Мирза Ибрагимов - Слияние вод Страница 49

- Горючее, наверно, кончилось. А может, какая авария? - Рустам растерялся.

- Да нет, не похоже, трактористов-то не видно, - возразил Кара Керемоглу.

"Ну и лиса! - подумал Рустам. - Все с одного взгляда смекает. Когда проходили мимо озимых, мягких, как постель новобрачной, так он воды в рот набрал, не хвалил! А тут встрепенулся... - Сейчас он не сомневался, что у Кара Керемоглу душа не игита, а завистника. - Мало ли что! Половину участка вспахали и прилегли отдохнуть, - утешал себя Рустам, но через минуту ему стало ясно, что здесь к пахоте и не приступали. - Видно, эта проклятая цапля Ярмамед опять забыл прислать и воду для заправки, и пищу трактористам. И Салман тоже хорош! Обоих придется выгнать из правления, как собак из мечети. "Берите-ка кетмени, правнуки свиньи, отправляйтесь в поле!...". Избаловались жрать колхозный хлеб, прохлаждаясь у стола с телефоном. В кошек превратились, в кошек из ханского дворца, зажиревших на кюфте, - лень глаза открыть, под носом у себя мышь заметить..."

Злость застряла в горле Рустама, будто рыбья косточка. Увидев Гараша среди отдыхавших на солнцепеке трактористов, он почернел, кулаки сжались. Ах, рожденный мною и на меня непохожий лентяй! Осрамил, родного отца осрамил в такой день!

- Притомились? На солнцепеке решили погреться? Другого времени не нашли? - накинулся на трактористов председатель.

Те нехотя поднялись, отряхнулись, поздоровались, но ничего не сказали в ответ Рустаму.

- Что глазами хлопаете? Языки проглотили? Почему не пашете?!

- Запрещено, - наконец сказал Гараш.

- Да кем запрещено, кем?

Неожиданно раздался знакомый сильный голос:

- Эй, Рустам, чего там прижал моих трактористов? Они-то в чем провинились?

Рустам резко повернулся и едва не вскрикнул от удивления: к нему подходил загорелый, с непокрытой головою Шарафоглу.

- Здравствуйте, товарищи, рад вас видеть вместе. - Он пожимал руки, приветливо улыбался; для каждого у него нашлось сердечное слово.

- Так вот, старый друг, считал я тебя рачительным хозяином, а теперь сомневаюсь что-то, - обратился Шарафоглу к Рустаму. - Сам разве не видишь, почему тракторы стоят?

Появление Шарафоглу вовсе сбило Рустама с толку. Чтобы не попасть впросак, он не ответил, только пожевал губами.

- А вы догадались? - с лукавым видом спросил Шарафоглу Зейнаб Кулиеву.

Та замялась, покосилась на Рустама и сказала:

- Дядюшка Рустам только прикидывается, что не понял. Для чего же пахать-то, если не внесены удобрения?

С глаз председателя будто сняли пелену. Он окинул взором весь огромный участок и не обнаружил даже следов удобрений.

На миг его глаза встретились с глазами Ширзада. "А ведь я тебя предупреждал, но ты не послушался, решил, что подкапываюсь под твое председательское место. Теперь можешь убедиться, кто на самом деле тебя бодает рогами в спину..." - безмолвно говорил юноша. Но Рустам не понял, решил, что бригадир злорадствует, и обиделся еще сильнее.

Гараш пожалел отца и глухим, прерывающимся от волнения голосом сказал:

- Как только увидели, что нет удобрений, я в село побежал. Говорят: ты на мельнице. Бегу туда, говорят: отец встречает гостей. Вот и пришлось позвонить товарищу Шарафоглу.

- Да, Рустам, сам знаешь, пахать неудобренную почву запрещено. Строжайшее предписание! Лучше дня на два позже начать, но обязательно удобрить, - сказал Шарафоглу. - Чей участок?

- Немого Гусейна, - тотчас доложил Ярмамед.

- А! Того самого Гусейна, у которого семена не взошли на ста гектарах?

- Того самого, - подтвердил Рустам и подумал, что у его фронтового друга память отличная. Жаль, что годы подсушили Шарафоглу, ничего не признает, кроме службы. Ну, разве нельзя было об этом поговорить наедине?

А где же бригадир? - не отставал Шарафоглу.

- На ферму уехал, с ревизией.

- Нашли время! - удивился Шарафоглу и посоветовал председателю, чтобы не было простоя, направить тракторы хотя бы на участок Ширзада.

"И про Ширзада все знает, вот человек!" - ужаснулся Рустам.

А Шарафоглу курил, беспечно разговаривал с Зейнаб и Кара Керемоглу, всем своим видом показывая, что он не намерен придавать слишком большое значение этому неприятному происшествию. Подбодрить, что ли, друга хотел? Но не таким был Рустам, чтобы таить обиды и казаться веселым, когда на душе тяжело. Хватит! Теперь он поведет гостей на самые лучшие участки.

Однако неприятности не кончились. Едва вышли к шоссе, Рустам увидел юркий "газик", а рядом с ним Гошатхана, Немого Гусейна и Майю.

