Дмитрий Петров - Юг в огне Страница 21

— Дядя Трифон, — таинственно прошептал Буденный на ухо старику, чего тужить о царских погонах да крестах! Ты знаешь, какие теперь при советской-то власти нам погоны да заслуги дадут?..

— Ни! — пьяно моргая, уставился на него старик. — Якие же, Семен, а?..

— Золотые… — смеясь, сказал Буденный. — Обсыпанные драгоценными камнями. Вот это будут погоны! А медали, знаешь, будут какие?

— Якие?

— Золотые, вот с эту тарелку.

— А не брешешь, Семен?

— Правду говорю.

— Вот це правильно, — обрадовался старик. — Повесил ее одну на грудь и всю пузу прикрыл… Кум Леон! — заплетаясь ногами, побежал старик сообщить куму новость. — Слышишь, що Семен-то каже?..

На второй день утром Семен вышел во двор. Только что выпал мягкий, пушистый снег. От яркости снега ломило глаза. Воздух стоял чистый, прозрачный — не надышишься. Буденный стал бродить по двору, внимательно заглядывая в каждый закуток, в каждый сарайчик. И все-то здесь, на что бы он ни натыкался, было до того обветшалое и непрочное, что, кажись, дунь на все эти строения — и они рухнут. Семен укоризненно покачал головой.

К нему подошел отец, Михаил Иванович, еще крепкий, кряжистый старик.

— Чего, Сема, бродишь по базу-то? Взял бы ружьишко да пошел за зайцем погонял. Зараз охота-то — прям красота!.. Пороша-то, глянь, яка!

— Не хочу, — отозвался Семен. — Что вы тут, папаша, плохо хозяевали?.. Неужели вы добрых сараев не могли поставить?..

Отец изумленно посмотрел на сына.

— А на шута оно все это сдалось?.. Ныне времечко такое — абы день прошел, а завтра що бог даст… Сколько годов война шла, а зараз революция зачалась…

— А разве это вам помеха? Удивляюсь я вам, всю-то жизнь вы с дедом имели стремление на свои собственные ноги стать. А теперь вроде у вас и всякое желание к этому отпало. А ведь сейчас-то, когда провозглашена советская власть, вам самый бы раз об этом подумать: сыновья подросли, да и сам еще крепкий. Неужто, папаша, вам не надоело самому батраком у кулаков жить и детей своих батраками видеть?..

Слушая сына, отец виновато теребил бороду.

— Да это ты правду кажешь, — проговорил он. — Сыновья-то есть у меня, а где они были?.. Ты уже пятнадцать годов на военной службе служишь, а Григорий совсем отбился от двора. Куда-то уехал и не пишет… Емельян же с Дениской еще малы были. А потом их на войну тоже забрали… Вот и выходит, что я один, как перст… А мне одному не под силу это дело… Да и зачем все это нам?..

— Нет, отец, — решительно заявил Семен. — Так нельзя рассуждать. Теперь времена переменились, и мы по-новому заживем. Вот установилась советская власть, она нам поможет на ноги встать.

— Дай бог, — вздохнул отец и перекрестился.

— Все дело в том, батя, — ласково похлопал Семен по плечу старика, надо скорее установить в нашей станице советскую власть. А то до сих пор атаманит богач Докучанов. При нем, конечно, на ноги не станешь. Вот свергнем атамана, изберем Совет рабочих, крестьянских и казачьих депутатов, отберем у кулаков землю и разделим между бедняками. Вот тогда будем трудиться и по-человечески жить… Хату новую поставим, ребят своих женим, внуков будете пестовать…

— Ты прямь сказки балакаешь, сынок, — засмеялся Михаил Иванович. Разе ж они отдадут нам землю?.. Да ни в жисть они того не сделают… В кровь по колено станут…

— Заставим отдать, отец, — убежденно сказал Семен. — Советская власть заставит.

— Дал бы бог! — снова набожно перекрестился старик. О чем-то подумав, он с опаской взглянул на сына. — Сынок, а ты, того, сам-то не большевик ли?

— Большевик, — подтвердил Семен. — А ты их боишься, отец?

— Да не то что бойсь, — замялся старик. — Чего их бояться? Небось, люди… Только вот разговор-то по станице промеж казаков ходит нехороший о большевиках… Вроде они грабители, воры…

— Врут, папаша. Не верьте им. Большевики — самые честные и справедливые люди. Они блага трудовому народу желают добиться. Конечно, богатым казакам они не нравятся. Боятся, как бы в их закрома не засели да бедноте не раздали их добро… Не слушайте их, отец.

