Саттри - Кормак Маккарти Страница 44

пожирая червяков, и личинок, и корешки. Хэррогейт понаблюдал за ними сквозь лианы, восхищаясь их пухлостью, слегка пуская слюну. Он решился на бросок, раз свиньи слишком осторожны и к ним не подкрадешься. Он кинулся головой вперед сквозь жимолость, нацелившись на одного поросенка, всего лишь одного. Они завизжали и ракетами понеслись через подлесок, его – самый быстрый из стаи. В мгновенье ока исчезли. Он остановился, опираясь о дерево, рука на груди, пыхтя. Обернулся. Из-за его спины доносился долгий приглушенный скрежет. Он вернулся по своим следам и прошел по взрытой земле росчисти. Идя на звук, наткнулся на поросенка, засунувшего голову в ведро. Пока он подходил, тот бросился бежать. Врезался в дерево, и опрокинулся, и лежал, повизгивая. Хэррогейт подбежал к нему и ухватил за заднюю ногу. Поросенок брыкался и сорвал длинный лоскут шкуры у него с предплечья. Он выронил поросенка снова и попробовал прилепить кожу к ране. Черт бы взял, сказал он. Поросенок удрал в кусты.

Он слышал, как тот врезается там во все, ведро грохочет, а поросенок верещит. Он кинулся за ним следом. Головой вперед поросенок вбежал в ручей и забился там в мерзкой воде с бульканьем и воплями. Хэррогейт птицей ринулся вперед и обрушился на поросенка с огромным всплеском.

Весь перепачканный, мокрый и грязный, пришел он по лесам, таща поросенка за задние ноги. Бросая вокруг взгляды в поисках такого, чем стукнуть его по башке. Наконец выбрал палку и положил поросенка, одной рукой прижав ему задние ноги к земле. Начал бить по затылку там, где тот виднелся из-под обода ведра, сшибая дужку, оставляя на ведре вмятины, оставляя у поросенка на шее кровавые рубцы, а тот визжал, пока наконец палка не сломалась и он не отшвырнул ее в сторону. Поросенок сильно дернулся, и он навалился на него, чтоб удержать на месте. Бля всемогущая, сказал он.

Встал с поросенком, держа его у пояса, ведро у щеки, а по всему его переду течет кровь, обнимал добычу, пока та брыкалась и срала. Двигаясь вверх по ручью, он шел, широко расставив ноги и полушатаясь, пока наконец не вынужден был остановиться на отдых. Они с поросенком сидели в рощице кудзу, тихонько восстанавливая силы, словно парочка утомленных дегенератов. Всякий раз, когда поросенок елозил, Хэррогейт орал ему в ведро, чтобы прекращал. Руки у него уже уставали, а та, что была ободрана, еще и болела. Он вновь с трудом поднялся с поросенком и дошел как раз до огорода водогреев, когда взгляд его упал на отрезок трубы, валявшийся голым и ни к чему не приделанным на земле. Он подобрал трубу и взвесил в руке, поросенок же обмяк у него в объятии, его передние ноги торчали наружу. Уложив поросенка, он встал на него на колени, покуда не сумел ухватить обе его задние ноги хорошенько, а затем поднял трубу и размахнулся изо всех сил. Из-под края ведра брызнула кровь. Поросенок завопил, и могуче рванулся, и побежал боком по кругу, приволакивая ноги по черной листве и мусору. Хэррогейт опять замахнулся. Ведро соскочило, и на него снизу глянул спятивший от страха поросячий глаз. Из головы сочилось что-то беловатое, а одно ухо болталось полуоторванным. Он вновь обрушил ему на череп трубу, вышибая глаз из глазницы. Орать поросенок не перестал. Да сдохни уже, будь ты проклят, пропыхтел Хэррогейт, замахиваясь трубой. Поросенок ссутулился и застыл. Он двинул по нему снова, разбрызгивая мозги по земле. Тот вытянулся, задрожал и прекратил.

Хэррогейт стоял над жертвой со вздымавшей грудью и клял ее. Трубу он отшвырнул в сторону, и подхватил поросенка за задние ноги, и взвалил его себе на плечо, окровавленная голова болталась, с одной стороны разбитого черепа мягкие и влажные выпирали мозги. Он с трудом взобрался до края дороги, и уложил поросенка в пыльные кусты, и отдохнул. Прежде, чем перейти через дорогу, проверил, нет ли кого поблизости. Странный беспризорник тащит дохлого поросенка. Кровавый след. Веточки, мелкие камешки льнули к сгустку мозгов. Он встащил его вверх по тропе и под виадук, и уложил на прохладную землю, и сел на него смотреть.

Поточил свой спертый в лавке карманный нож о небольшой камень, и встал на колени у мертвого поросенка, и взял его за одну ногу и с минуту подержал ее, а потом отпустил. Присел на пятки и сунул нож в землю два или три раза, наморщив лоб. Наконец поднял поросячью ногу и всунул нож поросенку в живот. После чего ему пришла в голову еще одна мысль, и он схватился за одно ухо, и вздернул голову повыше, и раскроил ему глотку. Хлынула кровь и побежала по грязи.

Вот он вскрыл поросенка и выволок кишки, громадные охапки их, никогда столько не видел. Что с ними делать. Отволок их ниже по тропе, и зашвырнул в кусты, и вернулся. Поскольку у него не было способа обварить поросенка, он решил его освежевать.

Когда явился владелец поросенка, нашел он щуплого белого мальчишку, всего в крови, стоящего на том, что осталось от его собственности, пиля ее ножом, и тяня за шкуру, и матерясь. Грязный полуосвежеванный поросенок выглядел как нечто вырытое из неглубокой могилы.

Был он черным созерцательным по природе своей, и самую чуточку пьян, и встал, опираясь на пяту свода виадука, и глотнул из полупинтовой бутылочки, и сунул ее снова себе в задний карман, и вытер рот, и обеспокоенно понаблюдал за этим зрелищем ожесточенного буйства.

Аххг, сказал Хэррогейт, заметив, как он там подпирает стенку.

Владелец кивнул. Ммм-гмм, сказал он.

Здаров.

Он повернул голову, и сплюнул, и уставился на Хэррогейта одним слегка прикрытым глазом. Не видали тут где-нибудь отбившегося порося, а?

Чего?

Кабанчика. Молоденького совсем.

Хэррогейт нервно хихикнул. Кабанчика? пискляво переспросил он.

Кабанчика.

Ну. У меня тут вот один. Он показал на него ножом. Черный выгнул шею посмотреть. А, сказал он. Я думал, это кто-то.

Кто-то?

Да. Говорите, кабанчик?

Да, ответил Хэррогейт. Кабанчик.

А вы не против, если я на него взгляну, а?

Нет. Нет-нет. Он пригласил рукой. Валяйте.

Черный подошел, и нагнулся, и рассмотрел порушенную голову поросенка. Ухватился за кончик уха и слегка повернул. Это кабанчик дохлый, сказал он.

Так точно, сэр.

Клянусь, если он не в точности как тот, что у меня жил.

Он как бы тут бегал сам по себе.

И каковы у вас виды на этого вот кабанчика, если вы не против, что я спрашиваю?

Ну. Я как бы