Андрей Абаза - Записки автохтона Страница 4

В середине сентября 1983 года, после знаменитой «шутки» Рейгана о начале атомных бомбардировок СССР потому, что «это Мордор», танкисты приехали на учения. Привезли их, как белых людей, на поезде (в ГУЦе своя ж/д ветка и оборудованное место выгрузки бронетехники). Прежде, чем выгрузить, надо погрузить. Погрузка танков на железнодорожные платформы – это захватывающее зрелище для сторонних наблюдателей и огромная проблема для танкистов. Дело в том, что танк шире ж/д платформы на 30 см. Нужно с рампы (покатый пандус в дальнем тупике станции) своим ходом заехать на платформу, точно на середине её развернуть махину на 90 градусов и проехать несколько десятков таких платформ «вслепую», ориентируясь только на сигналы «заводящего», идущего перед танком спиной вперёд. Сам «парковщик» должен быть внимателен и обладать хорошей реакцией, но главная роль в этом цирке – у механика-водителя танка, его навыки, опыт и чувство габаритов должны удержать тяжеленный танк в равновесии, не дать ему свалиться с платформы, когда по 15 см гусениц с каждой стороны буквально «болтаются в воздухе».

Естественный страх водителей подавил комбат, загнав первый танк сам без всяких «заводящих». Спрыгнув на землю, он объявил водителям: «Всё просто – целься в жопу переднему, держись строго по центру. Танк уроните – поднимать будет некому, я вас сам тут же зарою. Если кто не уверен в своих водителях – загоняйте сами, товарищи офицеры.» Сорокин не был уверен ни в чём и ни в ком, поэтому один танк взвода загнал сам, а два остальных лично «завёл». После окончания всех маневров и крепёжных операций лейтенант был в поту, несмотря на утренний заморозок. Технику погрузили, закрепили, выставили часовых, разместились в трёх плацкартных вагонах и тронулись. Выгрузка – обратным порядком, ночью, под дождём – тоже прошла без аварий, но с нервами.

Командир первого батальона Василий Васильевич Кочкин летом был в отпуске, соскучился по «живому делу» и очень сильно облегчил батальону 28 дней жизни в палатках в осеннем лесу. Именно на этих учениях Сорокин понял, чем комбат – 1 заслужил прозвище «Лихой». Майор Кочкин был среднего роста, несколько грузноват, но очень подвижен, статью и повадками напоминал медведя в цирке, причём медведя очень хорошо дрессированного. В казарме, на плацу, в кабинете форма его стесняла, топорщилась, расстёгивалась, но в танковом комбинезоне на полигоне и в лесу он был просто хорош – весёлый, ладный, громогласный, азартный, самостоятельный и бывалый.

Комбат поднял батальон ночью перед учениями для погрузки боеприпасов. Пока все остальные спали, 1 батальон в парке при неярком свете ламп принимал 0,5 БК (по 20 снарядов) на танк. Вес снаряда 40 кг, в ящике их 2, 10 раз по 80 кг снять с борта автомашины, занести в бокс, ящик открыть, снаряды по цепочке подать заряжающему, потом получить цинки с патронами, набить ленты, снарядить пулемёты. Мудрость комбата стала понятна в лесу, когда остальные грузили боезапас непосредственно перед стрельбами под дождём, вечером, таская по грязи ящики от автомобилей, застрявших в грязи в 700 метрах от позиций танков. Понятно, что «Лихой» Кочкин нарушил все и сразу инструкции по правилам хранения, перевозки и приёмки боеприпасов, но ему было плевать. «Инструкции в штабах пишут, а нам на земле воевать».

Сразу после установки палаток Кочкин вызвал Сорокина и отправил его со взводом собирать грибы. Сорокин заикнулся о приказе по полку обустроить укрытия для техники, вырыть капониры. «Рыться в земле лучше сытому, обеспечь приварок всему батальону, срок – сутки». Сорокин вырос среди лесов, грибы собирать умел и любил (и сейчас любит), но командовать взводом грибников ему больше никогда не приходилось. Леса на полигоне были чахлые, почвы бедные, но всё это искупалось отсутствием конкурентов. В середине тёплого сентября он повёл 11 человек к ближайшей опушке, грибов было море, но сам Сорокин удовольствия «тихой охоты» был лишён. Во взводе было 4 казаха, киргиз, литовец и пятеро русских. Опыт сбора грибов имели только четверо, включая литовца. Сорокин на опушке развернул пункт первичной сортировки сырья – бойцы резали в лесу всё, что нашли и в рюкзаках несли лейтенанту, тот разбирал добычу, отбраковывал гнилые и ядовитые и раскладывал по сортам на расстеленных плащ-палатках. Вначале этих плащпалаток было 11, потом собрали со всей роты – стало 32, по итогу набралось 56, добычу привезли в кузове батальонной «шишиги». Комбат оказался предусмотрительным, запасливым и хозяйственным. Из танка он достал ящик уксуса, перец, лавровый лист, принесли мешок соли – и развернули полевую грибоварню. Грибовницы, жарёхи, грибы маринованные и просто солёные очень разнообразили сытный, но скучный армейский рацион.

