Андрей Углицких - Оковы тяжкие падут. Повесть Страница 4

Или, принимая постановления и проводя совещания, посвященные проблеме доступности жилья, одновременно вести дело так, чтобы за полгода цены на недвижимость, и без того баснословно высокие, взлетели, как на дрожжах, еще выше поднялись, взмыли, буквально, до небес.

Еще одной эффективной игровой формой стала весьма перспективная шняга под кодовым названием: «Преодолей препятствие, превзойди себя!» Генетически восходила она к хорошо знакомым детским забавам с жуком. Помните, ловится какой-нибудь жук, майский, к примеру, и начинается игра: жука пускают в «свободное ползание». А он и рад, дурак, ползти. По полу. Суть игры заключается в создании препятствий, мешающих свободному передвижению насекомого. Ибо внезапно на пути ползуна возникает некая помеха, преграда, например, кубик или карандаш. Остановленный препятствием, жук начинает «думать»: застывает, как вкопанный, пытается просечь ситуацию, «молится». При этом он смешно и грустно шевелит усиками, потешно складывает передние лапки, словно бы спрашивая своих жучиных божков: «За что вы меня так? Что я вам сделал?» Наконец, так и не дождавшись ответов на поставленный вопрос, несчастливая тварь решается обползти кубик справа или слева. Но, дождавшись, когда истязаемый приблизится к разрешению возникшей проблемы и вырвется на оперативный простор, препятствие тут же переносится. Оно снова и снова устанавливается на пути жертвы. Так происходит до тех пор, пока либо жук не сдохнет, либо юного натуралиста не позовет на кухню бабушка, борщеца отведать наваристого. Или же пока шалуну самому не надоест наблюдать за мучениями жертвы. Последний вариант – самый редкий, поскольку хорошо известно, что аппетит приходит во время еды.

Применительно к Москве, забава данная имеет десятки, если не сотни вариантов и разновидностей. В целях экономии места и времени рассмотрим лишь несколько из них. Итак, вариант первый. Назовем его «С Новым годом!» Глубинный смысл игры заключается в том, чтобы разворошить муравейник людской и посмотреть, что из этого выйдет.

Итак, недели за две (ни в коем случае не раньше) до очередного Нового года начинаются интенсивные земляные работы на территории какого-нибудь отдельно взятого микрорайона. Перекапывается все, что только возможно. Чтобы часами, сутками из подъездов никто не мог носа высунуть, чтобы молодые мамы не отваживались выходить с грудными детьми на прогулки. Это заставляет нервозное «жучиное» племя рисковать, нервничать, создает у жертв очередного великого перекопа «праздничный» психологический настрой. В итоге кто-нибудь обязательно сваливается в разъятые ямы, ломает себе руки или ноги, или же, на худой конец, просто обваривается. В кипятке. Еще, хохмы ради, можно «позабыть» об установке ограждений в районе проводимых работ. Это в разы усиливает удовольствие от игры. Умора!

Вариант второй. Прекрасная идея – закрывать переходы между станциями метрополитена, якобы, для ремонта эскалаторов. Выбирается оптимальный временной режим перекрытия. Например, с восьми до десяти утра, когда основная масса спешит на работу. Далее, с десяти до шестнадцати шлюз опять функционирует: основной поток схлынул, людей мало, играть в «чморилку» становится неинтересно, потому что почти некого «чморить». Зато с шестнадцати до двадцати, когда народу в подземке снова как сельдей в бочке, для игрунов вновь зажигается зеленый свет, шлагбаум шлюзового перекрытия снова опускается. Со смеху лопнуть можно.

Что еще? Да вот, к примеру, сущая мелочь, конечно, а приятно – запретить продавать в метро газетенки и журнальчики. Мало ли что «любимые». Мало ли что «им удобно». «Им удобно» – нам кол осиновый под пятое ребро! И – наоборот. Прикольно!

Только Долоте почему-то было не до смеха. Именно поэтому он мысленно проделывал в лифте маршрут каждодневный свой, силясь, как жук тот, предугадать, понять, где сегодня и в какую еще игру сыграют с ним неутомимые и неисчерпаемые на выдумки «шалуны». Впрочем, с другой стороны, Долота не разделял мнения некоторых злопыхателей, полагавших, что все эти игры – на самом деле и не игры вовсе, а лишь варианты продолжающейся столетия российской традиции «чморения» населения своего. Пускай и самые мягкие, «бархатные»…

Путь к метро лежал мимо студенческих общежитий, двух университетов и рынка. Полдороги – в подъемчик, в горку, остальное – с горочки. Лавируя, закладывая галсы, как заправский сноубордист, Долота продирался между обсидевшими все тротуары и газоны в округе препятствиями, помехами движению, в виде запаркованных легковых автомобилей, периодически «вылетая» в ходе этого головокружительного «драйва» на проезжую часть. Но – упрямо тянул к финишу, как Амундсен к Северному.