— Да я и так не особенно-то прислушиваюсь к их брехне…

В Платовской Буденный убедился, что не только в этой станице, но и во всем Сальском округе население никакого понятия о советской власти не имеет. Всюду было засилие контрреволюции, по хуторам и станицам у власти находились атаманы.

Буденный решил объединить вокруг себя революционно настроенных фронтовиков и с их помощью установить в своей станице советскую власть.

Как-то он встретил на улице своего приятеля калмыка Оку Городовикова, также только что пришедшего с фронта. Городовиков был настроен большевистски. Буденный об этом знал.

— Ну что, Ока, будем делать? — спросил у него Буденный. — Надо, брат, в нашей станице революцию совершить. Тут о советской власти и понятия-то никакого не имеют…

— Атамана надо прогнать, а ревком выбрать, — сказал Городовиков.

— Правильно говоришь, — согласился Буденный. — Но вдвоем мы с тобой ничего не сделаем.

— Зачем вдвоем? — сказал Городовиков. — Людей у нас много хороших, помогут…

— Ока, — положил руку на его плечо Буденный, — вот что, дорогой, надо действовать. Приходи ко мне сегодня вечером и приводи своих надежных калмыков. Я тоже кое-кому скажу из русских ребят… Соберемся — потолкуем.

— Ладно, — сказал Городовиков. — Придем.

Вечером маленькая хата Буденных заполнилась людьми. Пришел сослуживец Семена Буденного по драгунскому полку, бравый унтер-офицер Никифоров, пришли бондарь Сорокин и столяр Сердечный. Городовиков привел двух калмыков: молодого парня, студента ветеринарного института Адучинова и щеголеватого фронтовика Ергенова.

Буденный знал Ергенова. Это был довольно культурный человек, а главное, авторитетный среди калмыков. Привлечение его к революционной деятельности было желательным.

Буденный сразу приступил к делу.

— Друзья, долго нам нечего разговаривать. Дело ясное. По всей России провозглашена советская власть, только вот в нашей станице о ней ничего не знают. По-прежнему атаман сидит, властвует… Надо с этим делом покончить: атамана прогнать, а революционную власть выбрать…

— Правильно, — кивнул головой Городовиков. — Выберем ревком.

— Зачем один ревком? — пожал плечами Ергенов. — Два ревкома надо: один русский ревком — русский человек туда пошел решать дела; другой ревком для калмыцкий народ надо. Калмык туда будет ходить решать свое дело… Так мы понимаем…

— Хорошо говоришь, — одобрительно закивал Адучинов. — О, как правильно говоришь. Два ревкома надо. Один ревком русский люди нужен, другой ревком — калмыцкий человек сидеть будет.

Городовиков возмутился:

— Да вы что? Зачем нам два ревкома? Один ревком надо и для русских и для калмыков. Изберем в него поровну и от русского населения и от калмыцкого.

— Нет, надо два, — твердили Ергенов и Адучинов.

Упрямых калмыков пробовали убеждать Буденный, Никифоров и Сердечный, доказывая, что в одном населенном пункте не могут работать одновременно два ревкома, выполняя одни и те же функции. Но ничто не помогало. Калмыки упорно настаивали на своем:

— Два ревкома. Два.

Пришлось временно согласиться с созданием двух ревкомов: одного калмыкого, другого — русского.

С большим трудом ревкомы были созданы. По существу, это явилось двоевластием. Но в станице существовала и третья власть — станичный атаман калмык Докучанов. У революционных фронтовиков еще не хватало сил и смелости его изгнать. Атаман имел крепкую опору за своей спиной из числа зажиточных казаков и калмыков.

Посоветовавшись со своими друзьями, Буденный решил созвать станичный съезд фронтовиков, надеясь при помощи его покончить с многовластием в станице. Перед созывом съезда Буденный со своими товарищами провел по хуторам разъяснительную работу о советской власти. Он умел говорить, и фронтовики слушали его внимательно, одобрительно хлопая в ладоши.

В первых числах февраля в станицу Платовскую съехались на съезд фронтовики, в большинстве калмыки. Председательствовал Буденный.

Докладчиком выступал Ока Городовиков.

— Товарищи фронтовики, — говорил он пылко, — нельзя так дальше жить и работать. Станица разделилась на две половины: на калмыков и русских. У каждой половины свой ревком. Калмыки живут своими интересами, русские своими. А всеми делами правит по-прежнему станичный атаман. Надо нам, калмыкам, объединиться с русскими солдатами и казачьей беднотой и слить наши ревкомы в один ревком. Тогда нам будет легче бороться с богачами и атаманом…

Поднялся шум. Калмыки заспорили между собой: одни соглашались с предложением Городовикова, другие нет. Среди споривших калмыков зашныряли богатеи во главе с коннозаводчиком Абуше Саркисовым.