Адам Рекс - Дом, или День Смека Страница 7

– Мам, проснись!

– Объявлять!

Я взяла ее за ту руку, на которой не было чулка, и потрясла, но мама так и не открыла глаза.

– Мама! – закричала я.

– Мама! – закричала мама, но я думаю, это было просто совпадение.

Я правда не помню, что она еще выкрикивала. Не знала, что однажды меня попросят это записать. Наверное, какие-то существительные и глаголы. Определенно звучало имя президента, но не помню, какого именно, и марка ее любимого шампуня. Но я помню точно последнее слово. Я помню последнее слово, которое она произнесла.

– Зебра!

А потом все закончилось. Слова перестали слетать с ее губ. Глаза ее не открылись, но минуту мама сидела тихо. Я снова потрясла ее:

– Мам… мам…

Она встала, да так быстро, что потащила меня за собой. Родинка стала однотонно-фиолетовой и перестала переливаться. Просто яркое пятно. Но с тех пор я возненавидела фиолетовый до конца своих дней.

Я разжала руки, и мама прошла через кухню к черному входу. Я решила, что она сейчас врежется в дверь, но мама спокойно сняла цепочку, открыла засов и вышла на пожарную лестницу. Я пошла за ней, жалея, что не успела обуться. На улице было морозно.

– Ку-у-да мы идем? – спросила я, спускаясь по лестнице следом за мамой.

Оказавшись на улице, я смотрела под ноги, аккуратно обходя осколки стекла и мусор. Мама так и не ответила, но ее фиолетовая родинка зловеще поглядывала на меня.

Не знаю, когда я впервые ощутила жужжание. Мне кажется, я его слышала уже некоторое время, еще до пробуждения, хотя это был звук из разряда тех, что может звучать на заднем плане, фоном, не раздражая, типа пения цикад летом. Но теперь это жужжание стало громче. Я инстинктивно поняла, что мы движемся в направлении источника звука.

– Ма-ам, пора домой. Сегодня же Ро-о-ждество, – процедила я сквозь зубы, сжимая их, чтобы не стучали. – Если пойдешь со мной, то я приготовлю тебе гоголь-моголь. Какой-нибудь необычный гоголь-моголь. С ромом. Или… водкой. С любым напитком, где на бутылке нарисован пират.

Мы шли к кладбищу Оак-Хилл. Это хорошее кладбище с высокими каменными стенами и массивными склепами. А еще с обелисками и статуями плачущих ангелов. В обычном состоянии мама туда ни ногой.

И тогда я наконец увидела ЭТО. Оно было огромное – это раз. Больше, чем вы могли бы ожидать, и даже еще больше. Оно плыло по воздуху медленно, словно пузырь. Но только пузырь с щупальцами. Снежок размером с половину футбольного поля, у которого из брюха торчат пожарные рукава. Внезапно оно стало светиться. Нет, не мигать, как самолеты. Создавалось впечатление, будто шар заполнен светящимся газом, бледно-желтым и бледно-зеленым. И фиолетовым. А внутри шара были шары поменьше, а еще какие-то платформы и конструкции, а там… двигались крошечные фигурки. Но нет! Не работает. В моем описании корабль кажется значительно меньше, чем на самом деле, а это грех.

Это было ужасно. И неправильно. При одном только взгляде на эту штуковину возникало ощущение будущего поражения. Это был огромный летающий чудовищный конец света.

Несколько следующих дней все казалось мне неправильным. Я не причесывалась и не чистила зубы. Я так и не открыла рождественские подарки. К чему утруждать себя? Теперь здесь пришельцы. Я не слушала музыку. От музыки хотелось плакать. Музыка была слишком прекрасна. Я говорю не только о Бетховене и компании. Я рыдала, даже слушая старые альбомы «Эн Синк». Я рыдала, услышав песенку, которая играла в фургоне с мороженым. Я не могла смеяться, и чужой смех меня злил. Это эгоистично и ненормально, так же как сжигать деньги, к примеру. Но я опережаю саму себя.

Корабль приземлился. У него не было никаких шасси. Просто шесть шлангов вытянулись, словно ноги, удерживая вес корабля. А потом он… пошел. Иначе мне это не описать. Вся эта громадина двигалась на нас на гибких ногах, словно жук. Я покрутила головой, ища помощи, но больше на улице никого не было.

– Мам! Просыпайся! Просыпайся! – заверещала я.

Она стояла, не двигаясь, и я подбежала и схватила ее за ногу.

– Мам! Я люблю тебя! Прости! Пойдем домой!

Корабль задрал ногу, и она поползла в нашу сторону, словно гигантский червь. Когда она приблизилась… я отпустила. Я отпустила свою маму. Отпустила и спряталась за склеп. Потому что испугалась. И я знаю, что заслуживаю того, что вы обо мне подумали из-за этого.

Шланг наделся маме на голову и проглотил ее до талии. Она не двигалась и не издавала ни звука. На ее руку все еще был натянут рождественский чулок для подарков. Затем раздался звук типа «у-умп», и мама поднялась в воздух, она парила, и ее всасывал в себя этот огромный жужжащий шар.

