Валентин Николаев - Собрание сочинений в двух томах. Том II Страница 21

21. Видимо «молекулярный» состав России намного сложнее нежели думали о нём большевики, фашисты, кагэбисты и некоторые нынешние лидеры, разрушить и погубить Россию не так-то просто. Видимо, есть в ней некий секретец, который и кувалдой марксизма не расшибёшь, и глуповатым американским кинематографом не соблазнишь, не выведаешь…

Мы живём в самом сверкании окаянного времени. Центр жизни сегодня не в ООН и не в русской Государственной Думе, а в православных монастырях.

Судьба Земли не менее интересна чем судьба даже гениального человека: Земля скудеет, болеет, воинствует, расцветает, жиреет… Только время этих перемен растянуто на большие годы, чем наша жизнь, и нам не всё понятно в этой земной жизни. Меняясь, Земля меняет свою силу, которой питает людей, и жизнь людей тоже меняется с большими перепадами. А мы все сваливаем на политиков, царей и президентов, на реформы и революции…

22. Осиновый лист упал в озеро, поплавал среди берёзовых и утонул. Потом озеро замёрзло и часть берёзовых листьев впаялась в лёд – будто золотые монеты. Я нашёл это озеро в лесу, лег на лёд и стал глядеть в глубину озера. Увидел и осиновый лист на дне, и подводные травы, и как неспешно разгуливают среди трав водяные жучки, рыбья мелочь… Даже окунь стоял, прислонясь к коряге. С детства не глядел я так в лесное озеро. Полвека прошло. И вот ничего не изменилось в подводном царстве. Кажется, ничего. Но как много изменилось в моей жизни, да и сам я… «А вдруг кто-то смотрит вот так же на нашу земную жизнь, – думается мне. – Смотрит сквозь небесный лёд прямо мне в затылок, как я окуню. И ему тоже кажется, что на Земле так же ничего не изменилось за эту полсотню лет, да хоть за пятьсот…»

Перевернувшись на спину, я долго гляжу в чистое предзимнее небо.

23. Время жизни течёт сквозь пальцы будто песок из обеих рук. И человек глядит на этот песок как ребёнок. Сначала интересно, приятно, весело, а потом хвать – и осталось в горстях совсем ничего.

24. При моей жизни опустели деревни, изменились поля, леса, реки… Большинство людей, с которыми я начинал жить, умерло. И никто не сказал, какова будет жизнь дальше. Я думаю, что никто и не знал, не знает. Разве только земля что-то предчувствует. Но как её вопросить? И кто её может услышать?

25. К концу века и тысячелетия наша жизнь так торопится, будто «задумала» что. Не все люди успевают измениться, а те, кто меняется на глазах, не успевают забрать из прошлого самое ценное и важное. Идут приобретения, но идут и потери. Всюду: в людях, в природе, в экономике… Необходим какой-то общий умный регулятор. Особенно у нас, в России. Ведь мы так много уже растеряли и растоптали в своих горячих революционных шествиях.

26. Нынешние «молодые штурманы бури» начали с самообогащения. Может, они и правы, но учиться всё-таки надо. Культуру стране добывать труднее чем деньги. И надёжнее: настоящее искусство инфляции не поддается.

27. В России время медлительное. Вся наша общественная жизнь поворачивается настолько неспешно, что терпение народа кончается, и как искры вспыхивают революции. Они нас радуют будто костёр – детей. В революции сгорают все наши страсти, мечты, идеи, и опять мы покорно тянем на пепелище свою извечную лямку. Тянем с прежней безропотностью. Докуда?

28. Самое удивительное то, что никто и не предвидел такого крушения Советского Союза, в которое мы разом вверглись. Вовремя побоялись сломать систему – теперь сломали страну и народ. Если снова выживем, то это будет ещё одно русское чудо, которое поразит и насторожит весь мир. Нас будут уважать за бесстрашие экспериментов над собой во имя благополучия всей земной жизни. Теперь уж у нас выбора нет.

29. Ночь, мороз, снежное поле… Идёшъ от деревни до деревни. Никто не встретит тебя, но никто и в дом не пустит. Обессилел ты, обморозился, заболел – «это твои проблемы» – сегодня ответит тебе так любая деревенская старуха из-за дверей. В последние годы она прошла современный телевизионный ликбез, въяве испытала грабёж и по-своему перестроилась, перешла на цивилизованные отношения.

И это в центре России, на земле древних оживлённых трактов, где каждого ночного гостя грех было не пустить на ночлег, не обогреть и накормить, не дать добрый совет.

«Любите друг друга», – завещано нам почти две тысячи лет назад.

«Любим…» Взаимно.

30. В стране развалины «коммунизма».

