Евгений Суверов - Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг Страница 8

Караул был самым ответственным нарядом. Часовой с боевым оружием охранял объект, затем сменялся, немного отдыхал и снова на пост: в жару, дождь и стужу. Наряд рисковый. Опасным было то, что человек с оружием иногда стреляет, и по своим и по чужим. В армии была масса случаев гибели или увечья военнослужащих в караулах, но меня Бог миловал. За время моей службы не было не одного ЧП с караулом, за исключением пары случаев непроизвольного выстрела при разрядке автомата. Но всё проходило без жертв.

Готовились в караул достаточно основательно, командование понимало всю ответственность. Письма, пришедшие военнослужащим, до караула не выдавались, во избежание негативной реакции часовых, получивших дурные вести из дому.

Запомнился январь 1988 года — мы заступили в караул на ММК. Ночь была относительно теплой (всё-таки январь), пахло силосом, вдали виднелись огоньки жилищ. На душе было тоскливо, хотелось домой. Сменясь, я ехал грузовом автомобиле, в шинели, шапке, с автоматом и подсумком, смотрел на вечерний город. И вдруг поймал себя на мысли — сейчас же школьные каникулы! Вот это да! А здесь все по-другому…

В армии начинаешь по-иному относиться ко многим вещам. То, что на «гражданке» считалось нормальным, здесь было настоящим счастьем. Например, послушать любимую современную музыку. После прихода из увольнения один из украинских хлопцев принес плеер с записями зарубежной эстрады (привезли родственники). Он всю ночь слушал музыку, блаженно улыбаясь. И ничего больше для него тогда не надо было, только послушать музон. Как хотелось и мне на часок очутиться дома и тоже послушать любимые записи на своем катушечном магнитофоне «Комета».

Другая радость — вкусно покушать. Кормили в учебке сытно, но однообразно, к тому же не всегда успевал съесть свою порцию. Если удавалось покушать шоколад или выпечку, это было вообще прекрасно. Кстати, в отличие от родного Барнаула, где шоколадные конфеты и сгущенка в советское время были дефицитом, здесь всё это можно было купить в солдатском магазине. Снабжение продуктами и так называемыми товарами народного потребления в СССР было плановым. Привилегией пользовались многочисленные союзные республики, зачастую в ущерб самой большой — Российской советской федеративной социалистической республике (РСФСР). Вот и в этом далеком украинском городке было то, что днем с огнем не найти в столице Алтайского края. Освоившись, выкроив свободную минутку, можно было забежать в магазин и полакомиться, при наличии денег, конечно.

В нашей роте было несколько эстонцев. Им приходили огромные посылки со сладостями, журналами на эстонском языке. Держались они особняком, ни с кем не делясь и особо не общаясь. Моим соседом сверху (кровати были двухярусными) был один из эстонцев — рядовой Люкинд. Маленький, жирненький, он был чем-то похож на поросенка, его бормотание на смеси русского и эстонского чем-то напоминало хрюканье. И вот в одну из ночей он вместе со своим земляком рядовым Хонекеным долго ворочались, что-то жуя под своими одеялами и тихо переговариваясь. Насытившись, через несколько минут они заснули.

Взвод не спал, ощущая добычу. Голодные соседи шептали мне со всех сторон:

— Женя, возьми кулек конфет у этих эстонских крыс.

— Накажи козлов. Точить втихаря — западло.

— Говорят, эстонские конфеты очень вкусные. Ведь Люкинд щедрый парень, желает угостить своих боевых друзей.

Я осторожно достал из-под подушки Люкинда початую пачку конфет и пустил ее по казарме. Пока не было наших сержантов (они пили чай в каптёрке), практически весь наш взвод моментально поглотил эстонское лакомство. Вано, схватив из кулька пару конфет, быстро проглотил их, не развертывая. Животное.

— Люкинид п…рас первый клясс, — сделал он свое традиционное заключение, при этом громко выпустив скопившиеся за день ядовитые газы.

— Мытя, чмо, ты что ваняешь? Гандонь. Ты п…рас первый клясс, — он подошел к Митиной кровати и несколько раз сильно ударил кулаком по его извивающему телу, жуя при этом эстонские конфеты в обертке и грозно выпучив свои черные глазищи.

— Вано, Вано, прекрати, это не я, — жалобно бормотал Митя. — Давай поговорим, мы же разумные люди.

— Заткныс, казель!

Приход сержантов временно спас Митю от дальнейших унижений.

Наутро обнаружив пропажу, Люкинд громко возмущался, говоря что-то по-эстонски, даже пожаловался нашему сержанту Сладкому.

