Анри Коломон - Альбертик, Виттили, Педро и Метроне в Республике Четырёх. Из романа «Франсуа и Мальвази» Страница 2

– Как хорошо тебе, Мальвази, что ты можешь взять его себе в мужья.

Та, бросив смотреться в зеркало повернулась, смеривая надменным и в то же время насмешливым взглядом и не дожидаясь когда Клементина оторвется от портрета снова принялась глядеться в зеркало, выпячивая вперед карминные губки в рабочем просмотре.

– Хорошо говорить когда просто любуешься. Можно глаз не сводить.

…Ему еще семнадцать.

– Но и тебе еще два дня тому назад было столько же! И разница в каких-то пол-года не столь существенна, – сама не желая того произнесла Клементина.

– Ты-то откуда можешь знать о разнице? – отрываясь от кисточки с помадой проговорила Мальвази, с той самой игривой тональностью.

В ответ у Клементины не нашлось что сказать и она со вздохом отвернулась на портрет, который в таком случае был поставлен на столик, обопёртый на ножку. Мальвази продолжала не сводить с нее своего проницательного взгляда.

– Может ты влюбилась в него? – спросила уже ласковей и тише.

– Брось ты, разве может бедная девушка серьезно думать о знатном испанце?

– Альбертике-то?

– О нем мне как-то однажды рассказал сеньор Педро. И еще я видела его на вилле в Эриче.

После этого нечаянного откровения Клементина окончательно смутилась и покраснела.

– Э-э, подружка! Признайся честно ты в него влюбилась!

Разоблаченная в своих потаенных чувствах и вынужденная открываться Клементина прежде поддержала ее смех, затем застеснялась, отвернувшись на портрет Альбертика.

– Представь себе!…Он так хорош нарисованным, что он просто не может не понравиться, болванчик такой, – договорила с приливом «злой» нежности вырвавшимся через неразжавшиеся зубки.

Мальвази умильно посмотрела на свою хорошенькую белокурую служанку, которая всегда ей нравилась, но сейчас вдвойне, не только потому что своим премилым видом и выражением лица особенно, в самый раз подходила к созревавшей не так давно интриге рассчитанной на то, чтобы получить наипрекраснейшую отговорку и на мужскую отходчивость дяди по всем мелким жизненным проблемам.

– Не сомневайся, кисть хоть даже самого наиталантливейшего живописца не может в полной мере передать красоту лица.

– Правда! Вот если бы и мне его увидеть хоть одним глазком! Ты потом дашь мне посмотреть на него из-за штор?

– Даже в оба глаза и с балкона. Ты можешь с ним разговаривать вот как я с тобой, ты не понимаешь?!

– Нет, я так боюсь и это не то.

– Ты не понимаешь! Тебе не придется выходить под обозрение всех Клементиной.

– Хорошо тебе! – перебила она ее в восхищенной зависти, – Ты можешь выходить. Выбирать.

– Это тебе хорошо! Ты влюбилась и все, а мне навязывают…

– А-ах, Мальвази, милая ты так же несчастна, еще более несчастна чем я!

– Да, потому что ты не стеснена самим положением и тебе я могу помочь. Только слушай меня внимательно, я для тебя приготовила сюрприз, а ты пропустила все что я сказала мимо ушей. И не бойся. Ты как огня боишься маркиза, но разве можно бояться и сомневаться сейчас, когда он стоит под балконом?!

– Он там! Альбертик! – метнулась Клементина со стула в растерянности останавливаясь и глядя на Мальвази осоловевшими от возбуждения глазами, искрящимися радостью. – Значит это он бросал букетики о стекло и пиликал на гитаре?

– Ну на гитаре играет скорее всего Педро.

– Я выйду на балкон, будь что будет!

– Постой же! Ты совсем не хочешь меня выслушать.

– Хочу! – с настырным притоптыванием возразила Клементина.

– Я подумала, мы с тобой должны поменяться ролями. Ты как я выйдешь на балкон в моем платке и охмуришь своего Альбертика – со смешливостью проговорила княжна, сама в свою очередь вставая, – Пошли переодеваться я тебя заплету.

Клементина в сдержанном порыве благодарности обняла Мальвази и поцеловала в щеку.

Вместе они обе прошли из залы, глядящей окнами и полустеклянной балконной дверью вовне, в небольшую костюмерную комнатку, обитую изнутри коричневатым драпом, потому как стены ее являлись ни чем иным, как деревянными щитами из лакированного черного дерева, подогнанными друг к другу и составлявшими указанную комнатку в большой. Располагалась она в апартаментах княжны в следствии вышеобозначенной особенности непроизвольно, и не была «привязана» по расположению к стене соседней комнаты и чего-либо еще. Комнатка располагалась в какой-то степени обособленно и прикрывала собой свободный проход из залы к спальне.

