Игорь Соколов - Человек из грязи, нежности и света Страница 37

Соня просто улыбнулась и промолчала.

– И что же вы верите, что какой-нибудь негодяй или подлец тоже будет бессмертен?! – усмехнулся водитель.

– Природа нас сделала равными по рождению и по смерти, а значит, и по бессмертию, – сказал Эскин.

– Ну, во-первых, не природа, а Бог, – сердито заметил водитель, – а во-вторых, мы здесь все временно, потому что именно здесь на земле он всех нас испытывает, а тот, кто показал себя с самой лучшей стороны, является избранным, то есть становится бессмертным!

– Честно говоря, я в первый раз сталкиваюсь с такой мыслью, – с удивлением признался Эскин, – это вы сами придумали?!

– Я не придумал, а догадался, – обиделся водитель.

– Извините, я не хотел вас обидеть, – заверил его Эскин.

– А вы что молчите?! – спросил Соню водитель.

– А я ни во что не верю, ни в Бога, ни в черта, – зевнула Соня.

– И даже в бессмертие?!

– И в него тоже! А потом, что вы к нам пристали?! Везете нас и везите спокойно, мы же к вам в душу не лезем, – недовольно поглядела на него Соня и снова замолчала.

– А вообще-то у вас очень интересная теория, – с уважением сказал Эскин.

– Она не моя, – вздохнул с тоской водитель, по его лицу уже было видно, что он пожалел, что заговорил с ними о своем взгляде на бессмертие.

– Знаете в чем, я не согласен с вами, – задумался Эскин, – в том, что зло противодействует добру, а, следовательно, оно необходимо, а поэтому, даже если мы бессмертны, мы все равно будем нуждаться в каком-то противодействии.

На противодействии построена вся Вселенная, любые, даже нечеловеческие стихии из Космоса несут на себе знак вечного противодействия. А поэтому ваша теория избранного бессмертия всего лишь теория!

– Да не моя она! – закричал водитель, едва не въехав в зад грузовику.

– Стойте! – скомандовала Соня. – Мы сейчас выйдем у этой гостинницы.

– А может, еще покатаетесь?! – жалко улыбнулся водитель, уже останавливаясь возле гостиничной автостоянки.

– Спасибо! Мы вас очень внимательно послушали и очень многое поняли, – злорадно улыбнулась Соня.

– Спасибо за содержательную беседу, – пожал ему руку Эскин и хотел уже выйти за Соней.

– А деньги?! – схватил его за рукав водитель, причем так резко, что оторвал ему весь рукав куртки. – Извините, – уже в замешательстве прошептал он, – вообще-то мне теперь от вас ничего не надо!

– Извините, но эта куртка стоит дороже нашего проезда! – закричал Эскин.

– Эскин, идем, черт с ней, с твоей курткой! – окликнула его Соня.

– И как тебе его теория? – спросил Эскин Соню, уже входя с ней в гостинницу.

– По-моему, сколько бы теорий не существовало, – все они ошибочны, – улыбнулась Соня.

– А мне его теория нравится, – признался Эскин.

– А что же ты тогда меня спорил? – удивилась Соня.

– Хотел тебе умным показаться, – честно поглядел в глаза Соне Эскин.

– Ну и дурачок же ты, – засмеялась Соня и поцеловала его. Дежурная администраторша гостиницы преклонных лет, в фиолетовом парике и с лицом густо покрытым тональным кремом, с дикой завистью глядела на целующихся молодых.

Глава 30. Дьявол похоти, или Стриптиз в обмен на телевизор

Возможно, продюсер решил существовать как их тень или двойник, во всяком случае, как думал дядя Абрам, он искал с их личностями зеркального тождества, а поэтому очень долго молчал.

Его уже трудно было вывести из себя каким-нибудь грубым словом или шуткой. Теперь из-за своей обиды на них он мог только громко повздыхать в микрофон или посопеть.

Иногда в знак протеста он свистел, вызывая оглушительное завывание динамиков. За что дядя Абрам дал ему кличку «Асмодей».

– А кто такой был Асмодей, – полюбопытствовала Рита.

– Асмодей это имя дьявола похоти, – объяснил ей дядя Абрам, – о нем написано в апокрифической книге Товия. Асмодей влюбленный в Сару, самую прекрасную дочь угодного Богу Рагуила, из ревности убивает в брачную ночь ее семерых женихов!

– Надо же, какой он был крутой! – восхитилась Асмодеем Рита.

– Да, нет, наш может только соплями дудеть!

Продюсер тут же обиженно засопел в микрофон.

– Можешь не обижаться, придурок! Лучше свой нос полечи! – крикнула Рита.

