Пэлем Вудхауз - Фамильная честь Вустеров Страница 22

     – Надо срочно принимать меры, иначе я его потеряю.

     Словно чья-то ледяная рука сдавила мне сердце.

     – Потеряете?!

     – Да.

     – Ведь вы же удвоили ему жалованье?

     – Удвоила,  и тем  не менее. Выслушай меня, Берти.  Перед тем, как мне уехать сегодня днем из  дому, Том получил письмо от сэра Уоткина  Бассета. Я сказала "перед  тем, как мне уехать из дому", но на самом деле я и уехала-то из-за этого письма. Знаешь, что в нем было написано?

     – Что?

     – В нем содержалось предложение обменять серебряную корову на Анатоля, и Том сейчас серьезно обдумывает это предложение!

     – Что?! Помышлить невозможно!

     – Помыслить, сэр.

     – Благодарю вас, Дживс. Помыслить невозможно. Не верю.  Чтобы дядя Том хоть на миг всерьез отнесся к такой несусветной наглости? Никогда.

     – Говоришь, никогда?  Плохо ты его знаешь. Помнишь дворецкого, который служил у нас до Сеппингса? Помроя?

     – Еще бы мне его не помнить. Настоящий аристократ.

     – Сокровище.

     – Ему цены нет. До сих пор не понимаю, зачем вы его отпустили.

     – Том уступил его Бессингтон-Копам в обмен на шоколадницу в форме яйца на трех изогнутых ножках.

     Я пытался справиться с захлестнувшим меня отчаянием.

     – Неужели  этот старый маразматик, этот осел –  простите, дядя Том – пожертвует Анатолем ради такой мерзости?

     – Нет ни малейших сомнений: пожертвует.

     Она поднялась и нервно подошла к каминной полке. Я видел, она ищет, что бы такое  разбить: надо дать выход накопившимся чувствам  – Дживс назвал бы такое  действие  суррогатным, –  и  я галантно  указал  ей на  терракотовую статуэтку  молящегося  отрока  Самуила.  Она деловито поблагодарила  меня  и запустила пророком в противоположную стену.

     – Поверь мне, Берти, настоящий коллекционер – одержимый, он пойдет на все, лишь  бы заполучить вожделенный  экземпляр. Знаешь, что сказал мне Том, когда попросил  прочесть письмо сэра  Уоткина? Он сказал, что с наслаждением содрал бы со старого хрена Бассета шкуру живьем и собственноручно сварил его в кипящем котле, однако альтернативы не видит, придется уступить. Он  бы тут же и написал ему, что согласен на сделку, да я  помешала:  заверила его, что ты поехал в "Тотли-Тауэрс" специально для того, чтобы украсть корову,  и что с минуты на минуту она будет  в его руках. Расскажи, Берти, как твои успехи? Ты  разработал  план?  Продумал  каждую деталь? Нам нельзя  терять  времени. Дорога каждая минута.

     Ноги у меня стали ватные. Но надо открыть ей все, а там будь что будет. Моя тетка грозная старуха,  не  дай  Бог  вывести  ее  из  себя, вон как она расправилась с отроком Самуилом.

     – Я  как  раз  собирался  поговорить с  вами об этом, – сказал я.  – Дживс, у вас документ, который мы составили?

     – Вот он, сэр.

     – Благодарю  вас,  Дживс.  По-моему,  будет  очень  кстати,   если  вы принесете еще одну рюмку бренди.

     – Слушаю, сэр.

     Он исчез, а я подал ей лист бумаги и попросил внимательно прочесть. Она быстро пробежала глазами написанное.

     – Что за чепуха?

     – Сейчас поймете. Обратите внимание на заголовок: "Вустер Б. Положение дел".  В  этих словах заключена вся  суть.  Здесь объясняется, – сказал  я, отступая назад, чтобы в случае необходимости легче было дать деру, – почему я решительно отказываюсь красть корову.

     – Отказываешься?!

     – Сегодня днем я послал вам телеграмму и сообщил  об  этом,  но  вы  и телеграмма, конечно, разминулись.

     Она глядела на меня с  мольбой,  как трепетно обожающая мать глядит  на своего  слабоумного  сына,  который  отмочил  нечто  выдающееся  по  степени идиотизма.

     – Берти,  голубчик,  ты что же,  пропустил  мой рассказ мимо ушей?  Не понял, что речь идет об Анатоле?

     – Все я понял, не сомневайтесь.

     – Берти, у тебя помрачение рассудка?  Я  говорю  "помрачение",  потому что...

     Я поднял руку, прося внимания.

     – Позвольте мне  объяснить вам, дражайшая тетушка. Как вы, несомненно, помните, я  говорил вам, что за  последние несколько часов  произошло немало важных событий и расстановка сил изменилась. Первое: сэр Уоткин Бассет знает о вашем  замысле украсть корову и следит  за каждым  моим шагом. Второе:  он поделился  своими  подозрениями с приятелем – этого  приятеля  зовут  Спод. Может быть, вас с ним познакомили, когда вы приехали?