Туда и прошли две девушки, для переодевания, последняя из них Клементина, закрывая дверь украдкой взглянула на балконную дверь со стеклом. Останемся же пока пред прикрытыми дверьми, за которыми совершался обряд переодевания, а проникнем туда лишь когда взметнувшиеся подола снова опустились вниз и Мальвази на скорую руку причесывала сидящую на мягком резном стуле Клементину, перед зеркалом трельяжа. Холм на ее голове был наспех накручен и при взгляде в зеркало смотрелся очень даже хорошо. Прическу дополнила бриллиантовая брошка в золотых жилках, снятая Мальвази со своей прически.

– У тебя волосы светлые, обязательно покройся, вот хотя бы даже этой накидкой.

Говоря это она шагнув к трельяжу в одном разе схватила с него шерстяную шаль и посмотрелась в зеркало, пригнув на себя двигающуюся панель с узкой зеркальной полосой, чтобы от отображения на нем увидеть свою утонченную элегантную головку взглядом со стороны. Без снятого украшения она не пострадала. Можно было долго не задерживаться, но несколько привычных прихорашивающих движений ручкой и вот уже Мальвази сама не заметила как застряла, проторчав у зеркала до тех пор пока Клементина сзади не вырвала у нее из руки легкую шерстяную шаль, за которой она устремилась прежде спеша. И только тогда Мальвази оторвалась, в спешке выпорхнув из комнатки вслед за Клементиной, стараясь догнать и перестрять.

– Подожди же ты! Я сейчас оставлю тебя одну… На всю ночь!…Смотри это твоя единственная свободная ночь. Так что дерзай, милая, я пошла.

– Но подожди, а как же?

– Что как же?

– Там еще Педро с ним?

– Глупенькая, я все уже Педро подговорила. Понимать надо! Ты совсем уже голову потеряла, того и гляди спрыгнешь ему в руки с балкона.

– Не спрыгну! – огрызнулась напыщенно сбившись на смешок.

По-видимому она еще что-то хотела добавить, как головы обеих девушек невольно повернулись к окну. Произошло нечто неожиданное – Альбертик запел.

– О-о-о! – глухо протянула собравшаяся уходить, которую непроизвольно повлекло к выходу: единственной двери из всего замкнутого комплекса, который заканчивался следовавшей за залой маленькой передней, оформленной под обыкновенный французский будуар. Из него та самая дверь вела прямо в два длинных коридора, расходящихся под прямым углом и называющихся так же одним словом галерея. Галерея скульптур, застекленных ниш со стоящими при мечах и щитах пустых рыцарских доспехах, рядами картин, изящных мраморно-бронзовых столиков, узких и вытянутых вверх для показа еще более изящных вещиц, гобеленов на стенах и длинной буровато-красной ковровой дорожкой уходящей по полу в самые разные стороны. В описании внутренностей галереи никоим образом нельзя упускать из виду то, что на ночь она оставалась освещенной тем невзрачным спокойным ночным светом, который всегда благостно воспринимается по выходу их темноты… и еще нельзя бы было не упомянуть для объяснений дальнейшего поведения вышедшей, что рядом с дверьми стоял непроницаемый железный рыцарь в доспехах цвета сажи. Мальвази выходя быстро закрыла дверь на ключ с наружной стороны и резко повернувшись к горе ратного железа спиной, скорее удалялась от него в удобном малиновом платье фрейлины, в котором шаги были легки, словно то были не шаги, а порхание агнеца Божьего в прелестном девичьем образе, живо и радостно спешащего дарить добро.

…Однако совсем оставленный без внимания и даже почувствовавший себя обделенным нежной теплотой этого ангела железный истукан повернул в сторону удаляющейся фигурки голову-шлем. Забрало поднялось, показав внутри человеческую голову средних лет, с выражением веселого недовольства в глазах.

– Сверистелка! – проговорил стражник себе под нос, так как простаивая на часах долгое ночное время заимел обыкновение говорить сам с собой, но первое высказывание о Клементине продолжилось думой о ней же. С каких это пор она перестала обращать на меня внимание? И глубоко вздохнул.

Теперь же чтобы вернуть нашему повествованию дополнительную упорядоченность и охватить все стороны завязывающихся событий, которым в одном месте предстоит очень сильно разгореться, а в другом…, а вот что в другом, нам предстоит узнать, перенесясь из галереи, в которой ничего не было слышно, из апартаментов, где арии сольного Альбертика с прерывающимся аккомпаниментом находили в душе бедной девушки смятение и полный переполох; и даже из под балкона; перенесемся так же чуть назад по времени, когда исполнитель сего не решался расточать наружу свое песенное дарование, но когда шестерка коней с шестью ездоками весьма благополучно добралась до зарослей паркового леса, стоящего за решетчатой дворцовой оградой, огибавшей «поля» самого угла Сан-Вито и аж за старинные развалины.