Александра Стрельникова - Моя американская бабушка. Сборник рассказов Страница 3

У моей любимой «баушки» была давняя подруга – Алевтина Владимировна. Та Алевтина иногда ездила в США в гости к сыну, женившемуся на американке. А проживал он в одном из крупнейших городов штата Техас – Хьюстоне.

И так вышло, что наша семья совсем недавно тоже перебралась в этот штат: в маленький городок под названием Ирвинг. Так вот: моя бабуля слезно умолила приятельницу навестить нас, чтобы воочию посмотреть на наше житье и потом без прикрас обо всем ей доложить. И готова была оплатить ей дорогу туда и обратно, предварительно изучив расстояние между Хьюстоном и Ирвингом по карте. Но подруга отказалась, заверив, что ее сын отвезет туда на своем автомобиле.

Вообще-то, Ирвинг стал пятым по счету городом за наше шестилетнее (уже на тот момент) пребывание в США.

Вторым местом проживания был городок Беркли в пригороде Сан-Франциско. Отметились мы потом еще и в пригородах штатов Луизиана и Миссисипи – местах, где, как известно, проживает отнюдь не самый богатый разномастный люд, приехавший в США в поисках лучшей жизни.

Так вышло, что главным добытчиком в нашей семье стала мама. Она оказалась более гибкой, терпеливой и более способной к адаптации в новой жизни. Она еще в Сан-Франциско начала работать в качестве частной сиделки, потом – няней, домработницей и той же сиделкой, но уже официально от специализированного агентства.

Меняли мы места жительства, в основном, из-за папы. Он срывался в поисках работы, которая, естественно, ничего не имела общего с тем образованием, которое он получил в самом престижном вузе Советского Союза.

Я, пожалуй, и не припомню сейчас всех тех профессий, которые он перепробовал. Но дело даже не в профессиях, а в том, что с отцом периодически случались запои, после которых он впадал в депрессию, которая могла длиться до двух месяцев. И за это время, он, естественно, терял работу.

На тот момент, когда, к нам в Ирвинг неожиданно должна была нагрянуть Алевтина Владимировна, папа пребывал в очередном депрессивно-запойном состоянии, недавно лишившись места автослесаря в мастерской. А мама работала воспитательницей в бесплатном детском саду: есть такие в США для семей с низким уровнем доходов.

…Когда внушительный «роллс-ройс» сына Алевтины Владимировны подкатил к подъезду явно не презентабельного дома, где наша семья снимала тогда крохотную двухкомнатную квартирку, у мамы замерло сердце. И было от чего: ну, как в их убогое жилище пригласить давнюю знакомую? Ведь она потом всё, без утайки, расскажет ее матери. Но элементарное гостеприимство требовало позвать людей с дороги в дом. А дома – еще и супруг не совсем в здоровом состоянии…

Маме очень захотелось как-то отсрочить этот удручающий момент, и она нашла выход, ухватившись за него, как за соломинку. После объятий и поцелуев с Алевтиной, родительница предложила:

– А у дочки сейчас как раз заканчиваются занятия в школе. Может, заедем сначала за нею? Она очень обрадуется…

Меня встретили у школы, а потом сын Алевтины Владимировны отвез нас в кафе-мороженое, где и оставил, тактично решив не мешать беседе трех дам.

– Как ты выросла, Мариночка, – сказала подруга бабушки Агнессы.

– Мне месяц назад уже одиннадцать лет исполнилось, – с гордостью констатировала я.

– Как время летит, – вздохнула наша знакомая.

– А еще я – единственная белая девочка в нашем классе, – добавила я. – Все остальные ученики афроамерикацы.

– Неужели… – Алевтина Владимировна запнулась.

– Ко мне все очень хорошо относятся, – тут же заверила я, – и ученики, и учителя.

– Ты говоришь по-русски с акцентом, – заметила Алевтина Владимировна после некоторой паузы и спохватилась, – я же подарочек привезла от твоей любимой бабушки…

Она полезла в сумку и достала пакет, в котором были коробка конфет «Мишка косолапый» и несколько больших плиток шоколада «Аленка» с «фирменным» изображением симпатичной девочки на упаковке.

А еще в пакете были красивая открытка и письмо от любимой «баушки».

– Да, – ностальгически вздохнула мама, – беря в руки одну из шоколадок и вдыхая ее аромат, – любимые сладости нашей семьи от фабрики «Красный Октябрь»…

Потом мы гуляли в парке. Мама с Алевтиной Владимировной долго разговаривали. Я старалась не «висеть над ухом» у взрослых, но какая-то часть их беседы до меня всё равно долетала.

– Жанночка, сколько тебе было лет, когда вы уехали из Москвы?

