-то сошли на нет вместе с её упёртым поколением.

А потом и её героическая страна сошла на нет.

Она потеряла документы и потом долго ходила по милициям и сельпо, гонимая мстительными блюстителями.

«Придётся, видать, помирать без ихнего паспорта!» – решила она.

От новой власти она так и не получила паспорт.

В последнее время её стали мучить сомнения – а правильно ли она сделала, что в своё время не отдала немцам цистерну с керосином, может, отдай она им цистерну, всё поворотилось бы иначе, и они не только не мучилась с краснозадым этим паспотром, а имела бы паспорт гражданки Великой Кармании.

Теперь у неё не было паспорта, но был домик, в котором можно было в случае чего скрыться.

Следующий муж в насмешку называл её Ксенией Ладожской, или Петрбкржской, не помню точно!

– Люминий, мать! —с ненавистью кричал он жене, и она на мгновение снова становилась испуганной робкой газелью.

Мистические откровения Ксении Ладожской, гадавшей по вульве и глазной склере самки полосатого скунса, привели к началу боевых действий между перукариями и аркадонтами:

– Я ему говорила, давай возьмём шелковицу! Колеровка! А то хорошие разберут! Он пошёл, взял колеровку, мы её и посадили в углу, а она взошла, как будто не сажали, а всегда была! Колеровочка! Все колеровкам колеровочка! Шелковицы столько было, что он из неё самогон гнал! Сyка! В бутылку двадцатилитровую! Потом бросил молоток в меня и в бутыль попал! Представляешь его горе? Я тогда сказала: «Слава Богу!» Так приятно было, что молоток бросил в меня, а попал в свою бутыль! Чпок – и всё! Е… мой лысый череп!

И рассказывая это она крестилась долгим протяжным крестом.

Сколько здесь верующих людей! Матка бозка!

Нет, красив был древний неандертальский край, населённый прекрасным правофланговым Лихтенвальдовым народом. Вечером, когда плач шакалов мешался с псиными песнями, так хотелось быть поближе к огню, летевшему из закопчёной древней печи.

– Сметлив был курилка! Сметлив, да не умён! – сказал Ральф, издали наблюдая за маневрами Марты.

– Поймаю козу, она и обоссытся! Нет, обосрётся! Поймаю козу – отъе…! – кричала теперь Марта, мешая матерный новореп и отменные научные термины, – Отъе… тебя, зорька, блядина! Будет тебе по горам бегать!

Видимо чувствую немунучесть расплаты, Зорька в это мгновение припустила по крутому каменистому склону в лес, хромая сломанной ногой. Она не реагировала ни на угрозы Марты, ни на ласковые посулы морковки, а мерно костыляла к лесу. Все остальные козы повлеклись за Зорькой и даже от испуга блеять перестали. Пуще прежнего Зорьке не хотелось возвращаться к Марте, и оттого Марта бесилась.

– Куда пошли?.. вашу мать! Куда пошли? Б…! Ноги вам поотшибать! – ревела Марта, и её крик отдавался обвальным эхом в горах, – Б.. стоеросовые! Розочка! Ну ладно эти б…., но тебя куда понесло с ними? Что ты там искала? Приключений на свою жопу? Розочка! Зачем тебе эти …..? Розочка! Я тебя не узнаю! Видела бы тебя твоя мать!

– «Марушка! Ты разбила мне сердце!» – хотела сказать хромая коза, но не смогла, совесть не позволила!

Надо сказать, что, хотя мне очень этого хотелось, мать Розочки видеть триумф своей дочери не могла, потому что была ещё в прошлом году продана по хорошей цене на праздник какой-то байрам и съедена дружной компанией горцев. И сейчас, слушая воспитательные речи Марты, обращённые к зарвавшимся, впавшим в беспредел козам, можно было подумать, что Марта готовит их не на съедение горцам, а для поступления в московский университет.

Козы были и вправду все как на подбор длинноногие, глазастые, шустрые, как сама хозяйка, голенастые и своими длинными конечностями скорее походили на бродячих собак, чем на славных представительниц козьего сообщества.

Марта быстро шествовала по улице.

Она прошла мимо соседского дома, в котором все окна были занавешены. Там жили недавние переселенцы, кулаки и пройдохи.

И увидела своего любимого пса, который приканчивал яйца из гнездовья её кур.

Скорлупки жалобно лепились к ногам собаки.

Брови Марты поднялись вслед за седой причёской. До неё стало доходить, что происходит в её владениях.

– Ты? Я поставила тебя охранять моих кур! А ты жрёшь их яйца? Я то думаю, почему куры не несутся, всю голову пробила размышлениями, а тут вот оно что!

Марта уткнула руки в боки и пёс почуяв неладное, заскулил и прижался к ограде. Далее последовало неистовое движение, и если бы пёс вовремя не бросился вдоль покосившегося забора и не юркнул в дырку, булыжник точно раскроил бы ему череп.

– Где ещё насцал, бля? Будешь мне постель пересцыкать? Сyка, шмель! Только пусти в огород! Они тут как тут! Яйца жрать! Марту обманывать? Она ему и так и сяк и чашку в горошек поставила, и говно выношу, а они вот что! Задумали комбинацию! Рихард Зорге! Натворил! Убью, сyка! Шмель сраный! Я скажу! Домой не возвращайся! Фукусима …ная! Убью, шваль! Мразь поганая! Разорву! Добрались! Жрут и срут! Козы кофту сожрали, этот яйца жрёт! На моих глазах грешат! Убью, падлы! Шмель, касторка! Живого места на тебе не будет! На мою голову! Господи, за что? Шкуру сдеру заживо! Распну! Кастрат долбанный! Научился! Кто тебе позволил воровать куриные яйца, а? Кто? Я? Папа Римский? А? Может, Иисус? Нет, Иисус сказал тебе другое, свинья морская! Он сказал тебе беречь яйца! Холить их! А ты что, подонок, сделал? Что? Иди в монастырь, падла! Разобрались! Хруп-хруп! Скорлупки один разбросал по всей округе? И это всё, что я заслужила? Приспособились тут у Марты! Приживалки! Молодца! Тетрапентакль …ный! Умеют пожить на халяву! Никакого сочувствия! Одно говно во дворе! Ничего кроме говна от них нет! Гниды зелёные! Я вам дам кофту! Я вам дам яйца! Козы проклятые! Я сама вам оторву яйца! Оторву! Шмелина …ная! Пердеть вам – не перепердеться!