Алексей Сухих - Жизнь ни за что. Книга первая Страница 13

– Тебя теперь и не найдёшь, – возмущаясь, говорили Виктор и Николай. – Мы же видим тебя с Красной розочкой. Сам познакомился, а от нас скрываешь. Да втроём и с тремя девушками уже компания. Веселее.

Через несколько дней после возвращения класса с сельхозработ Леонида задержала новая классная руководительница.

– Сугробин, задержись на минутку, – попросила она его, когда он последним выходил со своей задней парты.

– Слушаю Вас, Нина Дмитриевна, – ответил Леонид и остановился у доски.

– Вот что, Сугробин. Вчера на педсовете обсуждался вопрос о возможных медалистах из нынешнего выпуска. Из сотни выпускников подходящими оценили около десяти. И один из них – ты.

– Это приятно, – ответил Леонид и замялся, не зная как продолжать

– Это не только приятно, – Нина Дмитриевна понизила голос. – это гарантированное поступление в ВУЗ. Сам, наверное, наслышан, какие конкурсы в этом году были. Многие из наших лучших выпускников срезались.

Леонид слышал и знал из разговоров абитуриентов, что приёмные комиссии всех ВУЗов на все факультеты завалены заявлениями. На столичных и престижных провинциальных факультетах по пятнадцать и выше желающих на место, а на самых завалюшничках по пять – шесть. Это был послевоенный бум желаний образовываться. На всех уровнях физики и лирики отстаивали исключительное право личности на оригинальность и самостоятельность. И страна бурлила, и влажный весенний ветер обещал время каких-то перемен. И школа начинала бурлить. Два года назад в школьный постаревший педколлектив влилось новое поколение преподавателей. И два словесника из новых делали маленькую школьную революцию на своих уроках и в появившемся литературном кружке под их руководством. Леонид склонялся к «физикам». Конкурсы у технарей были выше, чем у других профилей. И предложение быть кандидатом в медалисты было очень и очень неплохим. Он не знал на пятёрку немецкий язык. Преподавательница была откровенно слаба для увлечения своих учеников. Леонид с удовольствием и легко запоминал слова и выражения, легко переводил, но совершенно не знал грамматику и строил переводимые тексты по смысловому значению, что позволяло преподавателю ставить ему твёрдые четвёрки. Читать текст у него также получалось неплохо. Знали ли язык те, кто получал пятёрки, он не был уверен. И услышав предложение, он понял, что кандидата будут тянуть, но всё же сказал:

– У меня, Нина Дмитриевна, с немецким плохо. Мне его на пятёрку не вытянуть.

– Вытянешь. Поможем. Но для этого тебе надо расстаться с «камчаткой» Не годиться отличнику сидеть на задней парте с «отпетыми». А ещё лучше, если бы ты сидел вместе с Перовой. Она – первый кандидат.

В школе всегда было совместное обучение и двухместные парты. Но ребята с девочками вместе никогда не садились. Это было какой-то непонятной традицией, но так было. И хотя Леонид ничего не имел против умной и приятной девушки, лицо его явно выразило несогласие. И видя, что он поморщился, Нина Дмитриевна сказала:

– Ну, не обязательно с ней, но в первые ряды непременно.

– Знаете, Нина Дмитриевна, сколько времени я боролся за своё место, доказывал делом, что и на последней парте могут сидеть первые ученики. И убедил в этом Тамару. Я согласен побороться за медаль, но оставьте меня там, где я есть.

– Подумай, Сугробин! – не скрывая своего неудовольствия, сказала классная, и в глазах у неё блеснул недобрый огонёк. – Как бы не прогадал.

Первая четверть из-за сельхозработ была короткой и прошла для Леонида ровно. В дневнике у него по всем предметам стояли пятёрки, даже по немецкому языку. Но во второй четверти Нина Дмитриевна, поставив ему пятёрку за таблицу Менделеева, вызвала его отвечать на следующем уроке, что было не принято. А уж тем более, что отличник Леонид Сугробин в проверке знаний не нуждался. Нрав у парня был заложен предками. Леонид отказался отвечать, сославшись на нездоровье. Все хихикнули. И в журнале против его фамилии появилась красивая двойка. Это было незаконно. Но искать правду настолько было не принято, что даже в мыслях у Леонида ничего не зашевелилось. В табеле за четверть у него по химии появился «трояк». С тройкой в четверти областные чиновники медаль не утверждали. Он улыбнулся классной понимающе со своей «камчатки», когда она зачитывала оценки. На медаль махнул рукой и перестал обращать на классную внимание, что раздражало её, но ничуть не Леонида. Он старательно продолжал учиться. Но строптивость ни в какой школе не прощалась, не только в социалистической. На выпускных экзаменах за сочинение ему, лучшему сочинителю школы, поставили «четвёрку», не объяснив и не показав ему допущенные ошибки. А на медали вытянули только трое из сотни выпускников. Сугробин же получил аттестат с четвёрками по русскому письменному и немецкому языку. И получил право поступать в любое высшее учебное заведение Советского Союза. Что он и осуществил, написав на вступительных экзаменах в училище для независимых преподавателей сочинение на «отлично», немецкий на «хорошо» и, набрав двадцать четыре балла, прошёл по конкурсу, не поперхнувшись. Он старательно учился в школе…

