Александра Егорушкина - Настоящая принцесса и Наследство Колдуна Страница 34

– Руки тебе поотрывать и то мало. Такие, как ты, плещут на полотна кислотой и бросаются с ножами! – с тихим отвращением произнес Смуров.

– Они все как один психически больные, – дрожащим голосом пояснила Маргарита, заглянула снизу вверх Косте в лицо и даже потрогала ему лоб: – Ты не заболел, Костик? Зачем ты это сделал?!

– Погодите! Вы мне слова не даете сказать! А я… Вот! – Костя сунул руку в карман. – Полюбуйтесь только, что я раздобыл! Каково?

Он поднял руку над головой, чтобы все видели.

В руке у Кости было яблоко.

Искусственное.

Восковое.

С тусклым бликом на поцарапанном зеленоватом бочке.

– Это то самое, честное благородное драконье слово, – заторопился Костя. – Подождите, не бранитесь, я сейчас объясню по порядку, как было дело! Я быстренько долинял и вернулся на пост, чтобы поскорее освободить Андрея Петровича. А как только присмотрелся к картине, увидел кое-что интересное. Думаю: дай-ка попробую вытащить яблоко, все-таки польза делу!

– Вытащил, нечего сказать, спасибо, – подытожил Филин, отнимая безжизненное яблоко и взвешивая в руке, точно глупый мячик. – Толку-то: было металлическое, стало восковое. Думаешь, раз извлек, мы его вмиг расколдуем? Не все так просто. Боюсь, это пустой номер… Эх, Конрад, Конрад, удружил… Хотел как лучше, а получилось как всегда, – сердито закончил он.

– Я искренне хотел помочь! – взъерошился Костя. – Мне казалось, что идея удачная! К тому же я отыскал на картине такое, чего никто из вас не заметил! Яблоко было свежее!

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Лева, к которому хладнокровие вернулось очень быстро. – Давайте дадим Конраду рассказать.

– От того, что все ругаются, ничего уже не изменится, – негромко добавил Инго.

Костя отвесил Леве и королю по благодарному поклону.

– До линьки я видел, что все нарисованное и плоское. – Костя кивнул на портрет. – А теперь с первого взгляда бросилось в глаза, что яблоко… как бы вам сказать… оно живое, выпуклое, но увязшее в краске. Потому что картина написана давно, а яблоко туда попало недавно! Андрей Петрович, вы обещали, что после линьки у меня появятся новые способности – это они, как вы полагаете?

– Наверно, – угрюмо уронил Филин.

– Инфракрасное зрение у меня уже есть, абсолютная память тоже, – Костя принялся загибать пальцы. – А это тогда что?

– А вот мы сейчас разберемся, – деловито заявил Лева. – Я, собственно, с этим к тебе и шел, еще по дороге придумал. Значит, ты видишь, где на ней давнее прошлое, а где недавнее. Вот что, Конрад, присмотрись к картине своим… свежим взглядом и скажи: она заколдованная? Ты теперь должен и чары тоже различать!

– Только пусть руками трогать не смеет! – вмешался Смуров. – И издалека смотрит!

Костя демонстративно отпечатал три шага назад. Затем сощурился, и Лизе на миг показалось, будто под ресницами у Конрада стрельнули зеленоватые искорки. Она даже услышала легкое потрескивание, будто электрическое.

– Поразительно… Да там… Ох ты… – забормотал Костик. Он втянул ноздрями воздух.

Илья Ильич вздрогнул и сделал такое движение, будто готов был заслонить полотно своим телом, если дракон изрыгнет пламя.

– Что? – взволнованно спросила Амалия.

– Там не просто чары. – Костя с трудом подыскивал слова. – Я там вижу и даже чую два слоя волшебства, причем один из них испорчен. Вот, смотрите, здесь… – забывшись, он протянул руку к картине.

– Лапы прочь! – одернул звероящера Смуров. – В отличие от дыры, которую ты проделал, – желчно сказал он, – там, куда ты сейчас показываешь, красочный слой не поврежден, ни кракелюр, ничего.

– Илья Ильич, у него ведь зрение не такое, как у нас с вами, – остановил его Инго. – Продолжай, Константин.

– Значит, так. – Костя глубоко вздохнул. – Сначала картину кто-то заколдовал, причем двойным волшебством. Она должна была не только меняться и показывать зрителю разные послания, то есть подсказки, но еще и работать дверью! А вот дверь потом попытались взломать, и тогда она закрылась наглухо. Сейчас-сейчас, не отвлекайте меня, – Костя гибко скользнул мимо Смурова и все-таки пригнулся к самому портрету. Потом резко выпрямился и с неожиданной гадливостью воскликнул: – Мутабор! Это его рук дело!

– Неудивительно, что картина заговорила с нами только теперь, когда Мутабора уже нет в живых, – заметил Инго.

