Алексей Козлов - Джунгли Блефуску. Том 3. Исход Страница 29

– Вы, Яков Самуйлыч, пока не готовы морально, но учитывая ваш энтузиазм и рвение, а также ваш степенный нрав и преклонный возраст, направляетесь на уборку нашего общего полкового сортира! Джунгли должны быть чистыми! Не правда ли, товарищи?

Его замечание было встречено одобрительным смехом.

– Но как? – крикнул Бак.

– Что как?

– Как побыстрее сжечь Пиплии, отбросить от себя кочевников, сжечь капитал Маркса и спалить небоскрёбы Бродвея? Ведь этому же могут помешать? Тут столько сволочи кругом!

– При помощи Провидения! Оно сделает это, как бы злые не вихлялись! Каковы бы ни были видимые обретения и победа кочевников, они будут повержены. И это случится очень скоро! Провидение долго запрягает, но быстро везёт! Будут у нас ещё амеиканские горки! Так, товарищи?

– Так! Так!

– Ты – гений! Харль! – крикнул Бак, – но скажи, что, после жизнь будет без денег?

– Нет, деньги, разумеется, будут, но механизм выравнивания будет таким, чтобы и предприниматель не утратил интереса к делу, и исполнители довольны, и уборщица чувствовала себя человеком. Миллиардеров, короче, не будет!

– Ну-ну!

Глава

Ковчег и его содержимое.

В небе как в егда парил рекоамный гандон с очередным откровением:

«Промошен Шарпеев!

Купи и Отлей!»

И была нарисована большая пегая собака в цилиндре с поджатым хвостом.

Надувная штуковина иногда пролетала прямо над нами, едва не касаясь верхушек деревьев. Мне так и хотелось запустить в неё чем-нибудь острым, я был уверен, что почти наверняка собью бациллу! Один меткий выстрел – и ты в раю!

Но в этом никакго смысла не было, хозяева бациллы ничего не сулили за её сбитие, и я не спешил с этим!

Итак, вам уже ясно! Посреди этого первозданного рая, у самой поляны, где часто веселились и отдыхали приезжие, стояла ветхая избушка, если выхваченное нашим взором строение может быть названо этим гордым словом. Я готов это тысячу раз повторить! Ну, стояла и стояла, мне-то что? Сколочена она была из найденных абы где досок, найденных судя по их виду на жестоком пожаре, старых тарных ящиков и кое-как обработанных веток из леса. Наблюдатель фиксировал одно кривоватое окно размером с футбольный мяч со стеклом и другое – такого же размера – без стекла, зато с настоящей занавеской из тюля.

Настоящее Армериканское буги, буги, заплетающее ноги неслось из избушки. Буги, окрыляющее душу и возбуждающее жажду! А эти ребята неплохо жили, у них был даже свой бумбокс и свои батарейки!

И порой сидя на пне и слушая глухие мелодии, вырывавшиеся из бумбокса, они препирались между собой о сравнительных достоинствах и недостатках разных музыкальных групп. Когда не было Ральфа, все поносили Элвиса, но зато когда Ральф появлялся, Элвис снова возносился на Олимп. Фрич любил Леннона, но Бак никакого Леннона не признавал, предпочитая ему до безумия мутного Урия Гипа.

А я со своей преданностью к немецкому маршу, был у них парией из парий! Немцам и их талантам все всегда завидовали, и всегда стрались сделать им подножку, когда те начинали подниматься с колен. И поэтому не любили ни их самих, ни их мистические марши.

– Это Боб Марли?

– Нет, Пит Жопсон!

– Заводной!

– Не то слово!

– А где вы батарейки берёте!

– На свалке нашли вместе с этой штукой! Всё совершенно исправное! Часа на два ещё батареек хватит!

– А потом?

– А потом будем наслаждаться тишиной и пением птиц!

Вход в изБусчку обозначали два чёрные валуна, приваленные слева и справа от брусов, а сама дверь, хриплая и трескучая, как столетний ворон, держалась только благодаря красногвардейской присяге и честному слову в изрядно проржавевших от дождей петлях.

Солнце, прятавшееся в густых ветвях достигало изБусчки строго к закату, когда ровный, словно отработанный на станке, солнечный луч пронзал стекло и прочерчивал прямую линию по противоположной стене. Оно золотило и не то соломенную, не то непонятно из чего сделанную крышу. Несомненным достоинством изБусчки было то, что она нимало не портила лица окружающей природы, а наоборот, подобно случайной пьяной женщине в сточной канаве, украшала поляну. Хижина явно была рождена руками мастера, то ли не всегда трезвого, то ли укоренившегося романтика, или художника-мечтателя. Не будем предаваться бесплодным рассуждениям, была ли эта изБусчка крепкой, или представляла постоянную угрозу для обитателей, эти рассуждения не имеют никакого смысла, ибо здесь она стояла уже два с чем-то года, и при нашем приближении к ней имела вид точно такой же, как при рождении.

