Отвергнутая - Екатерина Валерьевна Шитова Страница 29

Когда по её ногам потекло что-то тёплое, Прасковья решила, что это воды и что терпеть осталось недолго – ребёнок наверняка вот-вот родится. Но взглянув на землю под собой, она увидела, что всё вокруг потемнело от крови. Кровь текла по её ногам, капала на землю, боль пульсировала, накатывала сильнее раз за разом и разрывала тело Прасковьи. Она чувствовала, что и в этот раз всё идёт не так, как должно идти, но не знала, что делать, как помочь себе и ребёнку. В прошлый раз её кое-как спасли, а теперь что? Она умрёт?

Прасковью затрясло от этих мыслей. Наверняка, всему виной поганый бес, что сидит в ней. Это он держит ребёнка внутри, не даёт ему выйти наружу.

– Ваня! – закричала она.

Но крик прозвучал тихо, великан даже не пошевелился. Прасковья хотела доползти до него, но не смогла, тело не слушалось, ноги и руки словно онемели. Повалившись на землю, она взвыла от боли, закусив нижнюю губу до крови.

– Ваня! Ваня! – закричала Прасковья, вложив последние силы в этот крик.

Из глаз её хлынули горячие слёзы, кровь всё текла и текла по ногам. Она взглянула на серое предрассветное небо и начала шептать одними губами молитву. Но очередная схватка накрыла её такой мощной волной боли, что Прасковья задохнулась, а потом тело её напряглось, выгнулось дугой, глаза закатились, она затряслась, забилась в судороге, и вдруг вскочила на ноги и расхохоталась жутким смехом.

– Убью тебя, лысый урод! Тупица безмозглый! Мешок с дерьмом! Как же ты опостылел мне! Вздумал приручить меня, как собаку?

Прасковья пошла к спящему Ваньке, а по земле за ней потянулся кровавый след. Запрыгнув на великана, она вцепилась ему в горло и принялась душить. Ванька открыл глаза, удивлённо взглянул на Прасковью и захрипел. Кое-как сбросив её с себя, он яростно замычал, но, увидев потемневшее лицо Прасковьи и кровь на её руках, он напрягся, узнал беса, вырвавшегося наружу. Когда Прасковья снова набросилась на него, вцепившись зубами ему в плечо, он обхватил её обеими руками, повалил на землю, но хорошенько прижать не смог – мешал большой живот.

– Ублюдок! Выродок! Урод! Никогда ты моим хозяином не будешь! – кричала Прасковья не своим голосом.

Она выкрикивала всё новые и новые ругательства, снова и снова пыталась вырваться из Ванькиных рук. Откуда в хрупком женском теле взялось столько силищи? Это всё бес – он вытягивал из Прасковьи последние жизненные соки. Ванька крепко держал её за руки до тех пор, пока припадок не закончился. Когда тело Прасковьи обмякло, лицо её стало мертвенно бледным. Ванька замычал, стал трясти её за плечи, бить по щекам, но та лежала на земле, точно мёртвая.

Великан вскочил на ноги и стал растерянно метаться возле Прасковьи. Ступни его тотчас испачкались тёплой кровью. Он остановился, огляделся вокруг, потом запрокинул голову, разинул рот и закричал. Душераздирающий крик разнёсся над лесом, спугнул спящих зверей и птиц, запутался в густых кустарниках и спутанных ветвях. Великан кричал, и лес разносил его боль эхом в самые дальние и тёмные уголки.

А потом, подхватив на руки Прасковью, истекающую кровью, Ванька понёс её куда-то, продираясь сквозь густые заросли, перешагивая пни, кочки и бурелом. Он шёл в дремучую лесную чащу, куда вряд ли когда-либо ступала нога человека…

Глава 11

Избавление от нечисти

Старуха сидела на лавке возле своей древней, покосившейся избушки, и смотрела подслеповатыми глазами вдаль. Время от времени она вздыхала, сплетала между собой длинные, скрюченные пальцы, а потом опять клала руки на колени. Старуха ждала. Она, хоть и была глуха на одно ухо, всё же слышала крик, пронёсшийся не так давно по лесу. Она слышала крик, а значит, нужно сидеть и ждать. И старуха ждала.

И вот, наконец, между деревьями показалась высокая, широкоплечая фигура. Мужчина подошёл к избушке и, тяжело дыша, положил к ногам старухи свою ношу. Старуха даже не взглянула на окровавленную, бездыханную женщину. Она сверлила маленькими прозрачными глазками великана. Потом губы её ехидно скривились, и она прошепелявила беззубым ртом:

– Чегой-то? Неуж явился?

Ванька неподвижно замер напротив старухи, виновато опустил голову.

– А исхудал-то как, батюшки мои! Будто год не жрамши!

Старуха прищурилась и всплеснула руками.

– Да на тебе и места-то живого нет! Весь избитый, изрезанный. Как будто тебя через мукомолку пропустили.

Ванька нетерпеливо поёрзал на месте, взглянул исподлобья в злое старухино лицо и замычал, указывая взглядом на Прасковью.

– А зачем ты мне приволок эту бабёнку? Я помогать не буду, даже не проси! Напомогалась ужо, хватит.

Старуха, наконец, взглянула на Прасковью и снова всплеснула руками и цокнула языком.

– Ох, дак она ещё и на сносях! Забирай её и уноси прочь отсюдова! Уноси, уноси, я даже глядеть на неё не хочу! Где ты только подобрал её?

Старуха отвернулась и пошла к своей кривой избушке. Ванька снова замотал головой, замычал громче и стал бить себя кулаком в грудь.

– Чегой говоришь? Твой, что ль, ребятёнок у неё в животе?

Старуха остановилась, цокнула языком, взглянула на Прасковью, а потом подошла и склонилась над ней. Несколько раз шумно втянув в себя воздух, старуха нахмурилась.

– Ладно, коли твой ребятёнок, подсоблю ему из живота выползти. Но потом ты уведёшь их обоих отсюдова. Понял? Нельзя им здеся быть.

Ванька кивнул головой. Старуха склонилась к Прасковье, приложила ухо к её животу и пожевала беззубым ртом.

– Костёр разведи, да котелок с водой нагрей. А я пока схожу за снадобьями. Ох, не было печали, да тебя лешие примчали!

Старуха пошла к избушке, недовольно ворча себе под нос. Когда она вышла обратно, держа маленькую корзинку в руках, Ванька сидел на земле и, наклонив голову к Прасковье, слушал её дыхание.

– Давай отходи, хватит нюни распускать. Иди пока хвороста мне, что ль, набери, дальше ужо не мужская забота будет.

Ванька неуклюже встал и побрёл к лесу, ссутулив плечи. Старуха, кряхтя и охая, опустилась на землю, согнула в коленях ноги Прасковьи и задрала вверх рваный подол её платья. Прищурившись, она глянула туда, откуда должен идти ребёнок.

– Ой да, глаза-то ничегошеньки ужо не видят! Чай не молодка, сто двенадцать годков! – прошепелявила она. – Ну ничего, обойдуся руками, руки-то всё помнят.

Она стала ощупывать Прасковью рукой, шепча себе под нос:

– Перевёртыш