Феликс Светов - Отверзи ми двери Страница 82

- Вы... так сказать, несколько упрощаете... - тянул Саша. - Но впрочем, а почему б и не так? Пусть резко, пусть максимализм, но коль забрезжила истина... А ведь, пожалуй, вы и правы? А?.. А как же! Град рухнул, мечта о хилиазме сокрушена - Третий Рим кончился, а Четвертому не бысть, ибо все скверна - и церковь - не церковь, и тайны божественные - не тайны, и крещение - не крещение, и учение - неправедно. Нет Града - рухнул. А богоносность - она поверх всего, вот в чем фокус! Очень верно!

- Погодите, - встал Лев Ильич. - Как верно? А разве мечта о Граде, Третьем Риме - православная мечта? Разве Град - не в горнем Иерусалиме? А богоносность эта откуда, кем придумана - нет про это ни в Писании, ни у Святых Отцов. Или я ошибаюсь - есть? То есть, в каком-то метафизическом смысле, в каких-то мистических размышлениях о судьбе народа, чуде его церкви, но ты употребляешь как некий богословский термин...

- Вы подумайте! - всплеснул руками Саша. - Ну кто бы мог такое от такой... ожидать?

- Какой "такой"? - со вспыхнувшей вдруг в нем злостью спросил Лев Ильич. Договаривай. От валаамовой ослицы, что ли?

- Лев Ильич очень живо реагирует, я уже заметил, что как только заходит разговор... - попытался смягчить Костя, но Лев Ильич ему не дал.

- Подождите! Шут с ней, с ослицей, у нас старые счеты, еще посчитаемся. Я хотел бы понять... Эта книга... - он подошел к столу и раскрыл книгу, принесенную Костей. - Эту я не читал, или забыл, но про раскол кое-что помню да у тебя ж и брал! Еще Костомаров заметил, что раскол, хоть и гонялся за стариной, но был явлением новой, а не древней жизни. И в этом парадокс раскола - это не я, а историк какой-то сказал. Это все от бессилия и упадка - не от силы веры, потому и за обряд так цеплялись, отсюда и кошмары все эти, и пресловутая странность русской души здесь берет начало - до изуверства включительно, и вся путаница, - поэтому и примстилось кому-то, что Третий Рим оказался царством дьяволовым. Это не старая Русь, а мечта о ней, погребальная грусть о несбывшейся мечте - отсюда надрыв и раздвоение раскола, отсюда - и романтизм какой-то - не зря декаденты так кинулись к расколу... Погодите! крикнул он, когда Саша сделал движение заговорить. - И потому нет тут никакой почвы, а наоборот - да помню я, читал, очень точно ложится на мое православное понимание. Это исход из истории, из соборности - вот тут в чем дело. Не обряд, а антихрист - вот в чем тайна раскола, отсюда и вся апокалиптика... Мечта о Граде на земле? Да чем ты тогда лучше тех жалких иудеев, о которых с такой нежностью только что говорил, которые и споткнулись на мечте о тутошнем царстве Божием? Третий Рим, второй, десятый - какой Рим, когда мир во грехе лежит и нужно заповеди соблюдать? Как ты их соблюдешь, коль станешь Рим сооружать?

- Лев Ильич, вы очень сбивчивы и уводите от темы, мной весьма скромно затронутой, - опять постарался успокоить его Костя, - хотя, может быть, моя мысль о благодати не так уж скромна и даже кажется максималистской, как Александр Юрьевич тут заметил...

- Да что вы, Костя, все путаете меня! - отмахнулся Лев Ильич. - Как могла оскудеть благодать или даже быть отнятой, когда... - да ты, Саша, сам только что напомнил о веке преподобного Сергия! - Что ж, на нем она и почила? А не от него ли - отца этой земли - полетела она пряменько к преподобному Серафиму, да ведь и за пять веков меж ними было ей на кого снизойти? Да на церкви русской она от века - врата ада ее не одолели! Вы мне прошлый раз, Костя, что-то о крещении внушали, так у того ж Серафима сказано, мне отец Кирилл объяснил, что благодать, во крещении данная, отнята быть не может - так вот черным по белому и сказано преподобным. Ты можешь падать и совсем пропасть, но стоит тебе найти силы, руку увидеть и почувствовать - так ты и спасен! Да как вы мне могли внушать об отсутствии благодати на жалких священниках, когда тот же Серафим еженедельно исповедовался и причащался Святых Тайн у батюшки, который ему всякие пакости строил! Это ли вам не факт! Или вы и преподобного в лицемерии заподозрите? - Льва Ильича трясло, но он уже не в силах был сдерживаться. "Ну что я, чего мне так тяжко все?.." - мелькнуло у него.

- Лева, да я тебя просто не узнаю? - Саша тоже стоял и разводил в недоумении руками. - Ты чем все эти годы занимался, откуда такие, так сказать, религиозные реакции?

- Лев Ильич крестился неделю назад, - вставил Костя. - Сильное потрясение для непосредственной натуры. Мы уж с ним объяснялись на этот счет.

