Ив Шеневьер - Турако - птица печали Страница 8

Элен съела весь салат и выпила стакан молока, который налила сыну. Сунула два пальца в шоколадный крем и предложила ему облизать их. Марк не решился. Она обиделась и поставила миску обратно в холодильник. Закурила сигарету, но, сделав две затяжки, погасила ее, воспользовавшись вместо пепельницы своей тарелкой, встала из-за стола и легла на канапе в гостиной, перелистывая журналы мод и покуривая сигару.

Лишенный любимого десерта, Марк остался на кухне один. Тут открылась входная дверь. Мальчик соскочил с табуретки, побежал в прихожую, поскользнулся на коврике и бросился в объятия отца, который звонко поцеловал его в обе щечки. Улыбающийся, радостный, мальчик отвечал на вопросы о школе, о товарищах, об играх, о планах на ближайшие выходные, о прочитанных книгах.

Удовлетворив любопытство Пьера, Марк понял, что ему пора удалиться. Он пожелал родителям спокойной ночи, лег в постель и, прежде чем потушить свет, прочитал несколько страничек комикса. Он лежал в темноте с открытыми глазами, с нетерпением ожидая, когда родители после долгого молчания начнут, решив, что он уснул, свой разговор.

Элен пошла в спальню, сняла туфли, чулки, расстегнула платье, распустила волосы и появилась, полураздетая, в кабинете Пьера. Тот был занят, но из вежливости не поддался желанию попросить ее выйти. Он закурил трубку и стал изредка потягивать ее, не чаще, чем требовалось, чтобы она не погасла. Пьер не был настоящим курильщиком, но запах табака отвлекал его от того, что мешало работать.

Элен откинулась в кресле, устремила взгляд на пальцы своих голых ног и начала рассказывать об одном событии, случившемся с ее отцом, несвязную повесть о жизни которого она с перерывами предлагала вниманию Пьера.

Это было на берегу моря, после грозы. Она выехала с дедушкиной дачи на велосипеде, который ей подарили к ее десятилетию. Море и небо были чернильно-черными. Элен остановилась на дамбе, возвышавшейся над пляжем, и смотрела, как птицы, ныряя в море, выхватывали рыбу из волн начавшегося прилива. На пляже стояли кабины для переодевания, где хранились также шезлонги и зонты. Одну из них снимала на лето и ее семья. И вот девочка увидела, как из этой кабины вышел ее отец. "Под мышкой он держал пиджак, а в руке - туфли. Он пошел быстрым шагом. На плече у него болтался воротник порванной рубашки. Следом за ним выскочила женщина с длинными взлохмаченными волосами, в светлых брюках и широкой куртке с короткими рукавами. Она побежала, догнала его, обхватила за шею. Отец обернулся, высвободился из ее объятий, оттолкнул ее. Она упала. Схватила его за ногу. Он ударил ее ногой в живот, чтобы она отцепилась. Отец мой всегда был спокойным, но мог быть и грубым. Он был сильным мужчиной..."

Элен умолкла, ожидая, что Пьер задаст ей какой-нибудь вопрос. Тот молчал.

- Вы не хотите узнать, кто была эта женщина?

Пьер отвернулся, чтобы не видеть ее жалкого взгляда. Сделал вид, что ищет на столе крючок для чистки трубки, хотя знал, что он лежит у него в кармане. Со слезами на глазах Элен продолжила свой рассказ. Отец ее погиб на войне, когда ей было четыре года. Составленная ею биография человека, который, должно быть, значил для нее очень много, была явной фантазией.

- А ваш друг-врач? - спросил Пьер.

* * *

Элен встретила его на вернисаже выставки "Утопии от Ренессанса до Революции", к проведению которой ее привлекли как известного специалиста по архивам.

- У него, - не преминула она однажды сообщить Пьеру, - когда он ласкает, самые нежные руки, какие только можно себе представить.

Пьер прервал чтение, уткнулся глазами в искривленный ключ ящика своего стола и попытался улыбнуться. Резким движением ноги Элен, выведенная из себя его невозмутимостью, швырнула в его сторону шлепанец. И, не глядя, попал ли бросок в цель, надела туфли на высоком каблуке, плащ и вышла, хлопнув дверью. Пьер постарался успокоиться и продолжил чтение. Когда башенные часы ближайшего монастыря пробили два часа, он прилег на диван.

Через какое-то время он услышал сквозь сон стон Марка. Но не сразу подошел к сыну. Элен - та не переносила детского плача и кидалась к изголовью ребенка при первом же крике, движимая и участием и желанием положить конец этим неприятным звукам. Марк вскрикнул. Тут уж Пьер решительно встал.

Дверь детской была открыта. Там горел свет. Из коридора до Пьера донесся голос Элен, он не слышал, как она вернулась.

