Василий Лягоскин - Грозные волны моря Сулавеси. Третья книга о Серой Мышке Страница 5

– Ну сколько там моряков-подводников? – подумала она, мощно выгребая руками и не забывая с каждым гребком оглядываться назад, на уже неузнаваемо изменившийся остров, – сотня, не больше. На один зуб Мышке…

Остров тем временем превращался в каменный гриб – совсем так же, как тонны грунта, оторванные от земли ядерным взрывом; только в сотни и тысячи раз медленней. Наталья наконец словно наткнулась на невидимую преграду – именно здесь, как определило ее чутье, проходил фарватер подлодки. А скоро она и сама появилась, теряя – как и надеялась Крупина – ход. Теперь кроме своего мастерства пловчихи – Наталья надеялась, что ее рекордного результата никто не оценил – надо было напрягать и сценический талант. Перед бравыми японскими моряками она желала предстать жалкой и беззащитной. Но – женщиной вполне себе ничего, которую можно подсушить и обогреть, а потом пожелать уединиться в укромном местечке – там, где русско-японской парочке никто не будет мешать.

Первый пункт – насчет слабой и беззащитной девушки – начал исполнятся сразу же. Наталья повисла на толстом канате, что скинули ей с палубы подводной лодки, словно кукла с безвольно повисшей головой. Но кукла, вцепившаяся в канат так, что моряки, выдернувшие ее из воды, словно огромную рыбину, едва разжали ей руки. Хотя у Мышки и промелькнула шальная мысль – взлететь по канату подобно той самой мысли и ошеломить японцев уже с первым шагом на судне. От этого – ошеломить противника – она не оказалась, но потом; все потом. А пока ладони, едва отпустив жесткий, но все же чуть сминаемый канат, вцепились в толстый стальной поручень или леер, как его называли моряки – если верить книжкам.

Уже здесь, на борту, Наталья первой уловила момент, когда многотонная громадина, изображавшая из себя гриб неправильной формы, не выдержала той чудовищной массы, что кренила ее в одну сторону. С последним возмущенным стоном столб, который уже поднялся над волнами метров на тридцать, переломился у самого основания и полетел вниз, в теплую воду моря Сулавеси. Выглядело это не очень грозно и опасно; а вот волна, помчавшаяся от места падения во все стороны, бед натворить успела. Подводную лодку, которую командир судна (подчиненные называли его капитаном Мацумото), с вполне понятной нежностью и почтением именовал «Касудо», лишь подбросило на несколько мгновений выше застывшего рядом корабля с вертолетами, выстроившимися на борту. Вертолетоносец тут же повторил маневр, показав часть не такого чистого, как надводная половина, борта, обычно скрытого под водой. Назад этот красавец-корабль ухнул не так удачно. Что-то или кто-то допустил ошибку, закрепляя винтокрылые машины на палубе. Железный стон, или треск, был не сравним с каменным, но заставил японских моряков кругом вскричать много громче и горестней. Два вертолета поочередно, с громким плеском, перевалили через борт, и исчезли в пучине – как раз между двумя волнами, которые катаклизм продолжал гнать к эскадре, и дальше. Волны эти были все мельче, а амплитуда, с которой подпрыгивал на ходу подводный боевой корабль, все больше – пока наконец море в том месте, где совсем недавно радовал глаз своей сочной зеленью остров Зеленой лагуны, не успокоилось.

Теперь очередь дошла и до Натальи, точнее до второй части ее плана. Ее обсохшая на жарком солнце фигура уже не была жалкой. Не отпуская правой ладонью леера, Крупина поправила короткие пряди на голове левой, а потом провела ею же по телу -словно стряхивая с себя весь тот негатив, что не мог не прилипнуть к беззащитной жертве катаклизма.

Командир, шагнувший уже к ней, запнулся на мгновение и шумно сглотнул – будто подавился слюной, от этой соблазнительной картинки. А потом ощерился лицом, словно наткнулся на красивую, но очень опасную гадину и спросил – к удивлению Натальи – на корявом русском языке:

– Русская?

Наталья, прежде чем ответить, ругнулась на себя – это она сама невольно выдала себя, обрадовавшись громче, чем следовало, картинке падавших в море вертолетов. Но эта ошибка была поправимой; по крайней мере так думала сама Крупина. Она выпалила – поначалу грустно, а потом со все возрастающим гневом в голосе:

– Теперь уже нет. Не русская. Гражданка Израиля Ирина Рувимчик.

