Александр Венгер - Затяжной конфликт Страница 11

Как-то в расположение Максимовой сотни заглянул престарелый толкинист, стал выяснять, не видал ли кто эльфов – а то он их ищет, ищет и никак не найдет. Слава-козлодой поднял его на смех:

– Ты что, сдурел? Их же на самом деле не бывает. Это кельты их выдумали.

– Почему выдумали? Они ангелов эльфами называли. Вон летают твои эльфы, – показал один из ополченцев.

– Точно! Бочка по небу плывет! – восхитился другой.

Действительно, в это время над ними пролетал довольно полный ангел.

– Эльфы не летают. Они как люди, только бессмертные, – объяснил толкинист.

– Значит, надо всех по одному убивать. Кто не помрет – тот и есть эльф.

Толкинист обиделся и ушел.

Солдаты бродили по лагерю, знакомились между собой, заигрывали с девушками. Слишком активные кавалеры, пытавшиеся распускать руки, лихо получали по роже от местной Артемиды – медсестры Даши. Самой суровой экзекуции подвергся усатый татуированный мужик: он пытался подглядывать за девушками, моющимися в банной палатке. Даже сама Даша, выйдя после купания и увидев дело рук своих, сжалилась и спросила:

– Примочку приложить?

Неудачливый ухажер попытался использовать это в своих интересах. Он приобнял ее и предложил:

– Лучше приласкай. Я же от всей души. Не потому, что ты … (непечатное слово), а по любви.

Даша приласкала его с другой руки и удовлетворенно заметила:

– Теперь будешь красивый, со всех сторон одинаковый. А то криво было: там есть фингал, а тут нету.

Полученные Максимом впечатления легли в основу стихотворения, которое вечером появилось у него в дневнике:

Наша Даша хороша,У ней нежная душа,Утонченная натура,Офигенная фигураИ особенная стать.Если ж кто решит пристать,Для такого дуракаЕсть тяжелая рука.

Делиться этим произведением изящной словесности он ни с кем не стал – потому что с кем?

Кое-кто пробовал клеиться к девушкам из «Конца света». Трое парней-музыкантов брали таких за руки – за ноги и, слегка раскачав, отправляли в полет. Слава-козлодой, глядя на эту процедуру, уважительно отметил:

– Слаженный коллектив. – И назидательно сказал Сашке, стоявшему рядом: – Учись: чужого не трогай, свое охраняй.

По ночам дневная беззаботность улетучивалась. Чудилось, что бродит вокруг лагеря злобный хромой кабан, похрюкивает: «На хорошую жизнь надеешься? Хрен тебе! Вот вцеплюсь тебе в харю – кровью будешь харкать». Подступало вплотную к палаткам гиблое болото. В чаще угрюмо ухал филин. Шуршали в траве змеи – самые опасные вражьи шпионы.

Так и чередовались легкомысленные дни с беспокойными ночами. Всё говорило о том, что не одну неделю придется провести в ожидании Великой Битвы. Для длительного сидения в лесу не годилось временное отхожее место, созданное Максимом и его отрядом в первый день. Нужно было сооружать что-то более фундаментальное. Своих подчиненных Максим разделил на две группы. Первой поручил задание особой важности: изготовление туалета для дам. Бригадиром поставил Федю. Сам возглавил основную команду, занявшуюся устройством сортира для своей сотни.

Нашли подходящую прогалину, стали рыть яму. Максим забыл о своем решении не перенапрягаться и приступил к делу со всем рвением, дабы личным примером вдохновлять соратников на трудовые свершения во славу ассенизации. Земля, переплетенная корнями, поддавалась с трудом, но дружными усилиями удалось преодолеть сопротивление материала. Траншея оказалась готова быстрее, чем можно было предположить. В честь завершения земляных работ Петя – прыщавый паренек с малиновыми волосами, до сих пор изрядно филонивший, – попытался исполнить изящный пируэт, но оступился и соскользнул в выгребную яму, к его счастью еще не задействованную по назначению. Раздался дружный хохот.

– Радуетесь, что я себе чуть руки-ноги не переломал? Смейтесь, смейтесь! Вот кто-нибудь из вас свалится, тогда я тоже посмеюсь.

Обиду выражало не только его лицо с мелкими женственными чертами, но и поза, заломленные руки, надрыв в голосе.

– На сегодня всё, остальное завтра, – распорядился Максим. – Сейчас пошли проведаем Федю.

Результаты, достигнутые Фединой бригадой, впечатляли.