С Людмилой его друзья познакомились на новогоднем балу. В ДК всегда проводился весёлый новогодний бал – карнавал, о котором восторженно рассказывали старшие, а младшие мечтали о нём и ждали, когда подрастут. Большой зал освобождался от кресел, и в центре зала устанавливалась огромная разряженная и сверкающая огнями ёлка. На сцене играл местный джаз, и шли непрерывные выступления подготовленных талантов и экспромтные, желающих отличиться. Вокруг ёлки в масках и без масок кружились пары. Были украшены все залы и этажи, везде транслировалась музыка, и не было местечка, где бы беззаботно и искренне не веселились. Наступал 1956 год. Люда легко вошла в круг Лёнькиных друзей и их девушек и узнала, что она «Красная розочка» «Противный», – сказала она Лёньке. – Не мог сам сказать…» Бал длился до рассвета и казался сказкой. В утренних сумерках Лёня расставался с Людмилой у её дома. Он поцеловал её пальчики и сказал:

– Очень хорошо было. Правда!

– Правда! – сказала она. И вдруг её губки, как крылья бабочки, коснулись его губ и тут же её каблучки застучали по ступенькам крылечка. У открывшейся двери она обернулась, и воздушный поцелуй полетел к нему. Вернувшись домой под счастливый вздох матери, он упал в постель, но заснуть не мог. Прикосновение губок его прекрасной дамы сказало ему, что он не только раб, но и милый.

А вечером на безлюдной аллее парка, посыпанной лёгкой порошей, она подлетела к нему и упала на грудь в полной уверенности, что Леонид её поймает. И он поймал её, и первый настоящий поцелуй любви соединил их. Новогодний вечер был тёплым. Они никуда не пошли, никто им был не нужен. И безмятежно целовались до утра. Природа мудра. Целоваться, как надо, они научились мгновенно.

– Ты противный, – говорила Людмила. – Пальчики целуешь, а глаза свои не можешь поднять, чтобы в моих глазах увидеть, что я хочу.

– Я глупый рыцарь.

– Ты должен быть умным рыцарем.

– Я люблю тебя, Красная розочка.

– Вот так намного умнее, чем говорить разные глупости, в которых ни слова про любовь.

– Я всегда буду любить тебя.

– Я хотела бы этого.

– Ты навсегда останешься Красной розочкой. Ты поверила, что я тебя «лублю…»

– Не поверить было невозможно.

И снова поцелуй уводящий в подсознание.

– Твои мальчики говорили, что ты пишешь стихи. Напиши для меня.

– Уже написал.

– Прочти.

Пролетели зимние каникулы. Быстро пролетали и последние школьные месяцы. Леонид и Людмила были неразлучны и только вместе появлялись на дискотеках, в кино, на катке. Все в школе знали, что незанятый Леонид Сугробин пренебрёг «своими» и дружит с «чужой» девочкой. И девчонки махнули на него всем, чем могли. Он им стал неинтересен. И только Маринка ещё поглядывала на него укоризненно. Но он действительно был от неё совсем далеко.

Заканчивался для Сугробина и его сверстников десятый класс. Становились взрослее мальчики, становились взрослее девочки. И чтобы им не думалось, что они дети, КПСС подготовила им сюрприз. На ХХ партийном съезде, состоявшемся в феврале 1956 года, новый вождь Никита Хрущёв зачитал доклад «О культе личности И.В.Сталина». Это был удар по башкам не только детям. Удар был нанесён по государству, именуемому Советским Союзом. Удар был нанесён по всему мировому коммунистическому движению. По глупости это было сделано или сознательно, но была взорвана мина под фундаментом государства, которому не исполнилось ещё сорока лет, и которое завоевало огромную привлекательность людей всей земли за объявление всемирного равенства и братства и воплотившее слова в дело. Скорее всего, по обеим причинам. Сознательно по жажде мести и желанию как можно скорее обесценить дела прошедшие и чернить их во имя самовосхваления дел свершаемых. А глупость заключалась в том, что сам Никита Сергеевич был самым активным участником в репрессиях в Москве и на Украине, как было установлено и обнародовано позднее.