В стране больные коммунисты.

В стране очумевшая молодёжь.

В стране ещё не столько что-то создается, сколько всё разваливается, рушится. В стране нет никаких планов, ориентиров, направлений. Стране нужен товар, продукция, но все люди делают только деньги. Все ищут справедливость, и все обманывают; все критикуют, но никто не принимает критики; все призывают к гуманности и все жестоки. Все хотят выжить, но за счёт кого-то или чего-то… Все всё понимают, но поступают вопреки разума.

Что же происходит?

31. Большевики-коммунисты нарушили целостность мира. Не думаю, чтобы они об этом не догадывались, но не придавали серьёзного значения последствиям. Они заставили нас жить в трёх временах: прошлом (проклятом), настоящем (лучшем) и будущем (сияющем). Они незаметно убрали (украли у нас) главное время жизни – Вечность. Но Вечность скрыть невозможно. Она сама их и съела, источила как ржавчина.

32. У большинства русских людей христианство всегда как бы в запасе, отложено на «потом», на более поздние времена. Всякий считает себя верующим, но – погодя, а пока некогда. Никто и не гонит, но жизнь убывает быстрее нежели мы рассчитываем. Многие оправдывают своё нерадение былой атеистической пропагандой свирепых совпарторганов. Но если говорить честно, у них была слабая на этот счёт и наука и пропаганда. И кадры в этой области работали туповатые. Но за спиной у них стояли «искусствоведы в штатском», и у каждого за пазухой – топор. Сколько они убили невинных братьев – это известно, разве, только на небесах. Сами они не считали. Тут сокрыта от нашего взора целая страница русской истории, и если не знать её, то не понять судьбы православной России и её отуманенных христиан.

33. Разбрелись дороги по России. И в любую сторону – как в неведомую страну. Куда ни двинешься – всюду тебя ждут неожиданности и открытия. Вернуться домой из России нам порой труднее нежели европейцу из-за границы.

34. Средина России, зимнее морозное утро.

На опушке бросового леса сидит, раздувшись от холода, ворона. Лес дрянной – берёзки, осинник – забрёл уже далеко в поле, подбирается к пустой покинутой деревушке. Для меня это уже история: когда-то росли тут старые берёзы, на них сидели тетерева, а в деревне в двухэтажном купеческом особняке была контора сельсовета. Потом берёзы срубили, землю распахали, засыпали химикатами, и тетерева сгинули как то купеческое семейство из дома. Потом изгнали из этого дома и сельсовет, а сам дом разломали, растащили как двойного классового врага. Поле вновь стало зарастать лесом…

И вот сидит ворона на молодой уже, новой берёзе (на прежнем тетеревином месте) глядит на полуразрушенный особняк и будто что вспоминает своей серой «комбедовской» головой.

Над пустыми белыми полями восходит солнце. Можно бы поорать, похвалится победно на всю округу. Но ворона не решается. Она видит меня одинокого в поле, и я её вижу. И никого больше нет.

Мороз, зима, средина России. И мы оба в нерешительности: куда улететь, куща идти – оба не знаем.

35. Россия выше и величавее Царя, Ленина, Президента… Больше их, значительнее – такое чувство должно зародиться нынче в душе у каждого, кто остался в России. Её почти полностью вычистили нынче (ограбили) свои и чужие, довели до крайнего унижения. Но какой-то ген прежнего величия ещё остался – не вывезли за границу, не уничтожили окончательно в лагерях, на войнах, в морах, в полях… На нас нынешних лежит великая миссия: переварить, простить и где можно, примирить царское и большевицкое, зарубежное и лагерное, духовное и материальное – всё русское, российское, всё наше, своё. Таких завалов, заторов история ещё не скапливала ни для одного поколения России. Ну уж достанется! И конечно, не «новым русским», а «новым-новым», которые научатся не только считать, а нормально говорить и писать по-русски.

Вся нынешняя чехарда вокруг Думы, Правительства, Президента – это примерка сил, детская игра со смертельным исходом для одних и торжеством вечно гонимой правды. Сейчас привлекает всех экономическое, поле борьбы, но важнее – поле духовное. Народ, а точнее остатки народа, должны воспрянуть и сами сохранить свою землю, не оглядываясь больше на Кремль. Настало время ощутить своё величие не царю, не генсеку партии и не президенту, а самому народу, каждой отдельной личности. Иначе всё пропало.

36. Сказать «моя Россия» всегда легче, чем «я твой, Россия». Тут проходит водораздел: господин отечества и слуга отечества. Лучше быть слугой у сильного отечества нежели господином у отечества умирающего. Слуг помнит народ, а господа сами записывают себя в историю. Но и в Истории последнее слово принадлежит народу.