– Ребята, вы вырыли котлован для олимпийского бассейна?! – восхитился Максим. – Кончайте, пока не добрались до огненного земного ядра.

Федя со товарищи не без труда вылезли из ямы и гордо озирали свое творение.

– Ну как, обеспечим дамам комфорт и интим сегодня же? – спросил Максим.

Возражений не последовало. Разве что Петя, предвидя продолжение трудовой повинности, насупился. В Дружину он попал не по собственной воле: его чуть не за шкирку притащил Федя, «чтобы стал наконец мужчиной». Он приходился ему двоюродным братом или что-то вроде того. Петя относился к нему с опаской, старался держаться в отдалении, но перечить не осмеливался.

Максим озвучил очередную задачу:

– Значит, заготавливаем жерди для настила и колья для стен.

Тут возникло непредвиденное затруднение в лице длинноволосого Олега. Экологический активист заявил, что порубки леса не допустит, хотя бы и ценой своей жизни. Убивать его Максим не стал, а предложил выбрать для лесозаготовок чащобу, которую пора проредить. Долго искать не пришлось: дикие заросли начинались тут же, в двух шагах.

Заработали пилы и топоры. Вырытую яму частично перекрыли жердями: получились прямоугольные дыры, окруженные надежным настилом. Колья вкопали в землю, прибили к ним брезентовые полотнища, образовавшие стены. Клозет вышел на славу.

На следующий день сортиростроительство продолжилось. Теперь настелили жерди над канавой, предназначенной для собственной сотни. Стены делать не стали: кончился брезент, да и особой надобности в том не видели.

Слава, подражая воеводе, произнес речь:

– Сие сооружение да пребудет наипаче обожаемым приютом паломников из нашей зело прекрасной сотни, невзирая на конфессиональную принадлежность.

– So mote it be!9 – завершил звучной фразой Максим; когда-то он для понту выучил с десяток классических изречений.

– Гип-гип… – воззвал Слава.

– Ура! – грянули два десятка глоток.

– Гип-гип…

– Ура!

– Гип-гип…

– Ура! Ура! Ура!!!

В верхушках деревьев шелестел ветер. Издалека доносился стук дятла. Кукушка пророчила кому-то бесконечно долгую жизнь. Максим сидел на своем любимом месте для чтения, раскрыв книгу Бромштейна на случайной странице. Он с удовлетворением увидел заголовок «Государь всея Руси», однако с первых же строк стиль автора, как и в других рассказах, показался ему слишком вольным. Делать нечего, другого чтива под рукой не было, приходилось довольствоваться этим.

Государь всея Руси

Составитель сего собрания жизнеописаний допустил бы непростительную оплошность, если бы обошел своим вниманием столь значительную персону как покойный наш государь Иоанн Васильевич, прозванный Грозным (а отнюдь не Грязным, как пишет некий недобросовестный горе-историк). Известно, что о мертвых, а паче о царственных особах – или хорошо, или ничего. Посему читателю надлежит ознакомиться лишь с достоинствами и нисколько не с пороками почившего в Бозе многогрешного монарха.

Великой добродетелью российского государя было чадолюбие, ибо на себе познал он тяготы сиротской жизни, оставшись с восьми годов без родительского попечения и испытывая притеснения и даже лишение пищи от нерадивых своих опекунов. Потому собственного своего сына взращивал беззаветно и самозабвенно и вразумлял его обыкновенно палкою, метя всё более по темечку. Как-то в порыве отцовского рвения он даже убил его до смерти, чем был изрядно изумлен. Этот забавный казус запечатлел замечательный наш живописец Илья Ефимович Репин на полотне «Иван Грозный и сын его Иван такого-то дня, месяца и года», известном в народе под названием «Иван Грозный убивает своего сына». Сия картина вывешена в галерее на всеобщее обозрение, дабы служить родителям примером для подражания.

Царь Иоанн любил также жен своих, хотя и не подолгу. Опостылевшую супругу он отправлял в монастырь или же прямиком в райские сады, а себе заводил новую – и так до семи раз или более.

Еще ходили в любимцах у помазанника Божия добры молодцы опричники под водительством Малюты Скуратова. Добросердечный венценосец охотно прощал им мелкие шалости вроде поджогов, насильничанья и человекоубийства. Особо же нежнейшие чувства питал он к юному опричнику Федьке Басманову, равно прекрасному как спереди, так и сзади. В честь царского любимца названы в Москве две улицы: Новая Басманная и Старая Басманная, носившая перед тем имя Карла Маркса – пышнобородого провозвестника Мировой Революции.