Здесь жили трое друзей, коих свели вместе перипетии и сплетения судеб или проще говоря, их собрало вместе Божественное Провидение. К ним я и попал в конце лета …. Года.

Одного из них я уже видел при входе на пляж, где он собирал бутылки, и он одарил меня тяжёлым взглядом из-под густых бровей. Он там собирал бутылки и всякий хлам! Это был высокий неимоверно худой, почти целиком седой человек с большим правильным носом, с явно никогда не знавшими физического труда руками. Его звали Ральф. Именно так его называли приятели, когда он был в ненавидимом им и абсолютно несвойственном ему состоянии абсолютной трезвости. Он презирал трезвых людей всеми фибрами души. Остальные, кого он почитал собственно людьми, должны были находиться либо в состоянии лёгкого философского опьянения, либо в изрядном подпитии, либо в умате (нирване).

Философическое опьянение, Сильный Чардаш, или как он это называл – «Отпадный Угар». Ниходится в трезвом состоянии Ральф мог в силу абсолютной невозможности добыть спиртное, (например в окружённом городе Ленинграде, куда он, впрочем, и не особенно стремился), либо в результате огромного природного катаклизма – наводнения, извержения вулкана, шторма силой в тридцать баллов, нападения огромного стада свиней.

Мы уже знаем, что до бедной хижины Ральфа довела любовь к женщине. Легкомыслие и желание нравится у женщин находится на недосягаемой высоте и дай им выбирать, что им важнее – сохранить здоровье или носить тюремные колодки, в которых они будут нравится, ещё неизвестно, что они выберут!

«После того, как я вижу порнографию, я становлюсь более снисходительным к женщинам и смотрю на них с нескрываемой симпатией! Они любят такое добродушие и понимают единственную его причину».

Кто это сказал? Какой-то великий человек!

Да, я отвлёкся из-за вас! Ральф приехал на отдых вместе с женой. И тут произошло такое, что трудно себе представить! Бывший главный инженер одной из главных мануфактур города Серомышина увидел на пляже местную красотку и влюбился в неё не то что по самые уши, нет – по самые помидоры!

Шансы его были не очень велики, они были равны приблизительно нулю или даже меньше, однако Ральфуй презрел как моломальские резоны здравого смысла так и дикие крики жены, пытавшейся наставить его на путь истинный, и стал оказывать девице знаки внимания. Хотя его невинные намёки не могли привести ни к каким результатам, (ибо пред ним было очень молодое и поэтому очень амбициозное в сексуальном смысле существо) он настойчиво продолжал попытки. Удои были невелики. Помимо всего остального он сразу же наделал ошибок, какие совершают малоопытные ухажёры, и своим напором скорее отвращал чернокудрую дуру от себя, чем привлекал её маленькое пустое сердце.

Выходки Ральфуя скоро надоели его жене, попытавшейся пресечь, как она говорила, «это безобразие» и призвать зарвавшегося мужа в лоно семьи. В своих уговорах она прибегла как к мирным призывам, так и к угрозам уйти из семьи. Ссора оказалась неминуемой. Она разорвала крепкое семейное счастье инженера, продолжавшееся без малого пятнадцать лет и придала событиям космическую остроту.

Не получая отзывов от совершенно ослепшего от любви Ральфуя, жена в конце концов уехала, заявив, что будучи хозяйкой их совместной квартиры, (которую она предусмотрительно переписала на себя) она не позволит жить там изменнику и проходимцу. Это было только началом несчастий юного повесы. Деньги, рачительно отложенные Ральфом в заднем кармане брюк для текущих расходов, были украдены мальчишками. На второй день томительных блужданий, Ральфа, потрясённый любовью и неприязненностью судьбы, переселился на пляж, решив, что дикая жизнь в лесу более подобает одинокому романтику, охотящемуся на сердце избранницы, чем комфорт и пенки цивилизации. Он не понимал, что не только родители давно уже вразумили избранницу, но и она сама, как оказалось, не имела на него, Фрича, никаких серьёзных намерений, а только водила за нос и насмехалась. Он искал её, ему препятствовали, и на вторую неделю ухаживания окончательно прекратились, когда двое дюжих братьев девицы напали на Ральфа и отмудохали его до потери сознания.

Как он после очутился на родном пляже, он не помнил. Последнее средство связи с миром – сотовый телефон, на который возлагались некоторые надеждына вовращение в дом разбился во время драки. Тогда же погибли его единственные приличные штучные брюки. После его горе было столь безграничным, этого исчезновение чемодана и всех других вещей он вовсе не заметил.