Андрей Синельников - Евангелие от Андрея Страница 4

Наступали времена, когда квадрату скифскому суждено было свыше стать основанием Престола Нового, уделом Пресвятой Девы, Нашей Госпожи, как называли ее в своем кругу.

Взгляд его заскользил по курганам над тихой рекой, пробежался по грозному валу крепости и еще более грозным валунным стенам, серой громадой нависшим над рекой. Слегка задержался на баркасах, качающихся на волнах, и на людях готовящихся к походу, но Андрея здесь уже не было. Он унесся туда, в годы шальной юности. К тем временам и людям, кто привел его на эту дорогу. На этот путь в неведомое, в неизвестное и, до сих пор, им не познанное сегодня время.

Кажется, он явственно услышал голос матери звавший его и младшего брата обедать и суровый голос отца, внушающий ей, что, мол, негоже потакать пострелятам, коли они к столу опаздывают. Андрей не стал противиться воспоминаниям, нахлынувшим на него.

Взгляд его умчался назад в другую эпоху, отдернув завесу лет большей части его жизни. Да, нет! Для него почти всю до этого дня прожитую жизнь. Прожитую не в этом мире, а где-то там, где он и не знает теперь. Жизнь эта началась много лет назад в землях, где правил император Тиверий, как выговаривали его имя местные жители. Тиберий, как любили его называть ближние. Таврий, как именовали его соседи за бычье упрямство и такую же бычью одержимость в работе. Весь подвластный этому владыке мир жил в тревожном и напряженном предчувствии великих событий неохватного и даже вселенского значения. Кто-то пустил слух о скором явлении взятого на небо пророка Илии, а затем и нового Спасителя народа, называемого на старый лад – Мессия, призванного, по мнению все тех же распускателей слухов, свергнуть владычество ненавистного императора и восстановить власть и величие Дома Давидова, царя когда-то правившего на этих землях. Самозваные мессии подбивали народ на беспорядки и выступления. Сыны Света или братья ессеи суровые то ли монахи, то ли воины, живущие в отдельных общинах на обширных землях правителя, порвавшие с обитателями этих греховных сел и городов, частью ушли в Кумранские пещеры на берег Мертвого моря куда-то в безводные пустыни. Частью, собрав в кулак всю волю и все терпение, готовились к пришествию «Учителя Праведности» и вселенской битве «Сынов света» против «Сынов тьмы». Между тем настоящий Мессия, Спаситель и Богочеловек, уже воплотился в том мире и жил в полной безвестности в маленьком галилейском селении среди братьев назареев, родственных ессеям по духу, зарабатывая на хлеб ремеслом плотника. Даже его ровесник и брат по материнской линии Иоанн, прозванный за свою одержимость в ожидании прихода Мессии Предтечей, ничего о нем не знал.

Иоанн, называвший себя по слову другого великого пророка Исаии «гласом вопиющего в пустыне», призванным приготовить пути новому Освободителю, отличался от сонма книжных жрецов – фарисейских и саддукейских законоучителей, многочисленных проповедников, руководителей всяческих сект и секточек лже-машиахов. Народ почитал Иоанна за нового провозвестника воли Богов. Многие думали, что Иоанн Предтеча – это воплощение великого Илии или, может быть, сам Мессия, скрывающий до времени свой образ. Принять омовение водой к нему приходили даже некоторые фарисеи и саддукеи.

Андрею, скучающему в своей рыбацкой хижине, уже давно на роду было написано покинуть отчий дом. Уйти от этого вечного скрипучего голоса матери и тоскливого бубнежа отца, куда глаза глядят. А уж упустить возможность, когда рядом, ну почти рядом, расположилась община ессеев, он просто не смог. Таким образом, Неистовый Иоанн получил не менее неистового и верного молодого ученика, вскорости выбившегося в число первых, не только по учености, но и по силе рук и умению владеть оружием, что среди братьев оценивалось по достоинству, учитывая близкий приход последней битвы. Андрей быстро сошелся с еще одним верным последователем Иоанна. Тот был хотя и ровесником самого Андрея, но более продвинутым в книжной части, видимо сказалась магия имени, потому как звали его как Учителя тоже Иоанном. За глаза Иоанна сына Заведеева остальные ессеи называли даже Иоанн Богослов, ехидно подначивая его за постоянное упоминания, что надо все делать по-божески.

