Анатолий Лившиц - Опасные виражи Страница 10

– Воля божья священна и мы обязаны подчиниться ей, – покорно сказал Джакомо. – Мы позаботимся о вас как о собственном сыне и создадим для вас такое будущее, о котором можно только мечтать.

– Вы никогда не думали, что слово «мечта» начинается со слова «меч»? – неожиданно спросил Филиус. – Когда я подумал об этом, то всякая мечта стала казаться мне обречённой на гибель от удара меча.

– Действительно, интересно, – сказал удивлённо Джакомо. – Я об этом и не догадывался. А когда вы подумали об этом?

– Недавно, – Филиус вздохнул. – После этого я решил, что мечтать не стоит и перестал думать о будущем.

– А о чём же вы думаете? – с любопытством спросила Джулия. – О настоящем?

– Думать о настоящем, значит впадать в зависимость от настоящего момента, – изрёк Филиус глубокомысленно, – Нет, я не думаю о настоящем.

– Неужели вы думаете о прошлом? – спросил Джакомо, не отводя от Филиуса удивлённого взгляда.

– Прошлого не существует, – произнёс Филиус. – Зачем думать о том, чего нет?

– Но о чём-то вы всё-таки думаете, – убеждённо сказала Джулия. – Ведь невозможно не думать ни о чём.

– Прошлого нет, будущее не наступило, настоящее призрачно. Время тает как снег и летит, словно миг, остановить который нет возможности. У меня нет желания думать о быстротечности времени и нести бремя собственных мыслей. Я предпочитаю обходиться без них.

– Но мысли в вашей голове существуют! – убеждённо сказала Джулия. – Они не могут не существовать!

– Я не придаю им значения, – Филиус улыбнулся. – Придавать значения мыслям, словам и поступкам, значит, из жизни, как из мухи раздувать слона. Не придавать значения ничему гораздо легче, жизнь тогда кажется лёгкой как бабочка, перелетающая с цветка на цветок. Но тому, кто не придаёт значения ничему, очень трудно находиться среди тех, кто придаёт значение всему. Ему просто нечего среди них делать.

– Фред писал, что у вас философский склад ума, – вспомнил Джакомо – Ваши рассуждения указывают на то, что это действительно так.

– Как бы то ни было, моё желание спать сейчас сильнее чего бы то ни было, – в голосе Филиуса прозвучала нота усталости. – Мои глаза закрываются и просят освободить их от мыслей, мешающих им закрываться.

– Вы истинный философ, – воскликнула Джулия. – Я благодарна Господу за то, что он послал вас нам!

– А я буду благодарен вам, если вы покажете мне место, на котором можно уснуть.

– Конечно, покажем, – она посмотрела на мужа и попросила его показать гостю спальню. Через полминуты Филиус оказался в спальне, похожей на маленькую комнату. В ней кроме кровати, аквариума и книжной полки ничего не было. В аквариуме плавали рыбки, на полке стояли книги, на кровати лежали подушки и одеяло.

– К сожалению, более широкого места для сна у нас нет, – сказал Джакомо.

– Я и не претендую на широкое место, – Филиус сел на кровать. – Сон для меня гораздо важнее, чем место и я буду очень рад, если эта кровать подарит мне приятный сон.

Сильно удивлённый неординарной способностью юноши относиться к самому себе и окружающему с философской иронией, Джакомо, пожелав ему приятных снов, вышел из спальни.

7

В Ватикане для Филиуса началась новая жизнь. От прежней жизни, спокойно протекавшей в одном из детских домов Лондона, она стала отличаться начавшейся учёбой в религиозном колледже, куда он поступил с помощью усыновивших его пожилых супругов. Джакомо и Джулия относились к нему как к собственному сыну и были рады его присутствию в своём доме. Особенно рада была Джулия. В отличие от Джакомо, не очень довольного стремлением Филиуса к свободе, она любила его и старалась во всём ему угодить. Она баловала его как ребёнка конфетами, шоколадом и мороженым, покупала книги, казавшиеся ему интересными, и однажды купила компьютер, потому что он захотел его иметь. Критичным замечаниям Джакомо по поводу баловства она не придавала значения и часто упрекала его за не очень дружелюбное отношение к красивому и умному юноше.

Не желая перемещаться в пространстве и быть зависимым как от времени, так и от внешнего мира, Филиус не хотел учиться, поскольку считал всякий учебный процесс заземлённым фактором.