Через два дня майор получил выговор за недостаточное оборудование позиций для бронетехники и отправился на рыбалку. Впереди ехал комбатовский танк с номером «301», за ним в колее пробиралась «шишига», за рулём сидел Сорокин, в кузове 6 солдат. Танк выехал к небольшому озеру, встал у самого уреза, опустил ствол, треть диаметра среза ствола ушла под воду, раздался холостой выстрел – озеро взбурлило, вспенилось и покрылось оглушённой рыбой. Сорокин с солдатами разделись и азартно полезли в воду, не чувствуя холода, начали собирать рыбу на те же плащпалатки, мелкую не трогали. «Я сюда через пару лет ещё наведаюсь, пусть растёт и множится» – пояснял майор. «И тот, кто не ел из того котла, не сможет добра отличить от зла…» (Р. Киплинг) Это для тех, кто никогда не пробовал ухи из свежепойманной рыбы, сваренной «с дымком» в солдатском котле посреди осеннего сумрачного леса.

Укрепив тылы, батальон взялся за боевую подготовку: вырыли капониры, упражнения по заряжанию и разряжанию, маскировка, теория, выполнение норм, техобслуживание и венец всему – «пеший по танковому» – прохождение маршрута будущих учебно – боевых действий из района развёртывания до рубежа атаки. Всего прошагали километров 20, вначале полковой колонной, разбились по-батальонно, поротно, повзводно и, наконец, поэкипажно – в колону по одному четверо танкистов-механик, командир, наводчик и заряжающий. С рубежа атаки каждый экипаж занял свою «дорожку» и начал знакомство с целями. По очереди поднимались контуры танков, БТР, пушек, пулемётных гнёзд, «гранатомётчики», «стрелки».

Первый день пробежались рысью, второй – вдумчиво, только с рубежа атаки до рубежа свёртывания. Цели были расписаны, распределены между экипажами, определена дальность до каждой, заучена очередность появления. «Всё зависит от пакости начальства» – делился комбат с командирами рот и взводов – «не факт, что всё поднимут, может быть порядок появления целей изменён, танкист должен наблюдать всегда и везде, реагировать сразу и мгновенно принимать решение. Башками вертите на 360 градусов, а то я их вам сам пообрываю!»

Главное началось с вечера – получение и погрузка боекомплекта (наш комбат нас уже загрузил!), строевой смотр, политбеседы, накачки, инструкции и предупреждения. Отбой в 21—00, подъём – 4—00. Сварили оставшуюся рыбу, нажарили грибов, напились чаю. «Лучше летом у костра, чем зимой на солнышке» – внушал комбат – «Солдат должен быть сыт, а офицер свеж, вперёд на мины, за орденами! Не зря же я вас дрючил, пора кончать, Сорокин. Понял меня?». «Так точно, товарищ майор!». «Если промажешь – с тебя «Столбы». «А если попаду?» «Тогда с меня!».

«Начали, самцы» – в шлемофоне рык комбата – «пошли вперёд, вперёд, нас ждут вино и бабы!». Начали, начали, полковая колонна распалась на батальонные, на ротные, на взводные. «К бою!» – рассыпались 94 танка в две неравные и неровные линии. В танковом шлёме рёв мотора звучит как урчание, визг пулемёта – как стрекотание, но пушечный выстрел пробирает до костей, благо она, голубушка, совсем рядом. Появились первые цели, началась пальба из главного калибра. «Цель!». «Дорожка!». «Выстрел!». «Откат нормальный!». «Геша, не спи – ЗАРЯЖАЙ!». Выстрел, цель поражена, сладкий дым «Беломора», запах пороховой гари и отстрелянных гильз, пот, весёлая ярость удачи.

В батальонной шеренге танк Сорокина второй справа, если смотреть сзади, от НП Лушева. Прошли два рубежа, цели встали вразнобой, но вовремя, 3 наводчика сделали 14 выстрелов – 6 мимо, целей для пушек было 8, пулемётных – 9, все поражены. Стоп! Почему 8, должно быть 9! Ладно, проехали…

Нет, не проехали! Девятая цель – «танк» – встала слева с большим запозданием, весь батальон готовился поражать третий рубеж, а тут тебе такой песец! «Стой!» – заорал Сорокин механику, прижав тангенту вызова – «Стой, Аяз! Вацек, цель слева на 9 часов!» – «Не вижу, тащлент!». Видимость средняя, лёгкий туман прошёл, изморось, но клубы дыма от выстрелов и дизелей. Командирское целеуказание, рёв в наушниках «34-й, это 1-й. Почему встал, расщеперился как мандовошка!» – это кэп (командир полка) Бурцев. «Тащполковник, цель слева, дальность 1600, танк противника….». «Вижу, тащлент!». «34-й, позывных не знаешь, отстаёшь…». «Счас, Первый, счас, умою этого и догоню..». «Вацек, давай!». «Выстрел!» «Попал, блядь, 34-й! Молодец!». «Знаю. Ходу, Аяз, догоняй роту. Гена, ЗАРЯЖАЙ, доклада не слышу!» «Откат нормальный!». «Я те, сука, накачу, не спи, утырок!»