Городок мой, Сиривада - Мадхурантакам Раджарам Страница 44

раскрывался с поразительной силой. Его пение завораживало, все слушатели были словно околдованы, но гордая Лаласа испытывала смятение. Ведь она, утверждая свою независимость, вырвалась даже из пут великого Ганди. Она не хотела попасть в сети Мальванкара, уступить ему хотя бы частицу своей сущности, подчиниться волшебству музыки, проникающей в ее душу. Во взгляде Лаласы появлялись то удивление, то страх, то радость. Синг понял, что в душе Лаласы происходит борьба, и хотел увести ее, но она воспротивилась. Бежать с поля боя было не в ее натуре. Синг прекратил свои попытки. Будь он настоящим мужчиной, думал Синг потом, он должен был бы силой увести Лаласу. Но общество диктует свои законы, и правила приличия одержали верх над его чувством.

Концерт кончился, Лаласа и Синг встали. Мальванкар тотчас подошел к ним.

— Вы прекрасно пели, — с трудом выдавил из себя Синг.

— А как она[54] считает? — сияя улыбкой, спросил Мальванкар. Лаласа молчала. Стояла, потупившись, — гордая умница Лаласа, никогда ни перед кем не опускавшая взгляда.

— Значит, ей не понравилось?

Она продолжала молчать. Порывисто схватила руку мужа и повернулась к Мальванкару спиной.

— Ну что ж, — Мальванкар снова обратился к Сингу, — придется мне спеть еще раз специально для вашей жены.

— Разве вы не уезжаете? — вырвалось у Лаласы.

— Теперь не уеду. Останусь, чтобы спеть для вас.

— Но Шиварао-гару ждет вас в Баллари, — воскликнул Синг. — И Кайласам писал…

— Пускай ждут! — засмеялся Мальванкар.

Он проводил их и, стоя в дверях, воскликнул:

— Я приду к вам завтра!

С того вечера между Сингом и Лаласой будто пролегла глубокая пропасть.

Когда на следующий день Синг вернулся из суда, младший брат Мадхава, глядя на него, как всегда, безгранично преданно, нерешительно сказал:

— Сегодня Мальванкар приходил, пел для Лаласы.

— Да, он обещал, — отозвался Синг.

— Но без вас!

У Синга заныло сердце.

— Ну и что же? — заметил он с притворным спокойствием. — Вы с женой слушали, наверно?

— Да, мы слушали. И матушка тоже.

Мадхава некоторое время помолчал, потом продолжал так же испуганно и нерешительно:

— Он поиграл немного, потом сказал: «Мне что-то не по себе. Вы все лучше уйдите, я не могу сегодня играть и петь для нескольких человек». Я ответил ему: «Ну что ж. Если вы сегодня не в форме, приходите в другой раз, когда старший брат будет дома». «Нет, — отрезал он, — я пришел, чтобы играть для нее, и не могу сосредоточиться при вас». Сестрица молчала. Он не двигался с места, мы тоже. «Вы думаете, что я могу петь в таком настроении? Так вы и не уйдете?» — продолжал он настаивать на своем. Тут сестрица встала и ушла в свою комнату. Мы тоже ушли, оставив его в гостиной одного. Но через некоторое время услышали пение в комнате сестрицы. В вашей комнате, братец, — со слезами в голосе закончил Мадхава.

Что мог сказать Синг? Он пытался скрыть от Мадхавы возмущение, гнев и боль, отразившиеся на его лице.

Лаласа стояла у окна и не повернула к нему головы.

— Мальванкар играл для тебя в этой комнате?

— А что, уже поступила жалоба на меня?

— Но это же неприлично, Лаласа.

— В жизни есть вещи более важные, чем приличия.

— А именно?

— Жизненный опыт!

— Какого рода опыт?

— Любой опыт обогащает.

— Но в данном случае — какой опыт?

Лаласа не удостоила его ответом.

Этой ночью она, как обычно, не отказала Сингу, но между ними уже не было нежности.

Мальванкар стал приходить ежедневно, пел и играл в комнате Лаласы.

Каждый вечер брат жаловался Сингу, мать молча плакала. Брат сообщил Сингу, что в городе уже все известно.

— Братец, давайте, завтра выгоним его.

— Зачем же устраивать скандал? — сердито возразил Синг.

Его домочадцы — и брат, и мать — бранили только Мальванкара, ни словом не упрекая Лаласу, хотя бог знает что они о ней думали! В доме придерживались старых индийских традиций: близких родственников — мать, брата, сына, свояченицу — необходимо почитать. Хотя Чалам нередко иронизирует над этой традицией, подумал Синг.

— Почему вы все такие подозрительные?

— А ты, братец, — удивился Мадхава, — считаешь наши подозрения необоснованными?

Что мог сказать Синг?

— Разве тебе безразлично, что по городу ходят слухи? — продолжал Мадхава. — Как смотреть людям в глаза? Ты хочешь, чтобы твой брат молчал и ни во что не вмешивался?

— Ты думаешь, Лаласа влюбилась в него?

— Я думаю, что женщине так вести себя не подобает.

— Хорошо, я приму меры!

Войдя в комнату, Синг бросил Лаласе:

— Ты должна поговорить со своим распрекрасным другом! Пора положить этому конец!

— Ну что ж, я уйду из дому, — ответила Лаласа.

Он так и думал, что она это скажет. Так и знал.

— Я сам с ним поговорю, — сказал он и вышел.

Синг направился в клуб. Он редко бывал там, но слышал, что Мальванкар ходит в клуб каждый день. Он еще не знал, как поступит, но чувствовал, что должен что-то предпринять. Он прошел через сад, с веранды клуба доносился голос Мальванкара.

— Из Баллари телеграмма пришла, просят меня немедленно приехать…

— Телеграфируйте, что вас тут удерживают прекрасные ручки, — хихикнул в ответ собеседник. Синг остановился как вкопанный.

— У этой… не только ручки, еще кое-что есть. Я не мальчишка, чтобы красивыми ручками любоваться, мне другое нужно… (Четко прозвучало непристойное выражение.)

Синг ворвался на веранду и ударом в грудь опрокинул Мальванкара на землю. Друзья Мальванкара схватили Синга. Мальванкар поднялся и, проходя мимо Синга, прошипел ему в лицо:

— Ничего, ты еще получишь свое.

Синга отпустили. Он повернулся и ринулся бежать прочь, радуясь, что сумел поквитаться с Мальванкаром. Теперь он расскажет Лаласе, как говорил о ней Мальванкар, и чары его рассеются. Но сможет ли он сказать ей, произнести это вслух? А как она отнесется к тому, что он ударил Мальванкара?