Лев Толстой - ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг. Страница 36

Профессор (опять делает попытку говорить).

Показывают несомненно…

Толстая барыня.

Да нет, позвольте! Я в двух словах. Вы говорите, что трата сил? И я хотела сказать, что когда я ездила на почтовых… Дороги тогда были ужасные, вы этого не помните, а я замечала, и, как хотите, наша нервность вся от железных дорог. Я, например, в дороге спать не могу, — хоть убейте, а не засну.

Профессор (опять начинает, но Толстая барыня не дает ему говорить).

Трата сил…

Сахатов (улыбаясь).

Да, да.

(Леонид Федорович звонит.)

Толстая барыня.

Я одну, другую, третью ночь не буду спать, а всё-таки не засну.

Те же и Григорий.

Леонид Федорович.

Скажите, пожалуйста, Федору приготовить всё для сеанса и позовите Семена сюда — буфетного мужика, Семена, слышите?

Григорий.

Слушаю-с! (Уходит.)

Леонид Федорович, Профессор, Толстая барыня и Таня (спрятанная).

Профессор (к Сахатову).

Измерение температуры и пульс показали трату жизненной энергии. То же будет и при медиумических проявлениях. Закон сохранения энергии…

Толстая барыня.

Да, да. Я только еще хотела сказать, что я очень рада, что простой мужик оказался медиум. Это прекрасно. Я всегда говорила, что славянофилы…

Леонид Федорович.

Пойдемте пока в гостиную.

Толстая барыня.

Позвольте, я в двух словах… Славянофилы правы, но я всегда говорила своему мужу, что ни в чем не надо преувеличивать.

Золотая середина, знаете. А то как же утверждать, что в народе всё хорошо, когда я сама видела…

Леонид Федорович.

Не угодно ли в гостиную?

Толстая барыня.

Вот такой мальчик и уж пьет. Я его сейчас же разбранила. И он благодарен был потом. Они — дети, а детям, я всегда говорила, нужна и любовь, и строгость.

(Все уходят, разговаривая.)

Таня (одна выходит из-за двери).

Таня.

Ах, удалось бы только! (Завязывает нитки.)

Таня и Бетси (входит поспешно).

Бетси.

Пaпà нет тут? (Вглядываясь в Таню.) Ты что тут?

Таня.

А я так, Лизавета Леонидовна, взошла, хотела… так вошла… (Смущается.)

Бетси.

Да ведь тут сеанс сейчас будет? (Замечает, что Таня собирает нитки, пристально смотрит на нее и вдруг заливается хохотом.) Таня! это ведь ты всё делаешь? Да уж не отпирайся. И тот раз ты? Ведь ты, ты?

Таня.

Лизавета Леонидовна, голубушка!

Бетси (в восторге).

Ах, как это хорошо! Вот не ожидала! Зачем же ты это делала?

Таня.

Барышня, милая, да вы не выдайте!

Бетси.

Да нет, ни за что. Я ужасно рада! Да как же ты делаешь?

Таня.

Да так и делаю: спрячусь, а потом, как потушат, вылезу и делаю.

Бетси (показывая на нитку).

А это зачем? Да, не говори, понимаю, задеваешь…

Таня.

Лизавета Леонидовна, голубушка, я только вам откроюсь. Прежде я так шалила, а теперь дело хочу сделать.

Бетси.

Как, что? Какое дело?

Таня.

Да вот, видели, мужики пришли, хотят землю купить, а папаша не продают и бумагу не подписали и им назад отдали. Федор Иваныч говорит: духи ему запретили. Вот я и вздумала.

Бетси.

Ах, какая же ты умница! Делай, делай. Да как же ты будешь делать?

Таня.

Да я так придумала: как они свет потушат, сейчас я начну стучать, швырять, ниткой их по головам, а под конец бумагу об земле — она у меня — и брошу на стол.

Бетси.

Ну и что ж?

Таня.

А как же? Они удивятся. Бумага была у мужиков, и вдруг здесь. А тут же велю…

Бетси.

Да, ведь Семен нынче медиум!

Таня.

Так я ему велю… (Не может говорить от смеха.) Велю давить руками, кто под рукой будет. Только не папашу, — это он не посмеет, — и пусть давит кого других, пока подпишут.

Бетси (смеется).

Да ведь так не делают. Медиум сам ничего не делает.

Таня.

Да ничего, это всё одно, — авось и так выйдет.

