Маскарад, или Искуситель - Герман Мелвилл Страница 29

– Ну, если по два доллара за коробку вам кажется слишком много, то возьмите дюжину коробок за двадцать долларов, и тогда вы получите четыре коробки задаром, и если вы ни одну не используете, кроме этих четырёх, то остальные вы сможете продать в розницу с большой выгодой и таким образом вылечите свой кашель и приобретёте деньги. Ну, вам лучше сделать это. Давайте наличные. Можете оформить заказ через день или два. Здесь и сейчас, – достав коробку, – чистые травы.

В этот момент, охваченный новой судорогой, скупец на какое-то время уставился своим наполовину подозрительным, наполовину обнадёженным взглядом на медикамент, как зачарованный:

– Поверить… ух! Поверить, что это – всё натуральное? Ничего, кроме природы? Если только подумать, что это чистое природное средство теперь… всё натуральное… ух, ух! О, этот кашель, этот кашель… ух, ух!.. разбито всё моё тело. Ух, ух, ух!

– Ради Бога, попробуйте мой медикамент, хотя бы одну коробку. В том, что это чистая природа, вы можете быть уверены, отсылаю вас к господину Трумэну.

– Не зная его номер… ух, ух, ух, ух! О, этот кашель. Он действительно говорил хорошо об этом средстве, торжественно пообещав, что это меня вылечило бы… ух, ух, ух, ух!.. скиньте доллар, и у меня будет коробка.

– Не могу, сэр, не могу.

– Скажите: полтора доллара. Ух!

– Невозможно. Обещал продавать по одной ценовой системе, только из уважения.

– Сбросьте шиллинг. Ух, ух!

– Не могу.

– Ух, ух, ух, я возьму её. Вот.

Он неохотно вручил было восемь серебряных монет, но, пока держал их в своей руке, кашель сотряс его, и они высыпались на палубу.

Один за другим травяной доктор поднял их и, исследовав, сказал:

– Это не фартинги, это пистарины, к тому же подрезанные и потные.

– О, не будьте таким скупым… ух, ух!.. лучше зверь, чем скупец… ух, ух!

Ну, позвольте уйти. Ничего нет предпочтительней, чем ваша идея вылечиться от такого кашля. И я надеюсь, что, во имя человечества, вам не будет хуже, чем сейчас, когда из-за воздействия на слабую точку моего сострадания вы попытались получить мои медикаменты гораздо дешевле. Теперь моё мнение таково, что не стоит использовать препарат до наступления ночи. Непосредственно перед тем, как уйти спать. Вот, теперь вы можете жить, не так ли? Я сопроводил бы вас далее, но я сейчас высаживаюсь и потому должен пойти отыскать мой багаж.

Глава XXI

Непробиваемый

– Народное, народное; натуральное, натуральное; вы глупый старый скряга! Он надул вас этим фокусом, не так ли? Народное и натуральное, вы полагаете, излечат ваш неизлечимый кашель?

Сказавший эти слова оказался довольно эксцентричным человеком несколько медвежьего облика из-за своего охотничьего косматого жакета, напоминавшего шкуру медведя; высокая кепка из шкуры енота с длинным густым хвостом, размахивающимся сзади; узкие брюки из сыромятной кожи, мрачный щетинистый подбородок и под конец двустволка в руке – холостяк из Миссури, благородный верзила со спартанской свободой и судьбой и таких же спартанских манер и чувств; и, как дальше будет сказано, не менее знакомый в своей собственной спартанской жизни с философией и книгами, чем со знанием леса и винтовки.

Он, должно быть, услышал часть разговора между скупцом и травяным доктором, для чего, сразу после сказанного, он перешёл на новое место – теперь уже у опоры лестницы, прислонившись к стоящей там балюстраде и отвесив поклон.

– Думаете, что это не вылечит меня? – кашлянул скупец, отзываясь эхом. – Почему нет? Медикамент – народное средство, чистейшая природа; природное должно излечить меня.

– Если вещь натуральная, как вы её называете, то вы думаете, что она хорошая. Но кто подарил вам этот кашель? Разве не природа?

– Несомненно, но вы не думаете, что природа, мать Природа, повредит телу, не так ли?

