Незначительная деталь - Адания Шибли Страница 5

он простер руку со своего переднего сиденья. Он вздохнул так глубоко, что закрыл глаза, а когда открыл их, холм был едва заметен из-за черных точек, что скакали перед его взглядом, как обезумевшие жуки. Он резко вскинул руку с открытой ладонью, приказывая солдатам немедленно замолчать, а секунду спустя кивнул водителю, чтобы заводил двигатель. Но прежде чем шофер успел это сделать, раздался лай собаки.

⁂

Вдалеке показались крученые акации, терпентинные деревья и тростник – меж их стройными основаниями прятались скудные ручьи. Машина остановилась напротив оазиса, и он немедленно спрыгнул с переднего сиденья и побежал к деревьям вниз по песчаному склону. Остальные последовали за ним. Он ни разу не обернулся на них, сосредоточившись на растительности впереди. Теперь из-за стволов, помимо гавканья, слышался рев верблюдов. Достигнув подножия склона, он двинулся через деревья, раздвигая податливые ветви. За ними вскоре обнаружилась группа арабов, которые потрясенно застыли вокруг источника. Он встретил их взгляды: их глаза были распахнуты до предела – как у верблюдов, которые бросились с места под усилившийся вой собаки. Животные не пробежали и нескольких шагов, как раздался тяжелый хлопок выстрела.

⁂

Собака наконец перестала подвывать, и на оазис опустилась тишина. Нарушали ее только сдавленный плач девушки, которая, точно жук, съежилась на земле в своем черном платье, да шелест листвы и тростника – солдаты прочесывали его в поисках оружия. Он рассматривал горки помета, оставленного скотиной на этом клочке зелени среди бесконечных сухих дюн, а затем обошел повалившихся верблюдов – они походили на небольшие холмы, покрытые сухой травой. Хотя все шесть верблюдов были мертвы и песок медленно впитывал их кровь, ноги у некоторых еще подергивались. Он перевел взгляд на пучок сухой травы возле рта одного из животных – ее вырвали с корнями, среди которых застряли комки песка.

Сержанты и солдаты обыскали оазис несколько раз, но безуспешно: никакого оружия они так и не нашли. Он же наконец обратил свое внимание к той, что черным комком лежала на земле и по-прежнему скулила. Он набросился на девушку, схватил ее обеими руками, принялся трясти, и тут снова поднялся собачий лай, смешавшись с плачем девушки, которая завыла еще громче. Придавив ее голову к земле, он зажал ей рот правой рукой – ладонь тут же стала липкой от слюны, соплей и слез. Ее запах ударил ему в нос, и он на миг отвернулся, но тут же снова вернулся взглядом к девушке и приложил указательный палец свободной руки к губам, смотря ей прямо в глаза.

⁂

Когда они вернулись в лагерь, большинство солдат сидели в узкой тени от палаток, но, когда из машины выпустили девушку и собаку, некоторые вышли из тени и приблизились к ним. Он оглядел палатки, песок, от которого отражались ослепительные лучи полуденного солнца, и машину – свет разной интенсивности резал глаза. Перед ним заплясали черные и серые точки, ставшие еще ярче из-за кружащих мух. В конце концов взгляд остановился на его заместителе – тот спрашивал, что делать с девушкой. Некоторое время он не отвечал, стиснув челюсти. Потом опустил голову, уставился в песок, зажмурился, часто задышал и сказал, что девчонку нужно пока поместить во вторую хижину и поставить одного из солдат ее охранять. Как с ней быть, они решат позже. Но в любом случае нельзя отпустить девицу на свободу посреди этой пустыни. Подняв взгляд и посмотрев на собравшихся вокруг солдат, он добавил четко и с явной угрозой, чтобы те не приближались к девушке, а затем оставил их и направился к своему жилищу.

Войдя в хижину, он тут же пошел прямо к койке, лег, сомкнул воспаленные веки и погрузился в глубокий сон.

⁂

Открыв глаза, он медленно и осторожно поднялся и уселся на краю постели. Немного погодя поднес левую руку к лицу и утер ладонью щеки, встал на ноги, двинулся к двери и открыл ее настежь. В темную комнату, обтекая его силуэт, лился свет, а он осматривал лагерь, стоя в дверном проеме. Проспал он недолго – во всяком случае, недостаточно долго, чтобы тень захватила бóльшую часть песка. Вернувшись внутрь, он принялся кружить по хижине, исследуя стены, углы и крышу. Приметив трех хрупких пауков, он немедленно прихлопнул их рукой. Затем он направился в угол, где лежали вещи, налил из канистры немного воды, достал из ящика с личными принадлежностями набор для бритья и небольшое зеркало, которое повесил на гвоздь, и принялся рассматривать свое лицо. За последние три дня оно местами загорело, а местами покраснело, особенно вокруг век, хотя он всегда надевал кепку с козырьком, от которой на лбу оставался заметный след.

Он нанес мыло для бритья на щеки и подбородок, окунул помазок в миску с водой, поднес его к лицу и водил кругами, пока кожа не стала блестяще-белой. Закончив, он сбрил намыленную щетину сначала со щек, а потом с шеи. С каждым движением к бритве прилипал слой пены, которая постепенно из белой сделалась светло-коричневой – к ней примешались желтые волоски с подбородка, похожие на песчинки. Он провел бритвой по краю миски, чтобы стряхнуть пену – она медленно оползала и расплывалась на поверхности воды отдельными клочьями.

Разделавшись с бритьем, он вынес грязную воду и выплеснул ее на песок подальше от входа, вернулся и закрыл за собой дверь, но не плотно, чтобы в комнату хоть как-то проникал свет. Он снова налил в миску воды из канистры, разделся и размотал повязку, не глядя на место укуса, которое теперь напоминало гниющую рану, хотя никакой боли он больше не ощущал. В очередной раз он не стал мыться с остальными и остался в хижине.

Сначала он намочил мочалку в миске, повозил по ней мылом, обтер лицо, шею, уши, снова намочил мочалку, провел по животу, спине – сколько доставал, прополоскал мочалку в воде, прошелся по рукам, под мышками, по ногам, очень осторожно коснулся места укуса на бедре, снова протер, не глядя на него. Он судорожно сглотнул, чувствуя подступившую к горлу желчь, поднял голову повыше и попытался дышать ровно и глубоко.

Обтерев пах, он как следует выстирал мочалку с мылом, повесил на гвоздь, направился к койке и улегся, не наложив повязку. Но вскоре снова поднялся, достал из ящика в углу комнаты свежий бинт, клок ваты и спирт, плеснул на вату спирта, торопливо протер рану и не слишком туго перевязал. Убрав спирт в ящик, он взял смену одежды из матерчатого вещмешка, стоявшего рядом. От чистой одежды исходил слабый, но приятный аромат, который скользнул сквозь ноздри, на миг