Не знаю, смогу ли я описать все, что было дальше. Звучит так, как будто я пытаюсь придать ситуации излишний драматизм, но это не так. Не так для всех остальных. Вы падаете, потому что у вас подкашиваются ноги. Причем падаете не на колени, а на задницу, прямо на кочку плотоядных росянок, как обладатель титула Идиот года. Вы зовете маму, поскольку правда думаете, что это ее вернет. А когда не помогает, то кожа словно бы натягивается, как барабан, а легкие будто наполняются ватой, и вы уже не можете позвать маму, даже если бы захотели. Вы не можете подняться, вы не можете придумать четкий план, поскольку хочется только взорваться, словно фейерверк, и умереть. Это единственное, что можно сделать.

Вот и все. Вообще-то нет, но это все, что я собираюсь вам рассказать. Меня просили написать о том, что было до нашествия, и вот мой ответ, хотя это вообще-то личный вопрос и, возможно, его не стоило задавать. Но это все.

В любом случае.

Простите, парой абзацев выше я написала слово «задница». Простите за грубость.

Я просидела какое-то время на том кладбище. Не помню, как встала и как шла домой, но я оказалась дома. Сделала себе сэндвич, села в кресло. Я знала, что это возможно. Время от времени я понимала, что грудная клетка пуста, а в голове шумит, и я начинала хватать ртом воздух, словно умирающая рыба, пока не наполняла легкие снова. Потом я смотрела в одну точку и ни о чем не думала. Ни о чем. Это наскучило. Я услышала, как урчит в животе, и задумалась: а был ли сэндвич? Поэтому вернулась на кухню и обнаружила, что сэндвич все также лежит на кухонном столе, а четко по центру, словно подающий в бейсболе, сидит таракан.

В тот момент у меня наконец начал оформляться план. Думаю, есть какая-то зона мозга, наверное, где-то в затылочной части, которая не перестает верить в чудеса. Именно эта зона внушала пещерным людям веру в то, что если рисовать лосей на камне, то на следующий день охота будет удачной. И эта зона все еще фурычит и у современных людей, из-за нее вы думаете, что существуют счастливые носки, или что, вписав в лотерейный билет дни рождения детей, можно сорвать куш. А мне из-за нее казалось, что я могу остановить время на кладбище просто по мановению руки или вернуть маму, окликнув ее. Сейчас эта зона активно работала, снова и снова обдумывая, как бы вернуться назад во времени и что тогда делать.

Космические корабли, кстати, нельзя долго держать в секрете. Их демонстрировали по всем телеканалам, кроме пятьдесят шестого, где все еще крутили старый комедийный сериал. Показывали новости о кораблях, истории о том, как люди реагируют на их появление. Некоторые были счастливы, и меня от этого тошнило. Народ стрелял из ружей в воздух от радости. Большинство паниковали. Кто-то занимался мародерством, думаю, они решили, что после нашествия инопланетян им срочно понадобятся DVD-проигрыватели. Полагаю, тогда еще никто не понимал, что появление бувов не сулит ничего хорошего, поскольку их мам не засасывали через шланги. Я могла бы пойти и рассказать им, но совсем разболелась. Похоже, все-таки нельзя гулять по кладбищу декабрьской ночью без ботинок и пальто, без того, чтобы провести несколько следующих дней в поту и ознобе, скрючившись над унитазом. Я пыталась позвонить в службу спасения, в ФБР, в Белый дом и хоть кому-то рассказать о маме, но телефонные линии были перегружены. Думаю, слишком много народу звонили друзьям и родственникам, чтобы спросить:

– Ты слышал о пришельцах?

Их собеседник отвечал:

– О каких пришельцах?

Тогда звонивший говорил:

– Включи телевизор!

– Какой канал?

– Любой, кроме пятьдесят шестого!

В результате мне не удалось никого предупредить. Но они и сами все поняли совсем скоро. Как оказалось, корабль, который забрал мою маму, был еще маленьким. Махины размером с Род-Айленд появились в небе над моим городом, над Нью-Йорком, Лос-Анджелесом, Чикаго, Далласом, не говоря уж о Лондоне, Тель-Авиве, Москве и сотне других мест. Сначала они просто висели как медузы. Но потом эти медузы начали откусывать куски предметов. Никто не понимал, в чем дело. Я уверена. Мы же не знали тогда про их пушки. Безумные пушки бувов, которые стреляют без звуков и вспышек. Мы знали только, что у статуи Свободы внезапно исчезла голова. А еще куда-то делись купол здания конгресса и верхушка Биг-Бена. Слушайте, а знаменитая Пизанская башня превратилась в Ничем-не-Примечательный-Пенек в Пизе. Великая Китайская стена превратилась в Великого-Лежачего-Полицейского. В корабли бувов были встроены огромные пушки. Сами же бувы четко знали, куда нужно стрелять. Они нас провоцировали.