Ответного представления она не дождалась, и дала свободу уже совсем неприкрытой ярости:

– И кто мне ответит за то безобразие, капитан? Или ваше государство наплевало на право частной собственности. А жители… Где мои люди?

Все это она выпалила на английском языке, с первых слов убедившись, что капитан прекрасно понимает ее. Но ответить опять не соизволил.

– А скорее, – с изрядной долей недовольства подумала она, – он и сам не знает ответа на эти вопросы. Или…

Капитан не дал додумать. Он резким окриком заставил застыть перед ним моряка – кряжистого, с длинными узловатыми руками, которые словно сами готовы уже были схватить пленницу. Командир лодки это стремление подтвердил:

– Сатэ, тащи ее вниз, в мою каюту.

Эту команду он произнес на родном языке и Наталья искренне поблагодарила полковника Сазонова и других, безвестных для нее составителей учебной программы подмосковной базы, в перечне занятий которых числился и японский язык. Конечно обмануть коренного японца, выдать себя за жительницу островов страны Восходящего солнца ей вряд ли удалось бы. Но сейчас возможность понимать врага – а именно так теперь воспринимала моряков Наталья – многого стоила. Тем более, что японцы об этом не подозревали. И сейчас капитан грубо, теперь уже на английском, велел ей, совершенно не заботясь о том, что первую часть фразы, обращенной к своему ординарцу, она скорее всего не поняла.

– А ты иди там тихо, как мышка – пока я не приду.

– Есть, мой капитан! – козырнула она, естественно мысленно, – Серая Мышка будет ждать тебя. С нетерпением!

Однако в каюте – чуть более просторной, чем остальные в тесном корпусе лодки, ей пришлось ждать не меньше часа. Подводная лодка стала шуметь чуть иначе, и Мышка поняла, что судно поменяло и курс и скорость. Теперь она мчалась по-прежнему в надводном положении, но уже по прямой, выжимая все, что могли выдать дизели.

– Куда-то спешим, – поняла Крупина, успевшая обследовать и саму каюту и небольшой сейф, который прятался под столиком.

Еще здесь была кровать – настоящая, а не подвесная, как можно было ожидать – опять-таки судя по книжкам. Наталья даже невольно пожалела капитана. Она сама привыкла за последние годы к роскошным ложам, на которых лежать можно было одинаково удобно и просторно что вдоль, что поперек. А эта если и могла вместить двоих, то…

– Что-то ты слишком игривая сегодня, – оборвала себя Крупина, – никто тут сегодня вдвоем лежать не собирается. Если сам капитан и полежит, то не думаю, что это доставит ему много удовольствия.

Она перешла к содержимому сейфа, который открыла какой-то имитацией древнего японского ножа – вычурного и совершенно непригодного для резания глоток и втыкания меж ребер врага. А вот сейф этим ножиком Наталья открыла за полминуты; и даже почти не поцарапала лезвие. Ни документы, ни пистолет в кожаной кобуре, ни деньги – большей частью в иенах и совсем небольшая пачка долларов – ясности в этот необычный рейд подводной лодки не внес. А вот ящичек рядом с кроватью порадовал. В нем Наталья обнаружила несколько смен белья и форменного обмундирования, одна из которых – рабочая, а потому почти не отличавшаяся от той, в которой щеголял весь экипаж, тут же примерила. В плечах роба подводника была широковатой, а в остальном…

Мацумото едва не вскричал: «Что ты здесь делаешь, мерзавец?», – приняв ее за подчиненного. В следующее мгновение он узнал ее и раздвинул губы в хищной улыбке, не сообразив поначалу, что надо проявить командирский гнев – по поводу того, что гостья, которую он конечно же принимал в каком-то ином качестве, успела пошарить в его шкафу и… Тут его взгляд остановился на краешке дверцы сейфа, торчащей из-под столика, и командир подлодки переполнился гневом. Ему бы сейчас задать себе вопрос: «А что это за умелица такая, на раз открывающая не самый простой замок стального ящика?». А он лишь успел подумать – это явно читалось на обычно невозмутимом лице:

– В общем-то мне совершенно безразлично – будет на твоей еврейской физиономии один фингал или два…

Он даже успел поднять руку для пощечины, которую явно испуганная женщина готова была принять с закрытыми глазами. Но до удара дело не дошло – пока. Потому что раньше раздался робкий стук в дверь, к которой капитан и повернулся с недовольным лицом.

– Радиограмма, господин капитан, – перед открывшейся совсем не широко дверью стоял судовой радист, не смевший даже косить глаза в дверной проем, – от флагмана…