Таня и Федор Иваныч.

Бетси делает знаки Тане и уходит.

Федор Иваныч (Тане).

Ты что тут?

Таня.

Да я к вам, Федор Иваныч, батюшка!..

Федор Иваныч.

Чего же ты?

Таня.

Да об деле моем, к вам, чтò я просила.

Федор Иваныч (смеясь).

Сосватал, сосватал, и по рукам ударили. Только не пили.

Таня (взвизгивает).

Неужто за-правду?

Федор Иваныч.

Да уж я тебе говорю. Он говорит: с старухой посоветуюсь, да и с Богом.

Таня.

Так и сказал?.. (Взвизгивая.) Ах, голубчик, Федор Иваныч, век за вас буду Бога молить!

Федор Иваныч.

Ну, ладно, ладно. Теперь некогда. Велено убирать для сеанса.

Таня.

Дайте я вам пособлю. Как же убирать?

Федор Иваныч.

Да как? — Да вот: стол посреди комнаты, стулья, гитару, гармонию. Лампу не надо — свечи.

Таня (устанавливает всё с Федором Иванычем).

Так, что ли? Сюда гитару, сюда чернильницу… (Ставит.) Так?

Федор Иваныч.

Да неужели в самом деле Семена посадят?

Таня.

Должно быть. Ведь уж сажали.

Федор Иваныч.

Удивление! (Надевает pince-nez.) Да чист ли он?

Таня.

Почем я знаю!

Федор Иваныч.

Так ты вот что…

Таня.

Что, Федор Иваныч?

Федор Иваныч.

Поди ты, возьми щеточку ногтяную и мыла Тридас, — хоть у меня возьми… И все ты ему остриги когти и вымой чисто-нáчисто.

Таня.

Он и сам вымоет.

Федор Иваныч.

Ну так скажи только. Да белье вели надеть чистое.

Таня.

Хорошо, Федор Иваныч. (Уходит.)

Федор Иваныч один, садится в кресло.

Федор Иваныч.

Учены, учены, хоть бы Алексей Владимирович, профессор он, а всё другой раз сильно сомнение берет. Народные суеверия, грубые, истребляются, суеверия домовых, колдунов, ведьм… А ведь если вникнуть, ведь это такое же суеверие. Ну, разве возможно это, чтобы души умерших и говорили бы и на гитаре играли бы? А дурачит их кто-нибудь или сами себя. А уж это с Семеном и не поймешь что. (Рассматривает альбом.) Ведь вот их альбом спиритический. Ну, возможное ли это дело, чтобы фотографию с духа снять? А вот изображение — турок и Леонид Федорович сидят. Удивительна слабость человеческая!

Федор Иваныч и Леонид Федорович.

Леонид Федорович (входя).

Что, готово?

Федор Иваныч (встает не торопясь).

Готово. (Улыбаясь.) Только не знаю, как бы ваш новый медиум не скомпрометовал вас, Леонид Федорович.

Леонид Федорович.

Нет, мы испытывали с Алексеем Владимировичем. Удивительно сильный медиум!

Федор Иваныч.

Уж этого не знаю. Только чист ли он? Вы вот не позаботились руки ему велеть вымыть. А то всё-таки неудобно.

Леонид Федорович.

Руки? Ах, да. Нечисты, ты думаешь?

Федор Иваныч.

Да как же, мужик. А тут дамы, и Марья Васильевна.

Леонид Федорович.

Ну и прекрасно.

Федор Иваныч.

Да еще я хотел вам доложить: Тимофей, кучер, приходил жаловаться, что нельзя ему чистоту соблюсти от собак.

Леонид Федорович (устанавливая предметы на столе, рассеянно).

Каких собак?

Федор Иваныч.

Да Василью Леонидычу нынче борзых привели тройку, в кучерскую поместили.

Леонид Федорович (досадливо).

Скажи Анне Павловне, как она хочет, а мне и некогда.

Федор Иваныч.

Да ведь вы знаете их пристрастие…

Леонид Федорович.

Ну, как хочет она, так и делает. А от него мне кроме неприятностей… да и некогда.

Те же и Семен (в поддевке, входит, улыбается).

Семен.

Приказали притти?

Леонид Федорович.

Да, да. Покажи руки. Ну, и прекрасно, прекрасно. Так вот, дружок, ты так же делай, как давеча, садись и отдавайся чувству. А сам ничего не думай.