Он был уверен, что философские рассуждения делают его свободным и, считая себя незаземлённой личностью, хотел остаться таковой до конца своих дней. Необходимость жить вызывала в его, не повзрослевшей и капризной душе, решительный протест, но желание быть живым, напоминая о себе каждое утро, оказывалось сильнее всего. Он хотел быть живым без всяких примесей, поэтому весь внешний мир, имеющий эти примеси, причём очень многочисленные, вызывал у него раздражение.

Филиус с явной неохотой просыпался, неохотно одевался, умывался, чистил зубы и завтракал, ещё более неохотно отправлялся в колледж, где был вынужден сидеть за партой и слушать лекции, продолжавшиеся до вечера. Учебный процесс, связанный с получением знаний по теологии и церковной этике казался ему засорением мозгов, поэтому он сидел на занятиях со скучающим видом. В момент наступления сумерек занятия заканчивались, он возвращался из колледжа, обедал с приёмными родителями, отвечал на их вопросы о проведённом дне односложными фразами, после чего ложился в постель и закрывал глаза, надеясь с помощью сна или забытья отключиться от реальности и избавиться хотя бы на время от груза надоевших мыслей. Открывал он глаза с большим недовольством и уходил на вечернюю прогулку, во время которой осматривал достопримечательности Ватикана и иногда заходил в музеи и храмы. Конечно, красота католических соборов и старинных церквей производила большое впечатление на туристов, но он оставался равнодушным к ней, поскольку во время прогулок слушал свой внутренний голос, советовавший ему не придавать значения тому, что видят его глаза. После прогулки он ужинал с Джакомо и Джулией и во время вечерней трапезы очень неохотно разговаривал с ними. Супруги говорили на разные темы и, старались подключить к разговору его, но он отвечал на их вопросы отвлечённо и кратко. Оставшееся до сна время он проводил за чтением какой-нибудь книги или играл за компьютером в интеллектуальные игры.

Несмотря на то, что учебный процесс совершенно не интересовал Филиуса, он хорошо помнил о своей роли и считал, что находится вначале своего пути. Кроме того, его привлекала спокойная жизнь в звании священника или епископа, которая была ему обещана Фредом Симпсоном после окончания колледжа. Он не знал, какие события произойдут в его жизни в дальнейшем, но был уверен, что поселившийся в нём дух антихриста будет управлять им по собственному усмотрению. Это очень нравилось Филиусу, так как снимало с него всякую ответственность, перед кем бы то ни было, и давало возможность не принимать самостоятельных решений.

В колледже Филиус учился превосходно и неизменно получал только самые высокие оценки.

Несмотря на то, что учиться было скучно, он, благодаря своей феноменальной памяти, наизусть цитировал целые теологические абзацы и длинные правила катехизиса. Его усидчивость, сочетавшаяся с большой работоспособностью, сделала его самым лучшим учеником колледжа, и священники, проводившие религиозные семинары, восхищались им. Его философский склад ума и богатая эрудиция, сочетавшаяся с поразительным умением парадоксально мыслить и лаконично говорить, приводили их в восторг. В день окончания колледжа директор в торжественной обстановке вручил Филиусу почётную грамоту лучшего ученика и, поставив его в пример другим, пожелал ему успехов в восхождении по ступеням высокой церковной лестницы.

Это восхождение началось сразу после окончания колледжа. Получив сан священника в одном из католических соборов Ватикана, Филиус с удовольствием начал думать о приближающейся середине своего пути. Колледж был окончен, звание священника получено. Теперь предстояло утвердиться в своём положении и двигаться по служебной лестнице вплоть до самого высокого титула.

Титул Римского папы привлекал Филиуса и, хотя до него ещё было далеко, он был уверен, что дух антихриста поможет ему его получить. Впрочем, всё это казалось ему игрой, к которой он относился с пренебрежением.

Первый день в должности священника прошёл спокойно. Это день Филиус провёл в соборе.

Облачённый в тёмную сутану, он без больших усилий и суетливой спешки, сидя за столом, выписывал из толстых теологических книг отдельные главы, необходимые для составления церковного учебника по истории католицизма. Эта работа, несмотря на свою нудность, была спокойной, и это было главным. Служебные обязанности, состоявшие из такого выписывания глав, и ещё из молебна и причастия во время прихода верующих не были обременительными. Тихая и спокойная жизнь, в стенах собора надёжно укрывавшая от беспокойного шума деловой цивилизации, вполне его устраивала, и он бы не отказался провести в этих стенах всю жизнь. Однако впереди его ждали события, которые должны были, с точки зрения обычного реалиста, стать интригующими и значительными на его пути.