Татьяна Малыгина - «Я крокодила пред Тобою…» Страница 35

Они влетели в комнату. Только сейчас Марина смогла заплакать. Слезы лились непрерывным ручьем, Маша тоже тихонько заплакала. Толик принес валокордина.

– Пей! Сейчас пойду и убью суку!

– Не надо, не ходи… он в невменяемом состоянии, столько выпил…

Толик вышел на площадку и поднялся в квартиру к Марине.

– Быстрее приходи, мне страшно…

Маша успокоилась и прижалась к матери, умостившись на коленках.

– У тебя дома никого, ушел. Надо бы милицию вызвать, – вернулся сосед. – И дверь настежь. Чего он учудил?

– Он с ножом бегает. Не порезал бы кого.

– Да на хера ты вообще с ним до сих пор? В толк не возьму! Одна боишься остаться? Так не останешься, это я тебе как мужик говорю, а хмыря этого гони в шею! Сам спивается и вас погубит! Слышишь?!

– Слышу…

Марина смотрела в окно. По проезжей части, прямо посередине, в потоке машин шел Володя и катил впереди себя Машкину коляску. Ему сигналили, кто-то притормаживал, кто-то высовывался из окна и крутил пальцем у виска.

– Толик, смотри…

– Б-а-а, копец! Это все! Сейчас ему точно рожу разобьют! Я вызываю милицию!

Будто услышав слова Толика, из остановившейся машины вышел крепкий мужичок. Посмотрел в коляску и со всего размаха дал в переносицу потерявшему разум Вовке. Потом еще. И еще. Остановилась еще одна машина. Вокруг собрались люди.

– Маринка, а на фига он коляску взял?

– Толик, я ничего не понимаю. Похоже, у него белочка.

Кто-то вызвал милицию. Опросили жильцов дома. Коляску закатили в подъезд. Вовку увезли.

На дачу они не поехали, легли пораньше спать. Утром Марина смотрела на окровавленное детское постельное белье, застеленное в коляске. У нее не было никаких чувств, кроме омерзения и гадливости. «Кровь наверняка Вовкина. Сдох бы».

Смятый Вовчик пришел утром. Ночь он провел в обезьяннике, от него воняло бичами и перегаром.

– Да-а… я, конечно, знал, что ты зараза, но чтобы родного мужа в милицию сдать?! Я от тебя такого не ожидал…

– Слушай, не доводи до греха. Уйди сам. Пожалуйста!

Вовчик демонстративно курил и молчал.

– Я все понял.

– Вот и молодец. Не ходи сюда больше.

Маша стала заикаться. Марина водила дочь к логопеду, доктор посоветовал успокоительное.

– Вам надо принять решение о вашем браке. Есть какие-то препоны? Имущество? Финансы?

– Нет, мы даже не зарегистрированы.

– Пожалуйста, подумайте о дочери. Это все очень серьезно.

– Я подумала.

Маринкины посиделки с друзьями прекратились. Она безумно устала от пустой болтовни, бесконечных пьянок, прокуренных подруг, вереницы тупых лиц. Работа, дом, Машка. Все! О личной жизни даже не думала. До блевоты эта так называемая любовь.

***

На работе Марину повысили до коммерческого директора. Магазин держала дружная парочка, возможно, их связывала не только работа, но это были всего лишь Маринкины домыслы. Сорокалетняя Мила Мишер и ее ровесник Славик Алексеев познакомились в общей тусовке местных северогорских художников. Они оба когда-то закончили художественную школу, пописывали пейзажи, но крутой поворот конца восьмидесятых развернул их от прекрасного к насущному. Они оформили нужные бумаги и стали соучредителями. Фифти-фифти. В магазине товар шел по мелочи, а в масштабе под вывеской ООО «Луч» неплохо продавался бартер «Севернефтегаза», который должен был за копейки распределяться между работниками нефтегазовой конторы, но стараниями Славкиного друга, снабженца Ленчика Филатова, львиная доля нефтегазовых шмоток, аппаратуры и мебели оседала в «Луче», товар продавался с наценкой до пятисот процентов, прибыль пилилась пополам. Марина все это видела, неплохо в этом разбиралась, быстро считала и много не говорила, поэтому получила должность коммерческого директора и повышение зарплаты. Она вела местную нехитрую бухгалтерию, состоящую из граф «приход-расход», иногда стояла и за прилавком. Коллектив довольно слаженно работал, деньги в карманы художников текли непрекращаемым потоком, а праздничные корпоративы только еще больше сплачивали. Продавцы подворовывали, покупатели не жаловались, начальство не лютовало. Коммерческая идиллия.

