Повесть о Предславе - Олег Игоревич Яковлев Страница 5

Во дворе перед крыльцом тоже царили суета и шум, ржали лошади, теснились телеги и возы. С трудом протолкавшись ко всходу[57], Ивещей провёл Предславу, Алёну и Ферапонта через три кольца охраны в светлые просторные сени. Вскоре они оказались в гриднице[58], заполненной отроками[59] в узорчатых кафтанах и рубахах, затем поднялись по лестнице наверх и, петляя по лабиринтам тёмных переходов, в конце концов вышли к обитым железом дверям, у которых стоял очередной гридень с мечом на поясе.

Узнав Фёдора, он отступил посторонь.

– Вот, княжна, тут, в башне теремной, бабинец княжеский, – обернулся Ивещей на Предславу. – Тута сёстры твои живут. Проходите. А для тя, отец Ферапонт, внизу покой приуготовлен.

Позже Предслава узнает, что Фёдор – сын боярина Блуда, того, который за звонкое серебро предал и погубил князя Ярополка. Пока же ей явно не по нраву пришёлся этот громкий шумливый человек с деланой улыбкой и хитрыми колючими глазами. Говоря, он щерил свои крупные жёлтые зубы и смотрел на неё так, словно заранее старался оценить, кто же она такая и что собой представляет.

В бабинце Предславе с мамкой отвели две комнаты с выходящими на Бабий Торжок[60] забранными слюдой узкими окнами в свинцовой оплётке. Ставни окон были украшены затейливой резьбой и разрисованы киноварью.

На ставнике[61] в ряд стояли иконы греческого письма в дорогих окладах, мерцали тонкие лампады.

Уставшая с дороги Алёна ушла вскорости спать, Предславе же не сиделось и не лежалось. Она то выглядывала в окно, то высовывала голову в дверь, в переход с горящими на каменных стенах смоляными факелами и винтовой лестницей.

Некрасивая рябая девица в чёрном платке и летнике с широкими рукавами возникла перед ней внезапно, словно из стены выросла.

– Ты – кто? Верно, Предслава будешь? – вопросила она и бесцеремонно вторглась в покой. – По одёжке видать, тако и есь.

Говорила девица хрипло, глухо, неприятно сопела. Пихнув Предславу в бок, она развалилась на лавке, хищным цепким взором окинула расставленные в комнате вещи, заметила большой медный ларь, подскочила к нему, открыла, стала рыться в Предславиных одеждах.

– Оставь, моё се! – возмутилась Предслава. – Ты-то сама кто такая, чтоб здесь хозяйничать?!

– Вот дура! – девица рассмеялась. Смех её напомнил Предславе воронье карканье. – Нешто не догадалась?! Сестра я твоя старшая, Мстислава. Уразумела? Чё пялишься?! Али не ведаешь, что есь у тя сёстры и братья единокровные?! А?!

Мстислава больно ущипнула Предславу за грудь.

– Чё молчишь?

– Отойди, не трогай меня. – Предслава, отмахиваясь, обиженно ударила её по руке.

Мстислава внезапно распалилась.

– Чё, гребуешь[62], да?! – зло крикнула она. – Княгинина дочка, да?! А я, стало быть, коли наложницей князевой рождена, дак те не ровня?! Да?! Нет, милая, все мы тута, в бабинце, одинаковы!

Мстислава с презрительной усмешкой швырнула обратно в ларь платье, снова развалилась на лавке, устало зевнула, перекрестила рот.

– Ты мя попригоже будешь, – заметила она. – Срок придёт, подрастёшь маленько, выпихнут тя замуж. А мне, видать, век вековать здесь, в тереме отцовом. Али в монахини постригусь. Тамо поглядим. Вишь, рябая вся, страшная. Ненавижу, ох, ненавижу вас всех! – Мстислава вдруг топнула ногой и, закрыв уродливое лицо руками, громко расплакалась. – Всем вам одно надоть – мужиков! И мать такая, и рабыни все енти отцовые, и челядинки грудастые, и ты… Ты такая же вырастешь! – Мстислава злобно взвыла и истошно прокричала: – Ненавижу! Ненавижу!

– Не надо так. Господь заповедовал нам любить друг дружку, – попыталась возразить ей Предслава, но сестра, не слушая её, в исступлении стала раздирать ногтями своё безобразное лицо.

На крики прибежали две служанки, подхватили плачущую Мстиславу за плечи и выволокли её из палаты.

Примчалась растрёпанная встревоженная Алёна, вздохнула облегчённо, увидев, что с Предславой всё в порядке.

– Пойдём, детонька. Испужалась, бедняжка. – Взяв княжну за руку, мамка привела её в свою комнатку. – Вот что. Подойди-ка к окошку. Видишь, сад там, за забором. Вот туда и беги покамест. Двери, ворота где здесь, запомнила ли?

Предслава кивнула.

– Тамо братья твои должны быть. Подружишься с ими, тебе же легче будет. А за подол мамкин, девонька, не держись. И ведай: здесь те не Изяславль. Тут – стольный Киев. И ещё помни, не забывай николи: нравы тут, в бабинце, волчьи. Завидущие бабы, почитай, из кажнего угла подглядывают за тобою да подслушивают. И шепчут гадючьими языками, треплют попусту всякое, в княжьи уши хулу разноличную льют, яко вар кипучий. Ябедой такожде быти те не мочно[63] – противно се и мерзко. Одним словом, сторожкой быти те нать. Ну, ступай, верно.

Наставление мамки Алёны юная Предслава запомнит крепко. Здесь, в бабинце, она добьётся того, чего до неё не могла достичь ни одна княжеская сестра или дочь, но не избежит и не укроется от злых наушниц и коварного шепотка за спиной.

Впрочем, то будет после. Пока же, сбежав с крыльца, она окунулась в зелень цветущего сада с тёмно-красными ягодами вишни и пением птиц.

В траве под липами играли двое детей – худенькая девочка с золотистой косичкой и маленький мальчик, темноволосый, с очень смуглым лицом, облачённый в дорогую свитку. Девочка же была в домотканине, смешно болтающейся на худеньком тельце.

При виде Предславы мальчик, до того сидевший под деревом, приподнялся.

– Гляди, Златогорка, – окликнул он девочку и указал в сторону Предславы. – Кто се еси?! Эй, ты кто такая будешь?! – спросил он. Тёмное лицо малыша выражало нескрываемое удивление и любопытство.

– Княжна я, дочь Владимира. Предславою зовут.

– Вот как. И откуда же ты приехала?

– Из Изяславля. Городок такой на Свислочи. Далеко отсель. Две седмицы плыть.

– Ого! В самом деле, не близко. А я – Позвизд. Слыхала обо мне?

Предслава отрицательно мотнула головой.

– Брат я тебе, выходит. Тоже Владимиров сын.

– А ты? – спросила Предслава златовласую.

– А я – Майя. Отец мой – конюх у князя. Но кличут мя все Златогоркой. Яко богатырку былинную, поленицу[64]. Да я и в самом деле сильная. Хошь, силою померимся?

– Нет, не будем. Верю тебе.

– Что, боисся, кость княжеска?! – Златогорка презрительно расхохоталась.

Предслава недовольно передёрнула плечами.

– Нет. Чего тебя бояться? Просто не хочу.

– Полно вам. Пошли лучше вишнями лакомиться, – предложил Позвизд. – Стремянку у садовника возьмём да и залезем повыше, где ягод больше.

Он был младше Предславы и, говоря с ней, смотрел снизу вверх.