     – Это такая квадратная туша?

     – Верно, туша, хотя  гора было бы точнее. Так вот, сэр  Уоткин Бассет, как я уже сказал, поделился своими подозрениями со Сподом, и  Спод пригрозил мне лично, что, если корова исчезнет, он собственными руками сделает из меня отбивную. Вот почему нам не на что надеяться.

     Наступило  довольно   продолжительное   молчание.   Я  видел,  что  она обдумывает  услышанное   и   неохотно   соглашается,   что   Бертрам  Вустер отказывается помочь ей в трудную минуту не из пустого каприза. Она поняла, в какую опасную  ловушку я угодил, и содрогнулась  от ужаса,  – а может,  мне только так  показалось. В  детстве я частенько получал от  этой дамы по шее, если  она  считала,  что  я  провинился, и  в  последнее  время  я постоянно чувствовал, что ее подмывает обойтись со мной как в старину.  Но  хоть она и не скупилась на подзатыльники,  в груди ее, я знаю, бьется доброе  сердце, а своего  племянника  Бертрама  она  любит глубоко  и нежно  и  ни  за  что не пожелает, чтобы ему подбили глаз и расквасили его красивый породистый нос.

     – Понятно, –  наконец  произнесла она.  –  Да, это, конечно,  сильно осложняет дело.

     – Безумно осложняет. Если вы назовете положение impasse[14], я тотчас соглашусь с вами.

     – Говоришь, грозился сделать из тебя отбивную?

     – Именно так и сказал. Да еще повторил – чтобы я лучше усвоил.

     – Нет,  я ни за что на свете не допущу, чтобы этот хулиган тебя избил. Тебе с таким  громилой не тягаться. Ты и охнуть не успеешь – он из тебя дух вышибет. Разорвет на части, потом их не собрать.

     Мне стало слегка не по себе.

     – Зачем же в таких красочных подробностях?

     – Он серьезно говорил, ты уверен?

     – Еще бы.

     – Может  быть, он из тех, кто просто  любит хорохориться...

     Я печально улыбнулся.

     – Вижу, вижу, тетя  Далия, куда вы клоните. Сейчас еще спросите,  а не заметил ли я в его глазах  лукавого блеска. Нет, никакого блеска не заметил. Поверьте, Родерик Спод будет неукоснительно  следовать  тактике,  о  которой информировал  меня  во время  нашей  последней встречи,  и  все свои  угрозы выполнит.

     – Тогда плохи наши дела. Если только Дживс нас не  спасет.  – Это она адресовала моему дворецкому, который как раз появился с рюмкой бренди, – не очень-то он спешил. Я уже начал удивляться, что это его так долго нет?

     – Дживс, мы говорим о мистере Споде.

     – Да, мадам?

     – Мы  с Дживсом уже обсудили, какой  сильный и  опасный враг Спод,  – горестно вздохнул я, – и он признался, что не находит решения. Впервые этот выдающийся ум спасовал. Дживс обдумал  положение  всесторонне,  но выхода не видит.

Тетя Далия с благодарностью выпила бренди, и ее лицо слегка оживилось.

     – А знаешь, что мне сейчас пришло в голову? – спросила она.

     – Поделитесь  со мной, кровная моя родственница, –  ответил я все так же безнадежно. – Уверен, ваша идея гроша ломаного не стоит.

     – А вот  и  ошибаешься,  племянничек.  Может  быть, я  нашла  ключ.  Я подумала, а  вдруг у этого негодяя  Спода есть какая-нибудь  позорная тайна? Дживс, вы о нем что-нибудь знаете?

     – Нет, мадам.

     – При чем тут тайны?

     – Найти бы его  уязвимое  место  и  нацелить  в  него  удар, он тут же присмиреет. Помню, когда я была девочкой, я нечаянно увидела, как  твой дядя Джордж целует мою  гувернантку,  и ты не представляешь,  какая  у меня после этого  началась  райская  жизнь:  только ей вздумается оставить  меня  после уроков выписывать основные статьи  импорта  и экспорта Великобритании, как я тут  же...  Словом, вы  меня  понимаете. Предположим,  мы  узнали, что  Спод застрелил лису из  ружья, вместо того  чтобы забить хлыстом.  По-твоему,  на этом  нельзя  сыграть?  – спросила она,  потому  что  я  в сомнении скривил физиономию.

     – Умозрительно я это приветствую.  Но  существует  одно  непреодолимое препятствие: нам ничего не известно.

     – Да,  ты прав. – Она поднялась.  – Впрочем,  я просто так  сказала. Чего только не придет в  голову.  Пойду-ка  я  к себе в комнату, смочу виски одеколоном. Голова раскалывается – боюсь, разлетится на тысячу осколков.

     Дверь закрылась. Я опустился в  кресло,  в котором она сидела, и  вытер лоб.