— Объявляю, вам один наряд вне очереди за хранение продуктов питания в спальном помещении, — строго сказал сержант.

Люкинд, явно не ожидавший такого поворота, насупившись, что-то бурчал по-эстонски.

— Я не понял, боец, что нужно ответить?

— Ест одын нарад, — нехотя пошевелив своими пухлыми губами, ответил «любитель сладкого».

Вообще, это было позорно, «стрёмно» — «точить втихаря» (то есть кушать, не поделившись со своими товарищами). Но наши эстонцы жили в собственном мире, по собственным правилам, постоянно кучковались вместе, о чем-то переговариваясь вполголоса…

Удачей было сходить в увольнение («увал»). В учебке в увольнении я был всего один раз, и то неудачно. Внеочередное увольнение мое было связано со знанием географии. Во время политических занятий с нашим взводом замполит Лакин безуспешно пытался выяснить у рядового Кариманова, какие страны входят в НАТО.

Кариманов, мелкий азербайджанец с огромной шишкой на носу, постоянно косил под дурака. Особо ему не нравилось заниматься спортом. Во время марш-бросков он часто падал на землю и, валяясь на земле, жалобно скулил:

— Сансаст, сансаст (т. е. санитарная часть, больница), сэрдце болыт, я умыраю, командира.

Позже мы вместе попадем служить на Дальний Восток. Там он моментально преобразился. Понавешал на себя массу значков (в том числе и спортивных), ходил, важно растопырив руки, как пингвин. Он не любил вспоминать свое «спортивное» прошлое. И когда на вечерней поверке после фамилии «больного» я нарочно выкрикивал «сансаст, сансаст», Кариманов сильно злился.

Для меня показ на карте натовских стран не составлял особого труда. Я неплохо знал политическую географию. Из всего нашего взвода я один из немногих мог быстро ответить на все вопросы замполита по поводу международной обстановки. Опешивший Лакин объявил мне увольнение вне очереди, и в следующее воскресенье я уже бродил по улицам небольшого украинского городка. Но новые ботинки, надетые в первый раз, быстро натерли ноги. И так, хромая, я ковылял по Могилёв-Подольскому. Это путешествие не принесло мне никакого удовольствия. Я испытывал большой дискомфорт. Моим самым большим желанием было, как это ни странно звучит, вернуться в родную казарму, надеть свои кирзовые сапоги и слиться с серой солдатской массой, ставшей мне родной за прошедшие месяцы.

Приятно было также получать письма, осознавая, что о тебе помнят. В один из февральских вечеров я получил аж семь писем!!!

Особенно радостно было получать письма от родителей, понимая, что именно они ждут и помнят о тебе.

Хотя не все письма приносили солдатам счастье. Были и письма от подруг, которые бросали своих возлюбленных практически сразу же после проводов в армию. Забывали свои слезы, клятвы в вечной любви. И иногда обезумевшие солдаты в горячке совершали такие поступки, о которых позднее наверняка жалели всю жизнь.

Отношения с женщинами были также для молодых ребят одной из любимых тем разговоров. К некоторым приезжали подруги и даже жены. У многих были девушки, которые ждали (или пытались ждать) своих парней. Солдаты активно переписывались, показывали фотографии любимых. У меня не было девушки, и кроме родителей никто не ждал из армии. Я нисколько не сокрушался по этому поводу — значит, всё у меня впереди. Чем занимается моя будущая подруга? Она не подозревает пока о моём существовании.

Ожидание парня из армии часто заканчивалось разрывом, и многие солдаты сильно об этом переживали, вешались, стрелялись, убегали с оружием, желая разобраться со своим конкурентом и неверной девушкой. А если девушка дожидалась своего парня, то ему нужно было на ней жениться. Если не женился, были, наверное, обоснованные претензии: «Я тебя ждала два года, а ты на мне не женился, козёл! Я столько упустила из-за тебя!..» и т. д., и т. п. Короче, всё, что ни делается, — к лучшему!

День за днём пролетали незаметно, оделяя нас радостями и проблемами. В апреле я успешно сдал экзамены в учебке, став механиком авиационного вооружения 3-го класса. Начались отправки в боевые части. За некоторых ребят приезжали хлопотать их родители. Это были в основном жители Кавказа и Украины. Обхаживали, договаривались с нашими командирами о том, чтобы их чада попали в теплые места, поближе к дому. Хотя это носило единичный характер. Мне же было все равно. Ко мне никто не приезжал. Ехать в такую даль и хлопотать ради меня — этого не стоило, конечно, делать. В особой милости у командиров я не был, и поэтому по будущему месту своего распределения иллюзий не имел.