Василий Ефименко - Ветер богов Страница 14

— Ты хоть другим не мели ерунды, — с досадой сказал Эдано. — Дойдет до ушей кэмпейтай[13], тогда узнаешь. Это похуже Миуры будет.

— Слушаюсь, господин унтер-офицер. Вот вы понимаете, что такое жандармерия. Эти двое, что в машине лежали, — если бы вы их видели… А бедный Игнасио! Чем он виноват, что не хочет умирать с голоду? Покажите мне в любой стране, как живут крестьяне, и я скажу, счастлив там народ или нет. Но так я говорю только с вами. Робкий я человек. Смелые погибли или в тюрьмах блох кормят. А я… Вы мне спасли жизнь и вольны теперь ею распоряжаться. А я многое бы отдал, чтобы распорядиться вашей.

— Хватит об этом. Не хочу слушать! А тут, — показал Эдано в сторону ушедшей колонны, — трудности войны. Филиппинцы в конце концов тоже поймут нашу великую миссию. Им просто нужно объяснить. У нас это не всегда умеют. Поймут! — закончил он, успокаивая сам себя.

Но успокоение не приходило. В памяти опять всплыли два трупа филиппинских партизан, которые он видел час назад — в жандармском грузовике Живых их мучили жестоко. Но они молчали.

А смог бы он, Эдало, выдержать такие страдания? Да, если бы тайну у него вырывали враги. А если свои? Ведь отца тоже, наверное, пытали, — теперь он, Эдано, знает, что так и было… Японца пытали японцы. Ну, эти крестьяне, допустим, темные люди, хуки. Но его-то отец учитель.

Против кого он шел? Во имя чего?..

— А вот и Манила показалась, господин унтер-офицер! — прервал его мысли голос Савады.

Быстро промелькнула городская окраина — скопище хибарок из фанеры, жести, досок и разной рухляди. Нищета, обнаженная и кричащая, смотрела из подслеповатых окошек лачуг. Нищета была на лицах копошившихся в мусоре детей с рахитичными ножками и вздутыми животиками.

“Пикап” скользнул по дуге моста, переброшенного через канал, и они попали словно бы в другой мир — сытый и благоустроенный. Белые особняки прятались за изгородями из цветущих кустарников. В садах пестрели цветы.

Навстречу стали попадаться нарядные автомобили, экипажи-калесы. Изысканно одетые пассажиры свысока посматривали по сторонам.

— Вот для этих «Азия для азиатов» — вещь понятная, — не удержался Савада.

Промелькнул отель “Космополитэн”, и “пикал”, минуя гостиницу “Манила”, свернул к набережной. Путь грузовичку преградил полицейский патруль. С десяток легковых машин ожидали, когда разрешат проезд. Через несколько минут мимо стремительно пронесся черный лакированный лимузин и свернул к отелю “Манила”.

За зеркалыным стеклом мелькнуло холеное лицо старого японца.

– “Ниссан”, — завистливо посмотрел вслед лимузину механик. — Начальство какое-то!

Разница между роскошным лимузином и потрепанным “пикапом” свидетельствовала об огромной дистанции, разделявшей пассажиров.

В отеле “Манила”, на втором этаже, в апартаментах командующего четвертым воздушным флотом генерал-лейтенанта Томинаги Кёдзи все находились в тревожном ожидании. Генерал прохаживался по кабинету, который ему порядком осточертел. Когда-то он тешил себя тем, что этот отель прежде быт резиденцией самого Макартура — командующего американскими войсками на Филиппинах. (Газеты в США именовали его “Наполеоном лусонским”). Теперь это обстоятельство лишний раз напоминало о том, что прежний хозяин может вот-вот вернуться.

Пал японский гарнизон на острове Гуам янки захватили важную базу — остров Сайпан, атакуют Окинаву. Войска японской армии выбиты из Северной Бирмы. Самолеты “Б-29” бомбардируют Токио. Особенно беспокоило генерала то обстоятельство, что главная ставка объявила Филиппины ареной решающей битвы за Восточную Азию, когда войска врага уже на острове Лейте — в самом центре архипелага. Генерал пребывал в убеждении, что летчики четвертого воздушного флота сделали всё, что могли, для победы, но моряки и пехота действовали против вражеских десантов бездарно. Кёдзи с досадой признался, что не знает, что может теперь изменить ход событий. Очень неприятная ситуация. Подойдя к шкафу, генерал достал бутылку минеральной воды “Томин” — война войной, а про больной желудок забывать не следует — и вызвал адъютанта. Дверь тотчас же бесшумно отворилась, и в кабинет вошел майор Кобаяси.

— Проверьте, вышла ли машина с уполномоченным из порта?

— Наполнено, ваше превосходительство! — почтительно доложил адъютант и, взглянув на часы, добавил: — Через пять минут господин уполномоченный прибудет к штабу!

— Что же ты молчишь?

Едва командующий и его адъютант вышли из дверей отеля, как у подъезда, мягко зашуршав шинами, остановился черный “ниссан”. В лице пассажира, медленно вылезавшего из машины, угадывалось родственное сходство с генералом.

Кёдзи, поклонившись старику и втягивая в знак почтения воздух, произнес:

— Со счастливым прибытием в Манилу, дорогой дядя. Я счастлив видеть вас бодрым и здоровым.

— Здравствуй, племянник! Куда ты меня поведешь?

— К себе, конечно. Прошу сюда, второй этаж! — и командующий поспешил сам открыть дверь.

Старик шел бодро, и, глядя на его крепкую спину, генерал удивлялся: откуда в таком возрасте берутся силы? Трудно было угадать причину приезда дяди в столь опасное время. Ведь старик не любил тревог и острых ощущений. То, что дядя прибыл в качестве уполномоченного управления сводного планирования при кабинете министров, ни о чём ещё не говорило. Одно Кёдзи усвоил — дядя всегда появляется там, где есть возможность приумножить своё состояние. Недаром разоренные конкуренты называли старика “тако” — осьминог. О нём говорили, что он сказочно богат, хотя точных размеров его доходов никто не знал.

Когда дядя и племянник вошли в кабинет, гость жестом отпустил секретаря и адъютанта, не оборачиваясь даже, чтобы проверить, понят ли его приказ. Он уселся в кресло родственника, который продолжал подобострастно стоять перед ним.

— Садись, племянник! — сказал гость. — И не предлагай мне сейчас ни еды, ни постели. Я прибыл не за этим.

— Конечно, конечно, дорогой дядя. Я понимаю, что только исключительно важная причина заставила вас предпринять столь длительное путешествие. Я беспокоился за вас…

— Да, за последние пятнадцать лет я не покидал Найчи.

— Я знаю, добротой дядя! И особенно высоко чту милость и внимание, оказанные вами моей скромной и недостойной особе.

— Вот именно из-за твоей особы я и прибыл сюда! — проворчал старик.

Генерал опешил. Дядя прежде не баловал его вниманием и держался с ним довольно холодно. Правда, не раз он поддерживал Кёдзи… Например, в начале войны, когда генерала назначили заместителем военного министра. Если Кёдзи тогда проявил бы меньше активности, он мог бы, пожалуй, держаться и сейчас на этом важном посту. До сих пор. Но война началась так успешно, что и генералу захотелось получить свою долю славы… Кроме того, во вновь завоеванных странах предприимчивые люди ловко устраивали свои дела. Были же на Филиппинах у того же Макартура поместья, заводы, плантации. Всё это потом переходило к новым хозяевам, и Кёдзи хотя и с опозданием, но всё-таки кое-что всё же успел прибрать к рукам.