Осенью по случаю дня рождения Милы Славик устроил вечеринку. Магазин украсили шариками и ленточками, разложили по одноразовым тарелкам вкусный дефицит. Бутылки «Амаретто», «Айриш крима», «Чинзано», шампанского блестели прохладным стеклом рядом с импортным пивом. Золотисто-зажаренные «ножки Буша» ароматно лежали, прижавшись друг к другу толстыми бочками. Вывеска «Переучет» завершила рабочий день в обед. Гости приходили, уходили, сменялись лица, частили тосты, шуршали подарки. Марине было уютно среди дорогих угощений в пластмассовой посуде, она веселилась как никогда и слушала разговоры высоких приглашенных, чувствуя себя немножко причастной к этому удивительному миру богатых людей. «Такие все простые. Посуда пластмассовая, а подарки долларовые. Танцуют даже. Завтра с утра на работу, надо бы домой… так не хочется». Марина встала из-за стола, прошла в кабинет и тихонько собралась.

– Мариша, тебя отвезти? – скрестив ноги, Мила стояла в проходе, опершись рукой о косяк.

– Нет, ты что?! Отдыхайте. У тебя же день рождения.

– Да надоели эти рыла! Одно и то же: давай переспим, дай денег, купи не задорого! Поехали, отвезу! Развеюсь хоть немного.

Мила давно и очень хорошо водила машину. Марина сидела на переднем сиденье новенькой «шестерки» и смотрела, как Милочка заправски уверенно крутила руль одной рукой, другой переключая передачи и одновременно шустро манипулируя ногами.

– Слушай, Мила, мне никогда не научиться водить. Я в педалях запутаюсь.

– Привыкнешь. И очень быстро.

Они подъехали к Марининому дому.

– Одна живешь?

– Одна. Отправила своего подальше.

– Ясно. Как теперь?

– Не знаю. Как-нибудь.

– Не бери в голову. Я дочь одна воспитываю. И ты воспитаешь. А мужика захочешь, любой прибежит, по себе знаю. Они нам не нужны, по сути. Ребенка сделал – и до свиданья. На фига нам эта капризная обуза? Подай, убери, то, се! Да?

– Не знаю, наверное…

– Ладно, давай! До завтра! – Мила сдала задним ходом.

Марина смотрела ей вслед и думала о Машке. «Зачем ей такой папаша? Вон Милка, при деньгах, независима, всегда мужичок молодой рядом трется. Может, права она?»

Тамара Николаевна обувалась в прихожей.

– Мам, может, останешься? Не пойдешь в ночь?

– Ни-ни! Я домой. Доползу потихоньку. Машку накормила, спит часа два, долго не ложилась, тебя ждала. Нагулялись?

– Нормально. Спасибо тебе.

– Ладно, пойду. Устала, как собака.

Марина зашла в спальню. Дочка лежала под мягким одеяльцем, свернувшись калачиком, по-детски сложив обе ручки под щеку. Наверное, видела что-то доброе, потому что быстро улыбалась во сне. Марина прикрыла дверь, скинула с себя пропахшее табаком вечернее платье и залезла под душ, смывая с себя дневную усталость. Горячая вода плотными струями лилась на лицо, стекала с волос на грудь и плечи, унося с собой все тревоги. «Нам никто не нужен… нам никто не нужен… Никто…»

Утром Марина заступила на смену. До обеда сидела на закупе, к вечеру встала в отдел мелочевки. День подходил к концу, покупателей почти не было, и они с Иришкой тихонько переговаривались ни о чем.

– Я Калугина в гости пригласила, – сообщила Ирочка.

– Да ладно! Когда?

– Завтра придет. Он у себя ремонт делает, дверь продает. А мне дверь нужна. Придет ко мне смотреть, что к чему, замерять там что-то. Я хочу стол накрыть, то-се, сама понимаешь.

– Ну-ну. Давай дерзай. Может, что и выгорит.

В этот самый момент в зал вошел Олег Калугин.

– Девчонки, привет! Скучаем?

– Олежка! Легок на помине! – Иришка выпрямилась в струнку, оправила юбочку, пригладила в безупречной укладке волосы.

– А чего это вы тут про меня?

– Да про дверь твою Маринке, вон, рассказываю.

– Да, Ира, я зайду к тебе завтра. Погляжу: подойдет, не подойдет.

– Буду ждать, – кокетничала Ириша. Олег был в ее руках. Ну почти был, осталось совсем чуть-чуть. Какая-то мелочь, всего лишь один день.

– Что-то сдавать принес? – Марина посмотрела на небольшую сумку Олега – наверняка товар.

– Да, Марина, пойдем, примешь по мелочи.

– Пошли. Ир, глянь на два отдела, я Олега оформлю.

В кабинете Олег достал из чистого баула барыги косметические карандаши, точилки, крем для лица, почему-то кокосовый, в огромных банках. И средство для похудения – коктейль в плотных, слегка гофрированных баночках, который разлетался со скоростью света среди желающих стать стройными.

– Давай как обычно. Оформляй по два каждого товара, а я под эту накладную буду доносить по мере продажи. Тебе процентик.

– Хорошо. Как скажешь, – Марина машинально выписывала накладную.

– А ты чего сегодня такая?