Андрей Абаза - Записки автохтона Страница 3

Никто из преподавателей не призывал пить, гулять и веселиться, но сама атмосфера полуказармы, слухи об афганских подвигах, славе и героической гибели, лёгкий выпивон, гитара, полузнания, мечтания, надежды, тревоги и вымыслы сильно изменили приоритеты нечаянных защитников Отечества. «Гусары на цветах не экономят и за любовь денег не берут», «Бутылка красного вина – жена драгуна, он породнился с нею раз и навсегда, с такими жёнами не одолеть врагу нас, с такими жёнами нам горе – не беда!», «Поручик, оставьте бутыль с самогоном, ведь Вы не найдёте отрады в вине, быть может командовать Вам эскадроном, а как же, поручик, ведь мы на войне. И Вы, капитан, не тянитесь к бутылке, юнцам подавая ненужный пример. Мы знаем, что Ваши родные в Бутырке, но Вы же не мальчик, Вы штаб-офицер»… – Историк Сорокин лично убедился, что исторические факты ничего не значат против исторических мифов. Лично он вернулся в часть почти монархистом, уже понимая великую правду настоящего офицера: «Слуга царю, отец солдатам».

Жаль только, что это была другая часть. В начале декабря курсы инспектировал невзрачный генерал-майор в потёртой шинели, целый день ходил по кабинетам, крутил головой и вздыхал. Из вздохов сложилась загадочная фраза: «в танке очкарикам не место..». «Очкарики» – выпускники МИСиСа, почти все типично московские студенты – высокие, сутулые, в очках – на военной кафедре получили специальность «Командир танкового взвода» и уже почти начали забираться в танки без повреждений себя и имущества.

Через неделю поступило распоряжение начальника управления кадров МВО генерал-майора Волкова – «Командиров танковых взводов с дефектами зрения перевести в мотострелки, а на их место назначить командиров мотострелковых взводов без дефектов зрения». Вспомнил, вспомнил тогда Сорокин призывную медкомиссию в 10 классе.

В здании райвоенкомата – медосмотр будущих призывников, более 300 парней в трусах и майках в коридорах военкомата переходят из кабинета в кабинет, от врача к врачу. Стандартное – «Годен без ограничений», иногда – «Здоров». Сорокин течение потока затормозил в кабинете стоматолога. «Интересно, да Вы, батенька, фенОмен, прикус неправильный, нижняя челюсть длиннее верхней, отмечу, отмечу…» – озадачил врач. Последняя инстанция – начальник медкомиссии военный врач в звании капитана. Капитан немолод, нездоров, нетрезв и ему всё это неинтересно, этого мяса он видел уже не одну дивизию, подписывает заключение автоматически, симулянтов в провинции не бывает.

Сорокин вежливо кашлянул и обратил внимание военврача на заметки стоматолога. Капитан тяжело поднял голову, подробно разглядел симулянта и медленно, с расстановкой сказал: «Жаль, жаль, что у нас расформировали кавалерию, тебя, уклониста, я бы точно туда определил …… ЛОШАДЬЮ!!! Здоров, мля, послужишь!».

Физически здоровый Сорокин стал танкистом, а на его место пришёл «танкист» – москвич, что точно не ухудшило репутацию узбеков в глазах подполковника Мурдида.

«Танкисты – стальная грудь Отчизны…»

После блаженства учебных сборов военная судьба повернулась к Сорокину лицом: он прибыл на новое место – командиром танкового взвода – и понял, что значит старшинская присказка «Чтоб служба мёдом не казалась…».

Сорокин до, во время и после прохождения службы слышал не одну сотню рассказов о «непобедимой и легендарной Красной Армии», прочитал не один десяток опусов (незабвенные «100 дней до приказа» Ю. Полякова – самый щадящий вариант описания казарменного быта), где авторы и исполнители выводили два нехитрых мотива: личный героизм рассказчика (автора) и «свинцовые мерзости» службы (дедовщина, тупость командиров, воровство прапорщиков, отсталость и бардак).

Ничего героического Сорокин не совершил, страну не спасал, врагов не разил. Все тревоги, связанные с особенностью реагирования армейского механизма на внешние раздражители (ночёвка в оружейке с 10 по 12 ноября 1982 года, «шутка» Рейгана о начале атомной бомбардировки СССР 4 сентября 1983 года, повышенная боеготовность во время похорон Ю. В. Андропова) казались естественными, обыденными.

«Дедовщины» он не заметил нигде, правда и методы борьбы с ней в дивизии были неординарными. Линейные танковые батальоны формировались солдатами и сержантами одного года призыва, т.е. после весеннего выпуска учебок полностью заменялся состав 1 батальона, все одного призыва, 6 месяцев службы, осенью – состав 2-го батальона, следующей весной – 3 батальон, таким образом предполагалось, что все отношения внутри батальонов будут строго уставными. «Эти штабные придурки» – элегантное определение майора Кочкина – «считают, что пару синяков у духов важнее боеспособности части, батальон не готов ни к чему, всех надо заново учить, не на кого опереться» – заявил громогласно комбат – 1 на полковом разводе после ознакомления с новым пополнением прибывших из «учебок» механиков, наводчиков и командиров танков, чем сильно осложнил и так неблестящую свою карьеру.

