Империя знаков - Ролан Барт Страница 19

Оммажем Пьеру Лоти, книгой-путешествием его памяти ИЗ так и не стала. Но вслед за ней, в 1970‒1971 годах, Барт пишет предисловие к итальянскому переводу дебютного романа Лоти, Азиадэ [82]. Этот не менее нарезочный краткий текст разворачивает карту ориентального фантазма, разделяемого с лейтенантом Лоти, – от Марокко, где Барт находится в тот момент, до Токио, куда он хочет, но не может отправиться. Как Лоуренс Аравийский для Андре Мальро, Лоти для Барта – романный персонаж, который позволяет ему размышлять о себе: о путешествиях и Востоке (для) самого Барта, не Лоти. В главке А где же, собственно, Восток? Барт задается вопросом: «Сегодня, сотню лет спустя, каким сегодня мог бы быть восточный фантазм лейтенанта Лоти? Какие-нибудь арабские страны, Египет или Марокко; наш лейтенант сегодня скорее был бы молодым профессором, занявшим антиизраильскую позицию, как когда-то Лоти встал на защиту милой сердцу Турции в войне против России… Турция или Магриб – неважно, Восток всегда ставка в игре, маркированный полюс в выборе: Запад или нечто другое» [83]. Книга (восточный любовный роман Лоти) возможна только до тех пор, пока «нечто» не конкретизируется, не оборачивается означаемым. По мере приближения реального Япония (Стамбул, Марокко и т. д.) становится означаемым, а не знаком; фантазм Востока улетучивается, сменяясь разочарованием. Эти этапы деградации фантазма представлены у того же Лоти: туризм, пребывание (резиденция), экспатриация (натурализация). Для Барта это существенно: после первой поездки он постоянно помышляет о новом отъезде в Японию – туда, где место его желания и письма. Кроме того, через это предисловие Барт получает очередную возможность как будто бы повторить опыт ИЗ и исполнить некогда задуманное совместно с Франсуа Валем: письмо о путешествии на край безумия как письмо-путешествие. Но на этот раз субъект пребывания (резидент) живет уже не в конкретной восточной столице, но в некоем «нейтральном» городе, составленном из разных возможных «восточных» городов, это некий другой город, куда или где он может «сбежать, спрятаться, ускользнуть, захлебнуться, впасть в забвение, исчезнуть, устраниться, умереть для всего, что не является его желанием» [84]. Ему случается «выйти вовне», «расположиться снаружи» от Запада, о чем писал Валь. В этом курсиве слышится фраза Клоделя о великом жителе «комнаты знаков», Стефане Малларме: тот научил его «смотреть извне, но не как на спектакль <…>, а как на текст» [85]. «Кабинет знаков» Малларме – Клоделя нередко называют непосредственным источником названия ИЗ.

В специальном выпуске Tel Quel о Барте, во многом центрированном вокруг только что вышедшей ИЗ, Барт – скорее герой и бенефициар, нежели автор, хотя его анкета (ответы на вопросы) помещены отдельной рубрикой, а программный текст Писатели, интеллектуалы, профессура (Écrivains, Intellectuels, Professeurs) открывает номер. Вся компания авторов-активистов – Филипп Соллерс, Юлия Кристева, Марселен Плейне, Франсуа Валь, Северо Сардуй – пишет о некоем «Ролане Барте» или же посвящает ему свои тексты. Кроме Валя, по сути «повторившего» вслед за Бартом ход ИЗ, описав близким образом свой опыт Индии, выпуск примечателен появлением писателя «Р. Б.»: Филипп Соллерс пишет текст R. B., превращая автора в персонажа и тем самым как бы предвещая будущую книгу Ролан Барт о Ролане Барте, которая выйдет в 1975 году. Меньше всего R. B. Cоллерса похож на «университария или скандально известного писателя, неизменно готовых поддержать разговор об их местечковых „делах“ образовательных институций или успехах в нарциссизме» [86]. «Не говорил ли я уже неоднократно, – риторически вопрошает Соллерс, – что Р. Б. – один из величайших писателей нашего времени, а ИЗ, Сад, Фурье, Лойола – настоящие шедевры?»; «он изобрел письмо-ветвление, хрупкий монтаж, прозаический блок в текучем состоянии, классификацию по принципу музыкальности, мерцающую утопию одной детали, <…> синтаксическое сатори, языковой прорыв к истине языка» [87].

Среди прочего, Барт получил письма от Клода Леви-Стросса и Луи Альтюссера. Первый очень тепло принял ИЗ: книга помогла ему в теле другого побывать в стране, с которой были связаны его детские читательские впечатления, – побывать, не повредив фантазма, сохранив его [88]. Второго поразило предисловие к Азиадэ: Альтюссер счел эту статью «блистательной» [89]. Лакан в своей Лекции о литературе назовет ИЗ «работой поистине сенсационной» [90].

2. Japonisme, japonologie, fantasme

В Японии на сегодняшний день (со-)существуют два перевода ИЗ: в 1974 году книгу перевел известный японский поэт (!) Со Сакон [91] (宗左近, 1919–2006), а в 2004 году, в рамках подготовки полного собрания сочинений Барта на японском, вышел второй перевод ИЗ, который осуществила Исикава Ёсико [92]. В том же 2004 году вышел первый перевод ИЗ на русский язык в издательстве Праксис. Он был благосклонно принят читателями и быстро стал библиографической редкостью, при этом сведущие в японской культуре читатели были оправданно критичны по отношению к нему.

Любой переводчик ИЗ сталкивается с объективной сложностью бартезианского замысла и исполнения: вопреки описанию Пэнге этот текст не сводится к наивным впечатлениям туриста, за ним стоит долгая библиотечная работа. Вместе с тем, несмотря на отсылки к японским реалиям и дзэнским понятиям, текст ИЗ совсем не похож на экскурс даже начинающего японоведа. В этом заключается отличие от упомянутых «японских» книг Пэнге и Леруа-Гурана: эти двое, хоть и в разной степени, все-таки были профессиональными исследователями Японии.

При переводе приходится делать выбор (выбор этот стоял и перед японскими переводчиками, и перед французскими издателями): сохранить ли эффект «записной книжки» Барта со всеми ее неточностями, приблизительностями, ослышками или же «нормализовать» текст, исправив по возможности «ошибки» с учетом современного уровня знаний о Японии, канонических переводов классических хайку и поняв, что в том или ином случае «на самом деле» имел в виду Барт.

Несмотря на то что сотрудники и друзья издательства Skira (среди которых был Рене Сиффер, переводчик Басё и специалист по японской поэзии) активно помогали Барту в подготовке издания, они воспроизвели авторскую версию текста, включая изящную бартезианскую верстку. В ИЗ нет ссылок на цитируемые тексты; японские сочинители хайку, к которым обращается Барт, не всегда названы по имени; пять хайку приводятся Бартом в собственном переводе с английской версии, в свою очередь не всегда верной японскому источнику. Авторизованной «неточностью» отмечен не только собственно японский пласт текста, но в данном случае именно это чувствительно: японистическая «некомпетентность» этой книги о Японии поразительным образом компенсируется ее точностью в каком-то ином смысле слова. Автор первого перевода, поэт Со Сакон, переводил с французского на японский хайку именно в том виде, как они были воспроизведены