Увлеченный игрой этой, он и не заметил, как подошел к перекрестку. Глянул вправо, влево и, выбрав наиболее безопасный момент, молнией сверкнул через дорогу. Или, точнее, пулей выстрелил. А может, просто шмыгнул мышкой юркой. Между летящими, гремящими и несущимися. Проскочил, в общем. Нервы пощекотал.

Разговоры об установке светофора на этом пересечении шли уже несколько лет, но кончались ничем. Ответ был один: «Вот собьет кого-нибудь, тогда и приходите. Особенно если ребенка, там, или группу…» Обнадеживали, в общем. Но дальше разговоров дело не двигалось. А Долота двигался и, спустя некоторое время, уже подходил к «Юго-Западной».

4

Он искренне считал, что с метро ему очень повезло. Почему? Да потому что стартовая точка транспортной составляющей его ежедневного крестного пути приходилась именно на конечную станцию красной линии. Это было важно. Ибо давало дополнительный шанс занять сидячее место. Правда, раньше, лет двадцать назад, когда Николай Петрович только-только перебрался в Москву из своего провинциального Харькова, имел он еще возможность, по ходу того экстремально небезопасного для здоровья занятия, каким стала теперь так называемая «посадка в вагон», спокойно, по-человечески, войти в голубой. Но времена те безвозвратно канули в прошлое. Словно бы и не было их. Да и народ изменился. Давненько Долота не видел, чтобы кто-нибудь кому-нибудь уступал место добровольно. Но он никого не осуждал. Понимал, что, живя в нечеловеческих условиях, сложно оставаться человеком. Поэтому Долота старался выезжать на работу пораньше – народу поменьше и попасть в заветный поезд можно уже со второй попытки. Или же – торчал на платформе, пропуская состав за составом, пока наконец не подфартит.

Сегодня Долота умудрился оказаться в авангарде штурмующих почти сразу же. Правда, для этого пришлось применить разработанное им же «ноу-хау»: специальный прием под названием «штурмовка на ходу еще движущегося». Вообще на творческом счету Долоты было несколько официально зарегистрированных патентов на изобретения, но ни одно из них не имело такого реального практического выхода, как это вот «незаконнорожденное». Дело в том, что закатывающийся на платформу состав в девяти случаях из десяти открывает вагонные двери за секунду или даже полторы до полной окончательной остановки. Делается это не по правилам, конечно, но делается. А что, машинист должен потом век стоять, ожидая, пока вся эта привередливая шобла, все это говно со своими челночными тюками, инвалидными костылями и грудными младенцами на руках в час по чайной ложке просачиваться будет в вагоны, как вода течная в трюмы мрачные? Не князья, перебьются! Машинистов тоже, кстати, можно понять, у них ведь семьи, а семьи кормить надо. А если на каждой станции годами торчать, чего заработаешь-то? В общем, как бы там ни было, эти вот полторы-две секунды зачастую все и решали.

Так случилось и сегодня. Пока все щелкали, мандражировали, примерялись, Долота уже успел на ходу шагнуть внутрь еще движущегося вагона. Далее ситуация резко осложнилась, почти что вышла из-под контроля. Лоханувшиеся и кинутые, как обычно, мстительно решили восстановить справедливость. Вернуть сторицей. Уже в следующую секунду на него со спины обрушился остервенелый град тычков, толчков и откровенных ударов. Его добросовестно пытались оттеснить, отбросить сначала вправо, расплющив, как таракана, о поручни, потом – влево и вниз – под ноги железного потока. Выручил, как всегда, его величество опыт. Долота успел-таки (правда, в самый последний момент) мощным рывком, с нырком вправо, сбросить с плеч преследователей и плюхнуться на ближайшее к нему сиденье. Уже через четыре-пять секунд свободных мест в вагоне не было, да и проходы утрамбовались, заполнились раздраженной неудачей, обозленной на весь белый свет, человеческой слезной массой – неудачниками, всеми этими зализывающими раны и подсчитывающими в уме число оторванных пуговиц, оброненных в азарте перчаток, платков или сумок. Слышалась традиционная тихая ругань.