Братство Сыновей Света, в которое они хотели вступить, представляло последние остатки школ пророков, основанных еще древними жрецами и магами. Когда-то они имели много своих поселений обширных и многолюдных, раскинувшихся вкруг их величественных храмов. Но все это было в прошлом, и в этих краях говорилось в основном о двух главных центрах воспитания братьев. Один был, якобы, в стране мертвых – Египте, среди величественных городов в которых вечным сном спали великие. Там среди знойных песков и колонн магических храмов, на берегу волшебного озера Маориса воспитывали чародеев и магов, но того, кто там был, никто никогда не видел. Другим теперь стал Енгадди в Палестине, куда на берег Мертвого моря в каменные мешки пещер ушли несогласные и непримиримые. Сами себя братья звали Асейа, что означало врачеватели. Книжники называли их терапевтами. Они открыто шли навстречу людям, пытаясь излечить их раны телесные и душевные. Братья досконально изучили старые врачебные манускрипты и учения древних чародеев о свойствах трав и камней, о путях звезд и планет. Но лечить они собирались сам этот подлунный мир. Весь этот огромный болеющий и гниющий мир. Лечить не травами и камнями, а сталью и огнем. Окружающие еще называли их «Чистыми», ибо свой дух они очистили давно.

Однако путь в братство был труден. Правила ордена были очень строги: чтобы вступить в него, нужно было пробыть на испытании не менее года. Если свойства ищущего оказывались подходящими, его допускали к обрядам омовения, но вступать в сношения с учителями ордена можно было лишь после нового двухлетнего испытания, после которого нового члена принимали в самое братство. Этому предшествовало произнесение страшных и неведомых посторонним клятв, которыми вступающий обязывался исполнять все постановления ордена и ничего не выдавать из его тайн.

Андрей прошел первый круг испытаний с честью и ему был приоткрыта дверь во второй круг, он заслужил быть допущенным к общей трапезе, которая происходила с большою торжественностью и составляла внутренний культ ессеев. Тогда он впервые надел священную льняную одежду подмастерья. Одежду для братской вечери. Все они начинались и оканчивались молитвой, но главным на них были те толкования священных книг Моисея и других пророков, которые давали мудрые. Толкование текстов, так же как и посвящение, имело три ступени и три смысла. Очень немногие достигали высшей ступени. «Душа – говорили им учителя за столом тайных вечерь, – спускающаяся из самого тончайшего эфира и притягиваемая к воплощению определенными естественными чарами, пребывает в теле как в темнице: освобожденная от цепей тела, как от долгого рабства, она улетает с радостью».

Андрей, Иоанн Богослов и вновь принятые братья жили в общине, пользуясь общим имуществом и сохраняя безбрачие. Посвященные избирали для места их жительства уединенные местности, там они учились искусству воинов и магов. Пожилые братья возделывали землю и воспитывали заброшенных детей. Они отличались своею молчаливостью, кротостью и серьезностью и занимались только мирными ремеслами: многие из них были ткачами, плотниками, садоводами. Но молодые такие, как он, строили оружейные мастерские, и ковали мечи для будущих сражений.

Через год их, тех, кто показал тягу к знаниям, послали в Енгадди, в безводную каменистую пустыню, к тем, кто хранил самые заветные знания. Принятый как брат и приветствуемый как избранник, придя туда, Андрей должен был показывать: покорность учителям ордена, пламенное милосердие и веру в божественное предназначение своего пути. Это давалось ему с трудом. Андрей, в отличие от своего друга Иоанна Богослова, был непокорен и вспыльчив, и все же он получил то, что только одни ессеи и могли дать. Древние знания пророков и отсюда умение видеть прошлое и будущее. Он осознал ту пропасть, которая разделяла длинные и нудные речи жрецов от древней мудрости Посвященных, которая была истинной матерью всех их вер и обрядов. Он узнал, что священные книги, которые пытаются читать первосвященники, под своим символизмом заключают знания мира и мироздания, столь же далекие от своего буквального смысла, как далека самая глубокая из магических притч от детских сказок. Он созерцал происхождение душ и их возврат назад к богам и героям, путем постоянного совершенствования. Он был поражен величием мысли пророков, которые стремился подготовить единство всех народов, создавая культ единого Бога и воплощая эту идею на землях Империи. Там же он узнал о божественном Глаголе, который в Индии провозглашалось Кришной, в Египте – жрецами Озириса, в Греции – Орфеем и Пифагором и который был известен среди пророков под именем Мистерии Сына Человеческого и Сына Божьего.