Тогда продюсер на полную громкость засвистел, и у них заболели уши!

– Наверное, он считает себя великим! – улыбнулся дядя Абрам, заткнув уши пальцами.

– Угу! – Рита тоже заткнула уши заранее приготовленной ватой.

Часа три над ними свистел злой дух Асмодея, а они сидели прижавшись друг к другу, и успешно заткнув свои уши!

– По-моему он уже деградирует, – шепнул чуть позже на ухо Рите дядя Абрам.

– А деградирует, это что?! – спросила Рита.

– Это, значит, превращаться в психа!

– Я не псих! – впервые громко заорал продюсер за время своего долгого молчания.

– Не всякий псих – глашатай собственной болезни! – заметил дядя Абрам.

– Да, это всего лишь тупой придурок, – презрительно сказала Рита и взобравшись на дядю без помощи пальцев опустилась своим нежным лоном на его возбужденного зверя.

Губки ее лона раскрылись как лепестки у цветка, пуская в себя мохнатого шмеля.

Рита невольно простонала и, опустив голову, поцеловала его, но, уже не кусая яростно как в прошлый раз, а едва прикасаясь зубами к его языку и губам.

Ее красные от любовного волнения щеки как бутоны роз подчеркивали неистребимую красоту ее желания.

«Все-таки любовь симулировать невозможно!», – подумал дядя Абрам и тут же выстрелил в нее как из пушки.

Они уже лежали молча и с блаженной усталостью, обнимали друг друга, когда раздался едва чуть слышный шепот продюсера: Не следует допускать того, чтобы вы годились только для секса!

Есть и другие способы приобщения к человеческой природе. К тому же секс порой выглядит как орудие пытки!

Самое точное и мудрое описание секса мы встречаем у античного поэта Тита Лукреция Кара, жившего в первом веке до нашей эры, в его поэме «О природе вещей». Вот, послушайте:

«Чище услада для тех, кто здоров и владеет собою,Чем для сходящих с ума. Ведь и в самый миг обладаньяСтрасть продолжает кипеть и безвыходно мучит влюбленных.Сами не знают они, что насытить: глаза или руки?Цель вожделений своих сжимают в объятьях и, телуБоль причиняя порой, впиваются в губы зубамиТак, что немеют уста, ибо чистой здесь нету услады;Жало таится внутри, побуждая любовников ранитьТо, что внушает им страсть и откуда родится их ярость.Но в упоенье любви утоляет страданье Венера,Примесью нежных утех, ослабляя боль от укусов,Ибо надежда живет, что способно то самое тело,Что разжигает огонь, его пламя заставить угаснуть.Опровергает всегда заблуждение это природа.Здесь неизменно одно: чем полнее у нас обладанье,Тем все сильнее в груди распаляется дикая страстность.Пища ведь или питье проникают во внутренность тела,И раз она занимать, способна известное место,То и бывает легко утолить нам и голод, и жажду.Но человека лицо и вся его яркая прелестьТело насытить ничем, кроме призраков тонких, не могут,Тщетна надежда ни них и нередко уносится ветром.Как постоянно во сне, когда жаждущий хочет напитьсяИ не находит воды, чтобы унять свою жгучую жажду,Ловит он призрак ручья, но напрасны труды и старанья:Даже и в волнах реки он пьет, но напиться не может, —Так и Венера в любви только призраком дразнит влюбленных :Не в состоянье они, созерцая, насытиться телом.Выжать они ничего из нежного тела не могут,Тщетно руками скользя по нему в безнадежных исканьях.И, наконец, уже слившись с ним, посреди наслажденийЮности свежей, когда предвещает им тело восторги,И уж Венеры посев внедряется в женское лоно,Жадно сжимают тела и, сливая слюну со слюною,Дышат друг другу в лицо и сливают уста в поцелуе.Тщетны усилия их: ничего они выжать не могут,Как и пробиться вовнутрь и в тело всем телом проникнуть,Хотя и стремятся порой они этого, видно, добиться:Так вожделенно они застревают в тенетах Венеры;Млеет их тело тогда, растворяясь в любовной усладе,И, наконец, когда страсть, накопившись в жилах, прорвется,То небольшой перерыв наступает в таинственном пыле.Но возвращается вновь и безумье, и ярость все та же,Лишь начинают опять устремляться к предмету желаний,Средств не умея найти, чтобы справиться с этой напастью:Так их и сводит вконец неизвестная скрытая рана,Тратят и силы к тому ж влюбленные в тяжких страданьях,И протекает их жизнь по капризу и воле другого…»

Как видите, великий древнеримский поэт Лукреций показал всю губительность половой страсти! Всю тщетность и бесплодность человеческих усилий найти в сексе какую-либо панацею!