Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы Страница 23

Оказавшись дома, Киёмори не предпринимает никаких резких действий и своим поведением выражает покорность Нобуёри, который совсем опьянел от успеха военного мятежа, расслабился и потерял всякую бдительность. Ему явно не доставало решительности и жестокости. Иначе вряд ли бы разросся пышным цветом авторитаризм Киёмори, борьба с которым в конце концов и привела к становлению в Японии самурайской вольницы, отодвинувшей на сотни лет Нобуёри и ему подобных на задворки политической жизни страны.

Нобуёри вел себя как истинный правитель. От имени императора Нидзё, находящегося фактически под домашним арестом, назначал на должности, присваивал придворные ранги. Поговаривали, что он якобы переехал во Дворец чистоты и прохлады, Сэйрёдэн, где обычно жил сам император. Про экс-императора он и не вспоминал. Нобуёри стремился убедить всех, что началось прямое императорское правление императора Нидзё, которому исполнилось уже семнадцать лет. Экс-императорское правление казалось забытым, как и сам Госиракава, влачивший жалкое существование в книгохранилище императорского комплекса. Там он имел время не раз вспомнить несчастного Синдзэя и горько пожалеть, что отмахнулся от его повести в картинках «тёгонка». Госиракава по существу и не охранялся. Кому он мог помешать? Синдзэя больше нет, Нобуёри оказался предателем, и уже никто не поддерживал его. Особенно досадовал Госиракава на то, что ему изменили не Цунэмунэ и Корэката, отношения с которыми у него с самого начала не заладились, а Нобуёри, пользовавшегося его глубоким доверием.

В отличие от экс-императора, тот испытывал совсем другие чувства. Перед ним в подобострастной позе сидел сам глава дома Хэйкэ. И не просто сидел, а учтиво ранним утром двадцать пятого декабря приподнес Нобуёри обернутую в бумагу тонкой выделки дощечку «мёбу» со своими именем и фамилией, выражая этим традиционным способом вассальскую покорность. Ход Киёмори сделал отличный. Теперь Нобуёри не надо ждать прибытия самураев из Канто, на чем настаивал Ёситомо. В столице надобность в них отпала, т.к. потенциальный главный противник Нобуёри превратился в его вассала.

Решившись на личную встречу с Нобуёри, Киёмори рисковал не только своей жизнью, но и судьбой клана Тайра из Исэ. Что мешало Нобуёри заставить императора или экс-императора издать указ об уничтожении Хэйси, обвинив их, скажем, в зловредных замыслах? Может быть, этот указ уже лежал в рукаве парадного кимоно Нобуёри. Взмах рукава и… Киёмори, уставившись в пол, замер в ожидании. Однако интуиция его не подвела и на этот раз. Страхи оказались напрасными. Сердце Нобуёри распирали различные чувства: и радость и тщеславие и восторг и злорадство. Перед ним смиренно склонил шапку сам Киёмори, потомок императора Камму. Мечта Нобуёри сбылась. Вокруг головы Синдзэя толпятся зеваки, Киёмори наверняка уединится у себя в усадьбе и предастся молитвам вместе с монахами из Ицукусима дзиндзя. Вряд ли он горит желанием взяться за оружие. Хотя, на всякий случай, его можно будет отослать на Кюсю. Пусть покомандует тамошними пограничниками, да заодно и молодость вспомнит. Но это потом, а сейчас не помешает и снисходительность проявить. Провожая гостя, Нобуёри как бы в шутку бросает напоследок: «Кто осмелится перечить мне, если за мной встанете вы, Киёмори-доно!». «Ну и дурак же ты», подумал тот, и с угодливым выражением лица попятился к выходу. Все пока шло, как он рассчитывал. Нобуёри, похоже, действительно поверил в этот спектакль, ловко разыгранный Киёмори. Теперь ему нечего опасаться. Все складывалось, как нельзя лучше. Захватив власть, Нобуёри ограничился полумерами, Можно сказать, ничего не изменилось, лишь союз Синдзэя и Хэйси сменился на союз Нобуёри и Гэндзи. Победитель радовался жизни и особо не терзал себя размышлениями о том, как и на основании чего он будет строить свое правление в дальнейшем. Ближайшее окружение императора – соучастники заговора против Синдзэя, канцлер Фудзивара Мотодзанэ женат на младшей сестре Нобуёри. Сам Тайра Киёмори изъявил желание стать его вассалом. Головокружительные успехи буквально парализовали разум Нобуёри, который забыл про неопытность в подобных делах семнадцатилетнего Мотодзанэ, полагающегося во всем на своего отца Тадамити. Нобуёри не мог или не хотел даже предположить, что проповедникам прямого императорского правления он больше не нужен, и что они способны немедленно откреститься от «вождя» при первой же его неудаче. Нобуёри как-будто не замечал того, что самураи Ёситомо находятся еще в Канто, а самураев его нового вассала полным полно на подступах к столице.