– Двадцать восемь… А мужу – тридцать, – добавила мама.

– Значит, тебе сейчас – тридцать четыре, а Игорю – тридцать шесть, – задумчиво произнесла пожилая женщина. – Прекрасный возраст – с одной стороны. А если посмотреть с другой – уже середина жизни…

– Вы думаете, меня эти мысли не угнетают? – нервно отозвалась мама. – Понимаете, дело не только в том, что последнее время я всё тяну на себе, а Игорь не хочет работать… Он просто болен, его надо лечить. В хорошей клинике. И длительное время. Но у нас нет для этого средств…

– Да, я в курсе, какая дорогая здесь медицина, – понимающе кивнула женщина.

Алевтина Михайловна сказала, что не поедет к нам в гости, так как в этот же вечер ее сын увозит обратно в Хьюстон.

И мама вздохнула про себя с облегчением.

Прощаясь, бабушкина подруга подарила мне, хотя уже и на прошедший день рождения, 200 долларов. И мама, испытывая неловкость взяла их с благодарностью, отведя глаза в сторону.

Можно только предполагать, чего там Алевтина наговорила бабушке Агнессе о нашем житье-бытье, вернувшись из Америки. Чего домыслила, чего дофантазировала… Однако, более скрывать правду стало бессмысленно.

И можно представить, что перевернулась в душе у бабушки, когда она сказала, что ее дочь Жанночка сильно постарела, хотя ей нет еще и тридцати пяти…

Вскоре после не очень радужного разговора с приятельницей моя любимая «баушка» позвонила нам. Все свои эмоции она вложила в короткую, но емкую фразу: «Я переезжаю жить к вам в Америку»…

Отныне вся ее жизнь была поставлена на «дорожные рельсы».

Когда была продана трехкомнатная «хрущеба», она перебралась к приятельнице Алевтине.

– Надо же, ты меня даже опередила, – сокрушалась подруга, подразумевая то, что ее сын уже давно зовет переехать к нему в США окончательно. – А я всё раздумываю…

Да, Алевтина могла позволить себе раздумывать. Но жизнь и социальное положение ее сына были по сравнению с нашим несопоставимы.

Бабушка Агнесса ехала в Америку нас «спасать». Спасать от трудностей капиталистической жизни, которая на нас обрушилась и готова была поглотить под своими обломками…

Как она потом рассказывала, ей даже не столь жалко было продавать квартиру, к которой она так привыкла. Гораздо труднее оказалось расстаться с мыслью о заработанной пенсии, которую она никогда не получит. Всего каких-то полгода оставалось ей до исполнения пятидесяти пяти лет…

Бабушка Агнесса много лет трудилась бухгалтером-экономистом в одной скромной производственной конторе. И вот теперь… Теперь ее душа рвалась к нам. Ни одного лишнего дня она не могла находиться больше в Москве…

Нужно ли говорить, как я обрадовалась ее приезду!

Я рассталась с ней, будучи четырехлетней малышкой. И сейчас, увидев ее почти семь лет спустя, была очень удивлена, что эта миловидная и моложавая женщина – моя бабушка. Белокурые волнистые волосы обрамляли ее гладкое, без морщинок лицо. Ясные голубые глаза излучали ласку и тепло, когда она смотрела на меня. (Она не носила очков, потому что у нее было хорошее зрение).

А еще мне очень нравилась ее фигура: стройная, с тонкой талией и изящными щиколотками ног. Мне казалось, что она выглядит так же, как и на той картине, где она была запечатлена в молодости и которую привезла с собой из Москвы. Ну, или почти так же…

Я очень гордилось такой бабушкой. И ощущала себя просто счастливой, когда кто-нибудь из моих одноклассников поначалу интересовался: а кто эта эффектная блондинка, которая иногда встречает меня после уроков возле школы?

Я и сейчас помню их лица, когда они узнавали, кем она мне приходится…

Конечно, была рада ее появлению в нашей нынешней жизни и мама. Потому что приехал родной человек и помощник.

Что касается папы… Пожалуй, он один отнесся к приезду тещи весьма индифферентно. И это вполне можно было списать на тогдашнее его душевное и физическое состояние. Хотя, случись такой приезд, допустим, еще года три назад, он бы испытал чувство стыда за то, что не сумел обеспечить нам достойную жизнь на новом месте. А, ведь, он обещал и заверял в этом Агнессу Михайловну при отъезде из Москвы…

– Никаких упреков, никаких нравоучений – сразу предупредила ее мама.

И слова эти стали для бабули табу, которое она соблюдала неукоснительно. К тому же, она помнила, что приехала «спасать» нас, нашу семью. Значит, ссоры и скандалы нам ни к чему.