– И ты все это различил? – недоверчиво осведомился Смуров у Кости. – Просто лампа Вуда какая-то, а не мальчик. – Он поцокал языком. – Помните, я предлагал принести? Она позволяет просветить холст ультрафиолетовыми лучами, увидеть более ранние слои, переделки и тому подобное. Например, таким образом выяснили, что горб на портрете Ричарда Третьего – не более чем позднейшая переделка, потому что…

– Пап, а пап! – негромко попросила Марго. – Не увлекайся, а?

«Лучше бы ты, Конрад, был лампой Аладдина, – подумала Лиза, – мы бы тебя потерли по медному твоему лбу, и все наши желания бы исполнились».

Но по-настоящему сердиться на Костика у нее уже не получалось. Надо же, сколько всего выяснилось! А главное, как все совпадает с догадками Левы – просто поразительно. Спохватившись, она толкнула Леву в бок и прошептала:

– Расскажи им! Самое время!

И Лева быстро изложил свои догадки насчет таинственного друга, который в решающую минуту, в разгар мутаборского нашествия, помог королеве Уне заколдовать картину.

– Сам додумался? – с уважением спросил Костя. – Потрясающе! Тогда почти все ясно! Уна вместе с кем-то заколдовала картину двумя видами волшебства. Одно по-прежнему работает. А другое Мутабор испортил – вот, и вот, и вот еще тут я различаю нечто наподобие царапин. Мутабор сделал несколько попыток, и все без толку. Потому что картина должна была открываться откуда-то сюда, к нам, а Мутабор пытался ее взломать, чтобы попасть отсюда – туда, куда она вела… Но ничего у него не вышло.

Амалия задумчиво сжала переносицу двумя пальцами.

– Никогда не слышала ни о чем подобном, – пробормотала она. – А вы что думаете, Илья Ильич?

– Я по магической части не силен, – сдержанно ответил Смуров. – Картины-двери… не знаю, не знаю. Реставраторы много пишут о том, как на полотнах – я имею в виду обычные картины – начинаются химические реакции от того, что их трогали руками. Брожение красок, знаете ли, штука малопонятная, – они и тускнеют, и меняются… то ли это от жиров, которые выступают на коже, то ли еще от чего…

– А у Мутабора, не говоря уже о его магии, руки были по локоть в крови, – хмуро сказал Филин, – боюсь, буквально. Он попытался через картину добраться до Уны и Инго, и она действительно захлопнулась… как дверь. Хоть в этом ты, Конрад, молодец, верно определил.

Костя вздохнул с облегчением, приосанился и украдкой посмотрел на Марго: заметила ли она, что его хвалят?

«Это я виновата, – наконец поняла Лиза. – Я его у Сокровищницы утешала-утешала – и доутешалась: убедила, что Марго нравятся умные. Вот он и решил проявить смекалку… на свой лад. Даже полинял быстрее, чем надо!»

– Инго, Андрей Петрович, согласен, я провинился, – с тяжелым вздохом признал Костя, – но вы только скажите, что делать дальше, и я все исполню. Раз я теперь столько всего умею, так, может, пригожусь? Лева, будь добр, посоветуй, что бы еще тут найти? – Глаза дракончика остановились на раме картины. – Прошу прощения, Илья Ильич, я все-таки руками. – Он шагнул вперед и начал методично прощупывать раму. Потер ее пальцем, обнюхал. Смуров наблюдал за ним, нервно вздыхая.

– А это что еще такое?

Костя провел рукой под нижним краем рамы, что-то сухо щелкнуло, и часть рамы – золоченые завитушки, изображавшие листья плюща – вдруг сдвинулась вниз. Взглядам собравшихся открылось нечто вроде желобка, выложенного изнутри зеленым бархатом.

– Тайник! – торжествующе сказал Костя. – Это ничего, что пустой!

Сейчас заважничает, подумала Лиза. Дракону только дай поважничать, особенно перед прекрасными дамами и своим государем.

– Как футляр под что-то… – присмотрелась Амалия. – Посмотрите, здесь выдавлено углубление… Под драгоценности? Нет… может быть, под кинжал?

– Это не кинжал, а что-то вроде ключа, – определил Инго. – Странный, без бородки.

По спине у Лизы пробежала дрожь.

– Бабушка посылала Фифи искать ключ… – тихо сказала она. – Ну конечно!

– Объясни! – потребовал Инго.

Объяснить у Лизы получилось, может, не так складно, как у Левы, но коротко и по существу. Тайник, судя по всему, предназначался для того самого таинственного ключа, который Уна еще в детстве принесла с загадочной прогулки и куда-то спрятала.

– Картину написали, когда Уна была уже совсем взрослой, – задумчиво сказал Инго. – Может быть, она переложила ключ сюда, а потом… в последнее мгновение, забрала его или перепрятала? По всему выходит, что ключ этот очень важен.

– Так или иначе, у нас его нет, как, впрочем, и замочной скважины, – сказала Амалия, не отрывая глаз от картины.