- Крестился?!.. Да не может того быть!.. Мама! - крикнул Саша, шагнув к двери и распахивая ее. - Мама! Ты слышишь? Иди-ка сюда!..

- Что случилось, Сашенька? Ты такой встревоженный? Чай на столе... Прошу.

- Ты слышишь, мама, Лева наш выкинул номер - крестился! Кстати - ну прямо в самый раз к нашему недавнему разговору...

Ангелина Андревна вглядывалась в Сашу, пытаясь понять его отношение.

- Лева?.. Да, это случается. Вот и у Юрия Владимировича, покойного твоего отца, был приятель, забыла фамилию... тоже выкрест. Еще до революции, он потом крупным нэпманом стал. Но ведь не помогло. Сгинул, как многие...

- Мамочка, ты прелесть! - расхохотался Саша. - Ну в самую точку! А? Костя, не правда ли?.. Ну идемте чай кушать, хотя по такому торжественному случаю можно и наливочку, мама, а? Ту, заветную?..

Они сидели в столовой, за большим овальным столом, накрытым белой хрустящей скатертью. Над столом люстра: "Паникадило восемнадцатого века, вспомнил Лев Ильич, - музейная вещь". Все то же серебро, посуда, рокфор, ветчина, сверкающее в вазочках варенье... Ангелина Андревна торжественно внесла графинчик с темно-алым напитком.

- Все как ты просил, Сашенька!..

- Ну и отлично, мама. Прошу, приступим...

Саша налил всем из графинчика и встал, высоко подняв рюмку, хрусталь вспыхнул алым пламенем.

- Я прошу выпить за моего старого приятеля, - звонко произнес Саша. - Я помню его кудрявым черномазым мальчиком в красном галстуке...

"Чего врешь-то, - обозлился Лев Ильич, - мы и не виделись, когда я в школе учился..."

- ... Я вспоминаю его чернявым студентом, пусть он простит меня, но из песни слово не выкинешь, просиживающим штаны за конспектами по основам марксизма-ленинизма. И вот, он теперь перед нами, уже не такой чернявый, поседевший, в новом качестве, бесстрашно шагнувший в православие...

- Что уж ты, Саша, как на поминках? Тон такой... - брякнула Ангелина Андревна.

Лев Ильич посмотрел на нее с нежностью.

- Напрасно, мама! Лева как бы заново родился. Ты б послушала, сколько в нем пылу и жару, страсти, готовности ломать и преобразовывать по своему разумению нашу глупую старую церковь... За тебя, Лева!..

"Надолго ль меня хватит? - размышлял Лев Ильич. - Однако я тут отогрелся, ничего не скажешь. Почему это все у меня теперь не так выходит, все, что было прежде, стало быть, надо переоценивать?"

- Прекрасный напиток,- сказал он. - Вы мастерица, Ангелина Андревна.

- Еще бы, Лева, это наш старый семейный секрет... Что-то я не поняла Сашенькиной речи, что это ты, Левушка, затеял ломать и строить?

- Саша по обыкновению шутит, имея в виду, прежде всего, сделать дурака из своего собеседника - с ним ему тогда легче разговаривать.

- Юпитер! Ты сердишься... - погрозила пальчиком Ангелина Андревна. Ветчину очень рекомендую. Свежая, от Елисеева.

- Я лучше рокфора, если позволите, ладно уж... - наливка была крепкая, Льву Ильичу ударило в голову, сегодня он совсем ничего не ел.

- Ну что ты, Лева, ты теперь русский... одним словом, как бы и не еврей, можешь смело наваливаться на ветчину, - ухмыльнулся Саша.

- Сейчас Великий пост, - подал голос Костя, туго намазывая ветчину горчицей.

Саша покраснел.

- Да? - подняла брови Ангелина Андревна. - Надо ж, какая незадача. А это разве так серьезно? А я-то обрадовалась - и ветчина свежая, и очередь небольшая, и сегодня продавец-душка, мой всегдашний поклонник и доброжелатель...

- Видишь ли, мама, как писал сто лет назад Достоевский, еврей без Бога как-то даже и немыслим, его и представить себе нельзя без Бога. Это с одной стороны. А с другой, тот же наш великий писатель обронил, что мудрено и вообразить себе что-нибудь раздражительней и щепитильней образованного еврея. Вот, наш дорогой друг и представляет нам полную, так сказать, иллюстрацию неумирающей правды слов нашего классика. Как только совместить Христа с раздражительностью? Положим, Достоевский не Христа имел в виду, когда говорил о еврейском Боге - Иегову, так, пожалуй, надо понимать. А ты как думаешь, Лева?

- А я думаю про это примитивно, хотя и благодарю тебя за комплимент насчет моей образованности.

- В чем же твой примитив?

- А в том, что Христос был рожден от еврейской женщины, да и апостолы все были Ее единоплеменниками, не говоря о праотцах и пророках, вообще об избранном - Кем избранном? - народе.

- Да уж нельзя не согласиться, не слишком глубокая мысль, тем более едва ли свежая.

- А ты убежден, что здесь, я имею в виду в христианстве, свежая мысль ценнее, как, скажем, в случае ветчины?