Сейчас Сорокин думает, что «дедовщина» эта – следствие малой занятости и бессмысленности большей части занятий воинов Советской Армии, а также выстраивание естественной иерархии внутри искусственно заданных моделей поведения.

Для самого Сорокина такая система комплектования оказалась спасительной, он в январе 1983 года принял взвод, состоящий только из «дедов», все они ждали дембеля в апреле, но не все его дождались даже в июне. Именно эти «деды» и научили Сорокина всем танковым премудростям, водить Т-62 и стрелять из него к весне он научился на твёрдую «четвёрку», полностью подтвердив мудрость великого и ужасного комбата Кочкина. После представления командованию танкового батальона лейтенант Сорокин выразил сомнение в возможности стать танкистом, если готовили его на мотострелка.

«Лейтенант, ты русский? Образование высшее? Не ссы, в Ковровской учебке за полгода из неграмотного чабана делают наводчика, ты у меня через полгода призы будешь брать, если начнёшь служить и перестанешь менструировать…» – комбат был прав, Сорокину даже понравилось чувствовать себя «чугуном», «сорок тонн говна» (так майор Кочкин любовно называл Т-62) вскоре начали слушаться свежеиспеченного танкиста.

В мае пришли «духи», но Сорокин уже знал, что с ними делать, чему учить и что спрашивать. В мае же стало известно, что осенью состоятся дивизионные учения с боевой стрельбой в присутствии командующего Московским военным округом генерала армии П. Г. Лушева (1923 – 1997 гг.)

2 и 3 батальоны состояли уже из «дедов» и «черпаков», поэтому первый батальон получил 4 месяца непрерывной полигонной подготовки. «Хочешь что-нибудь узнать – начни этому учить…». За 3 летних месяца Сорокин ночевал в городе и пировал в «Столбах» (это быстро стало синонимами) раз 6, высох, почернел, перестал менструировать и стал танкистом, по команде «По местам!» крышка люка на 8-й секунде хлопала его по голове, взвод выполнял все нормативы с запасом, сам он гонял свой «334» «змейкой», по буеракам, ямам и грязи, которых не боятся ни танки, ни танкисты.

Вождение перемежалось стрельбой из всех видов танкового вооружения, правда из пушки стреляли «вкладным стволом» калибра 23 мм, чтобы экономить штатные снаряды калибра 115 мм. К Дню танкиста (для тех, кто не в танке – второе воскресение сентября) вернулись в Дзержинск, два дня отдыхали всем батальоном (офицеры – в «Столбах», личный состав – в казарме) и начали готовиться к дивизионным учениям, которые должны были проводиться в знаменитом ГУЦе – главном полигоне МВО, в лесах к западу на 40 км от благодатного Дзержинска.

«Гремя огнём, сверкая блеском стали…»

Место масштабных учений – ГУЦ – это бескрайний чахлый лес, рощицы, болота, скудная песчаная почва, перелески и учебные поля. Всё принадлежит военным, несколько гражданских специалистов живут в центральном посёлке, остальных привозят рейсовые автобусы. Командование, штаб, технические службы расположены в посёлке, а полигонные команды (несколько солдат + прапорщик) разбросаны по учебным полям – готовят и выставляют мишени, обслуживают механизмы подъёма и движения, ремонтируют всё это хозяйство после стрельбы.

Похоже, площадью полигон превосходил какую-нибудь Бельгию, количество полей не поддавалось исчислению. Сорокин за 2 года был в ГУЦе 5 раз: на курсах, на учениях и в командировках с солдатами и видел учебные поля для мотострелков, танкистов, сапёров, артиллерии всех калибров (дальностью стрельбы до 25 км) и даже места учебного бомбометания армейской авиации.

В середине сентября 1983 года, после знаменитой «шутки» Рейгана о начале атомных бомбардировок СССР потому, что «это Мордор», танкисты приехали на учения. Привезли их, как белых людей, на поезде (в ГУЦе своя ж/д ветка и оборудованное место выгрузки бронетехники). Прежде, чем выгрузить, надо погрузить. Погрузка танков на железнодорожные платформы – это захватывающее зрелище для сторонних наблюдателей и огромная проблема для танкистов. Дело в том, что танк шире ж/д платформы на 30 см. Нужно с рампы (покатый пандус в дальнем тупике станции) своим ходом заехать на платформу, точно на середине её развернуть махину на 90 градусов и проехать несколько десятков таких платформ «вслепую», ориентируясь только на сигналы «заводящего», идущего перед танком спиной вперёд. Сам «парковщик» должен быть внимателен и обладать хорошей реакцией, но главная роль в этом цирке – у механика-водителя танка, его навыки, опыт и чувство габаритов должны удержать тяжеленный танк в равновесии, не дать ему свалиться с платформы, когда по 15 см гусениц с каждой стороны буквально «болтаются в воздухе».