- Скажи мне хоть ты, единственный среди нас невинный, почему и врач тоже меня покинул?

Она повторяла один и тот же вопрос и при этом каждый раз щипала мальчику руку, ногу, шею или живот, причем держалась от него на расстоянии, чтобы не дать ему прижаться к ней и таким образом защититься.

Пьер был потрясен этим зрелищем. Захлебываясь слезами, мальчик повернул лицо в его сторону. Преодолев отвращение, Пьер схватил Элен за волосы, заставил ее отпустить Марка, взял его на руки, отнес в гостиную и закрыл за собой дверь.

Ребенок тотчас успокоился, словно ему не хотелось еще больше удручать мать. Пьер уложил его на диван, накрыл своим пиджаком и не тушил свет, пока мальчик не уснул.

В темноте он увидел, как ручка двери опустилась, вновь поднялась, и услышал шаги Элен. Отказавшись от намерения объясниться, она ушла в спальню. А он бодрствовал до рассвета.

- Вы ужинали? - спросила Элен, как будто не слышала вопроса Пьера о ее друге-враче.

- Я не хочу есть. Мне нужно закончить правку одной статьи и написать другую - о результатах многообещающих раскопок, недавно начатых на одном острове...

- Мне надо бы с вами поговорить о нас, обо мне, о Марке.

Пьер молча глядел на Элен. Она отвела взгляд в сторону, плотнее завернулась в халат, полы которого разошлись, затянула двойным узлом пояс.

- Сегодня после обеда я встретила моего друга...

- Которого?

- Вы же знаете... дипломата.

- Я еще не успел как следует привыкнуть к врачу.

- Не насмехайтесь. А то я не смогу сказать все, что нужно.

Пьер уселся в свое неоготическое кресло, растянутые ремни которого свисали под проваливающимся сиденьем, поставил кожаный портфель на пол, закинул ногу на ногу, склонил голову.

- Он уезжает за границу и хочет, чтобы я ехала с ним.

Она ждала его реакции, каких-то комментариев. Тщетно.

- Я бы поехала... поймите меня... если бы вы дали согласие.

Она замолчала. Он по-прежнему ничего не говорил.

- Это смешно... но мне нужно ваше согласие.

Пьер еще больше углубился в кресло, сжал пальцы рук так, что они хрустнули.

- Он думает... - сказала она.

- Он думает, что...

- ...что я не смогу быть счастливой и сделать счастливым его, если Марк не будет жить со мной. Он хочет поговорить с вами. Вы согласны встретиться с ним?

Пьер, чье внешнее спокойствие помогло Элен высказаться, резко вскочил. Он схватил портфель так резко, что тот раскрылся. Выпала папка, и бумаги рассыпались по полу. Встав на колени, он стал собирать листки по одному и сквозь зубы промолвил:

- Скажите вашему другу, что вы имеете право ехать с ним, если хотите.

Затем он поднялся с пола, очень бледный. Руки его тряслись. Из них выпал лист, но он не обратил на это внимания.

- Скажите ему также, - закончил он, отчетливо произнося каждое слово, - что, если он отнимет у меня сына, даже если суд будет на его стороне, я убью его.

В ту ночь, Марк, несмотря на то что родители пожелали ему спокойной ночи, не сомкнул глаз.

IV

Случилось то, чего Пьер опасался: находка статуэтки, как только о ней написала местная газета, вызвала скандал. Был нарушен непрочный мир между кланами Ибисов и Орлов, и которые входят все жители Острова. В результате стычки, где хитрость, а не смелость сыграла решающую роль, было признано, что первыми на Острове поселились Ибисы и что, следовательно, им и принадлежит право первородства. Чтобы не унизить побежденных, победители рассудили так: Ибисы должны были появиться на Острове раньше, иначе Орлам нечем было бы питаться. Такое объяснение отводило победителям роль пищи для Орлов. Оно смягчило унижение побежденных и помогло выработать закон, по которому правила, вытекающие из обычаев обоих кланов, стали обязательными для всех.

Но в памяти и в чаяниях Орлов навсегда сохранилась обида. И она пробуждалась по каждому поводу: неурожай, неудачная рыбная ловля, пожар, несчастный случай. Даже в ходе борьбы за независимость эта обида мешала выработке общей стратегии, а когда победа была завоевана, союз новых хозяев Острова оставался непрочным.

А вот на груди двуполого существа, фигурку которого выкопали Пьер и Камбэ, явственно видно было изображение птицы с крючковатым клювом и с загнутыми когтями. Этот правитель, изображение которого оказалось древнейшим археологическим свидетельством, вне всякого сомнения, принадлежал к клану Орлов. Стало быть, Ибисы не являлись первыми жителями Острова. Им следовало смириться, признав очевидное, иначе мог вспыхнуть конфликт.