"Эта ящерица всегда перебегает мою дорогу, - подумал Рустам о Гошатхане. - И почему Гусейн вернулся? Вот я из него самого сделаю удобрения и разбросаю по земле!"

4

До самых сумерек Гошатхан ходил около палатки Керема и с нетерпением посматривал на дорогу.

К вечеру стали возвращаться в становище овечьи отары; Гошатхан наблюдал, как, раскачивая набухшее вымя, торопятся матки к загонам, а бараны идут позади, важные, горделивые - в неколебимом сознании собственного достоинства. Блеяние овец и ягнят слилось в нестройную симфонию, когда все отары заполонили становище.

Наконец все овцы и бараны были загнаны, и пастухи принялись на разожженном из хвороста и сухого помета костре готовить ужин и чай. Постепенно, минута за минутой, шум стихал и ночная тишина опускалась на Муганскую степь, лишь кое-где взвизгивали и гневно лаяли на проскользнувших в траве полевых мышей сторожевые псы.

Длинные языки пламени лизали темноту, и когда Гошатхан отворачивался от костра, мрак вокруг казался непроницаемо плотным - рукой можно пощупать.

Но вдруг мигнула и тотчас погасла на горизонте звездочка, через секунду опять вспыхнула - ярче, светлее, донесся приглушенный шум мотора, и Гошатхан с облегчением вздохнул: возвратился его "газик".

Машина остановилась за палаткой, со всех сторон сбежались собаки, Керем и чабаны еле-еле их отогнали.

Гошатхан помог жене выйти из машины. Мелек, такая же низенькая, как и муж, в теплом пальто казалась неуклюжей.

- Господи, темь-то какая!, - сказала она, подавая мужу чемоданчик. - А собаки не тронут?

Взяв жену под руку, Гошатхан осторожно повел ее.

- А как дети?

- Сельми согласилась переночевать.

- Значит, Севиль уснет не раньше полуночи, - покачал головой Гошатхан.

- Нет, нет, сказок не будет: я велела не засижи ваться позднее девяти.

- Как же, послушаются они тебя на расстоянии!

У входа в палатку ожидала врача Гарагез; она дрожала от вечернего холода, но даже не замечала, что замерзла. Маленький невзрачный Гошатхан был теперь в глазах девочки благороднейшим человеком, героем: ведь он послал за доктором свою машину.

В палатке Керема лампа стояла на ковре, фитиль был привернут, - сразу и не разглядишь, где больная. Мелек попросила:

- Девочка, где ты? Посвети-ка!

Гарагез подняла лампу, и Мелек увидела жену Керема, лежавшую в беспамятстве, а рядом с ней свернувшегося клубочком мальчика.

Мелек кивнула на ребенка, Керем догадался, взял сына на руки, а мальчуган так и не проснулся.

- Двустороннее воспаление легких, - выслушав больную, после некоторого колебания сказала Мелек и прикусила нижнюю губу. Гошатхан не удержался, свистнул: дело скверное...

Затаив дыхание, следил Керем за выражением лица Мелек.

Медленно пряча в чемоданчик инструменты, Мелек вопросительно посмотрела на мужа: она привыкла во всех случаях жизни с ним советоваться.

Проснулись и залились пронзительным ревом близнецы; Гарагез кинулась к ним, положила на ковер, стала пеленать.

- Будущие советские граждане, - усмехнулся Керем, показав на младенцев. - Государству прибыль...

Мелек понравилось, что он не теряется, хочет шуткой приободрить и себя и дочку.

- Не беспокойся, - спокойно сказала она. - Поправится, но не так скоро. Сейчас я ей введу пенициллин, банки поставим, к утру жар спадет, тогда можно увезти в больницу. - Она задумалась. - И детей надо устроить в ясли, что ли.

Через полчаса все наладилось.

Вдруг тревожно забрехали псы. Вся стая выла и лаяла на разные голоса.

Керем схватил двустволку.

- Алабаш на волков лает! - объяснил он Гошатхану и выскочил одним прыжком из палатки.

- Ради бога, не уходи, боюсь! - взмолилась Мелек, увидев, что муж собрался идти за Керемом.

- Чего в палатке-то бояться? - не понял Гошатхан.

- За тебя боюсь.

Гошатхан неодобрительно покачал головой, нахлобучил кепку и вышел. Тьма была кромешная. Лай собак прокатился по становищу и теперь доносился откуда-то из степи; слышались крики чабанов.

- Держи, Алабаш, держи-и-и!...

- Хвата-а-ай!...

Огненная вспышка выстрела прорезала ночную тьму, загудело эхо в камышах, и невидимый во мраке Керем сказал кому-то спокойным, чуть хриплым голосом:

- Не стреляй, сынок, собаку зацепишь.

Раздался жалобный визг, стая дружно зарычала, и Гошатхан понял, что собаки сцепились с волком. Теперь свора приближалась к палаткам, от лая псов и крика чабанов, казалось, сотрясалась вся степь; видно, собаки перерезали путь волку в камыши, и он шарахнулся к становищу.