Непоследовательность и удивительная забывчивость Нобуёри играли на руку Киёмори, отлично разобравшемуся в ситуации. Пришло время вызволять из заточения императора Нидзё и экс-императора Госиракаву. Едва вернувшись в Рокухару из паломничества, Киёмори получил тайное послание от министра двора Фудзивара Киннори, влиятельного сановника, близкого к Бифукумонъин. Его взбесили дерзкий захват власти Нобуёри, бесчеловечное поведение Ёситомо обращение с Синдзэем, старший сын которого, Тосинори, приходилмя зятем министру. Киннори в послании предлагал освободить императора и рекомендовал нужных для этого людей: Фудзивара Цунэмуне, младшая сестра которого являлась родственницей Нидзё по материнской линии, и Фудзивара Корэкату, мать которого была кормилицей Нидзё. Прочитав послание, Киёмори ухмыльнулся: «Союзники, по всей видимости, перегрызутся между собой. После убийства Синдзэя их пути-дорожки разошлись – на кон поставлена политическая власть».

Исполнять роль начальника личной охраны императора поручили Фудзивара Тадаоки, старшему брату жены Корэкаты. Отец Тадаоки учил Нидзё уму разуму в бытность того наследным принцем. Кроме того, Тадаоки приходился младшим двоюродным братом Синдзэю, а мать его жены доводилась дочерью Тайра Тадамори. Естественно, человека с такой родословной не пришлось долго уговаривать, и он сразу согласился содействовать побегу императора в Рокухару.

На рассвете двадцать шестого декабря из северных ворот императорского дворца, в котором разбила лагерь армия Ёситомо, выходит в сопровождении служанки закутанная в изящные одежды женщина. Они садятся в запряженную волом карету. Она медленно отъезжает от ворот под громкие крики передовых: «Пропустите паломников, пропустите паломников». Расспросить, обыскать даму знатного происхождения или, тем более, попытаться приподнять накидку, закрывающую ее лицо, самураи охраны не посмели. Провожал женщин сам Тадаоки, поэтому никто не обратил внимания и на большой деревянный сундук, который несли слуги. Тут еще где-то во дворце запылал один из павильонов, началась суматоха, и было не до какого-то сундука. Карета тем временем прямиком направилась в… Рокухару, где ее с нетерпением ждал Киёмори. Придворной дамой в церемониальном наряде из двенадцати кимоно оказался император Нидзё! Из кареты с подобающим почтением извлекли меч и яшму – две священные регалии императорской власти. Еще одна регалия, зеркало, куда-то запропастилась, а времени ее искать уже не было. В сундуке, доставленном носильщиками, находились музыкальные инструменты и прочие фамильные сокровища императорской семьи.

Вечером двадцать пятого декабря, когда Нидзё находился еще во дворце, экс-императора навещает Тадаоки и от имени Киёмори предлагает тому немедленно бежать и укрыться в храме Ниннадзи у его родного младшего брата Какусё (там же в смуту Хогэн пытался найти убежище и экс-император Сутоку). Тадаоки в ответ на настойчивые расспросы взволнованного экс-императора, уж не провокация какая-то готовится, лишь слегка намекнул о возможном отбытии из дворца императора. Этого оказалось достаточно. Госиракава решается на побег. Надо было спешить. В противном случае ему вряд ли вообще удастся сделать это. Узнав о бегстве императора, Нобуёри наверняка попытается хоть как-то исправить положение. И тут экс-император, вернее, его имя, будет как нельзя кстати. Однако противостояние с императором, пусть и против собственной воли, превратило бы Госиракаву в мятежника, и он разделил бы участь старшего брата, Сутоку, чего очень хотелось приближенным Нидзё, да и ему самому тоже. Хотя экс-император формально оставался «отцом нации», его низкий авторитет делал невозможной победу в столкновении с императором, поэтому бегство и бегство прямо сейчас являлось для Госиракавы единственным средством сохранить свое лицо. Благодаря этому он мог избежать противостояния с сыном, которое наверняка попытается подстроить Нобуёри. К счастью, не только он, но и Цунэмунэ и Корэката предоставили экс-императора самому себе, поэтому мало кто заметил, как из открытых ворот дворца мелькнула тень всадника, удалявшаяся в направлении храма Ниннадзи.