– Природа – славная королева Бесс, но кто ответит за холеру?

– Но естественное, естественное; естественное хорошо?

– Что такое смертельно ядовитый паслён? Природа, не так ли?

– О, зачем христианин должен снова говорить о природном и народном… ух, ух, ух!.. ведь больные отосланы не в глубь страны, а отосланы к природе и травам?

– Да, и поэты отсылают больную душу в зелёные пастбища, как хромых раскованных лошадей – к торфу, чтобы те обновили свои копыта. Как у так называемых народных лекарей на их тропах, у поэтов всегда есть что-то для воспалённых сердец; что же касается воспалённых лёгких, то природа – великое лечение. Но кто заморозил до смерти моего погонщика в прерии? И кто сделал идиота Питера Диким Мальчиком?

– Тогда вы не верите ни в кого из них, вплоть до народного целителя?

– Народного целителя? Я помню долговязого народного целителя, которого видел однажды на раскладушке больницы в Мобайле. Один из медиков, проходя мимо и увидев, кто лежит там, сказал с профессиональным триумфом: «Ах, доктор Грин5, ваше народное средство не помогает теперь вам, самому доктору Грину. Решили теперь прийти к нам и ртутному препарату, доктор Грин». Природное! Народное!

– Я слышал что-то о травах и травяных докторах? – сказал тут, приближаясь, подобный флейте голос.

Это был сам травяной доктор. С саквояжем в руке он, как оказалось, шёл обратно этим же путём.

– Простите меня, – обращаясь к миссурийцу, – но если я уловил ваши слова правильно, у вас, кажется, мало веры в природу, что, действительно, при моём образе мыслей похоже на довольно широкое распространение духа неверия.

– И к какой из моих возвышенных натур вы относитесь? – резко обернувшись к нему, щёлкая затвором своей винтовки, с интонацией, которая показалась бы наполовину циничной, наполовину необузданной, если бы не гротескная экспрессия, которая заставляла его искренность выглядеть несколько сомнительной.

– К той, которая верит в природу и верит в человека, с небольшой скромной верой в себя.

– Это ваше Признание в Вере, не так ли? В вере в человека, да? Умоляю, скажите, кого, как вы думаете, больше всего на свете – мошенников или дураков?

– Встретившись с немногими или не с одним из таковых, я едва ли полагаю, что буду компетентен дать ответ.

– Я дам вам ответ. Дураков больше.

– Почему вы так думаете?

– По той же самой причине, по которой я полагаю, что зёрен овса в математической форме больше, чем лошадей. Разве мошенники не пережёвывают дураков так же, как лошади пережёвывают овёс?

– Забавно, сэр; вы – забавны. Я могу оценить юмор – ха-ха-ха!

– Но я всерьёз.

– Это – шутка, представить забавную экстравагантность с серьёзным видом… мошенники, пережёвывающие дураков, как лошади овёс… Верю, очень забавно, воистину, ха-ха-ха! Да, я думаю, что понимаю вас теперь, сэр. Как глупец, я должен был бы отнестись серьёзно к вашему забавному тщеславию, а также к отсутствию веры в природу. В действительности у вас этой веры столько же, сколько и у меня.

– Я верю в природу?.. Я?.. Я повторяю, что нет ничего, к чему я относился бы более подозрительно. Я когда-то потерял десять тысяч долларов из-за окружающей меня природы. Природа присвоила то, что принадлежало мне, захватив мою собственность ценностью в десять тысяч долларов; плантация по этому течению, находящаяся на отмели, внезапно была смыта дочиста и унесена вдаль при одном из паводков; десять тысяч долларов вода унесла прочь.

– Но есть ли у вас вера в обратную перемену, при которой эта почва будет возвращена вам через много дней? Ах, вот мой почтенный друг, – заметив старого скупца, – ещё не на своём месте? Умоляю, держитесь, пока мы будем двигаться, не прислоняясь к этой балюстраде; возьмите мою руку.

Так и было сделано, и они оба встали рядом; старый скупец прислонился к травяному доктору с каким-то духом доверительного братства, при котором менее сильный из стоящих сиамских близнецов обычно прислоняется к другому.

Миссуриец