Андрей Шаргородский - Цирроз совести (сборник) Страница 5

– Что бы вы придумали в данной ситуации, Генрих?

– Я думаю, что вы придумали намного лучше, чем я могу предложить! – неуклюже попытался выкрутиться Мюллер, и ему стало стыдно за эту неловкость. – Простите! Учитывая то, что мне известно, я бы предпочёл уйти, чтобы вернуться!

– Да! Именно это и имеется в виду. Вам хватило одного названия операции, что бы проанализировав ситуацию, выдать правильное решение. Я думаю, мы в вас не ошиблись!

Детали будем обговаривать сейчас и здесь. У фюрера будут совсем другие фразы и ни малейшего намёка на то, что мы сейчас с вами придумаем.

– Понятно!

– Ваша задача – подобрать исполнителей на каждом этапе операции, обеспечить им красивую легенду и мотивацию. Главное, чтобы потом не осталось ни малейшего следа. Все участники, кроме нас с вами, должны быть уничтожены.

«Как-то не очень уверенно он произнёс выражение «нас с вами», – мелькнуло в голове у Мюллера, – или показалось?»

– Уходит сначала он, потом вы, а потом я!

«Хоть так!» – опять промелькнуло у Мюллера.

– А теперь слушайте детали!

Борман оглянулся и перешёл на полушёпот.

Дворники, которые старательно мели аллеи незаметно старались наблюдать за ними в маленькие бинокли.

«Пытаются читать по губам! – понял он, и немного встал левее, чтобы заслонить лицо Бормана. – Вот так лучше!»

Весь последующий разговор он больше не отвлекался на тех, кто за ними следил, а только внимательно слушал и удивлялся тому, как всё это здорово было придумано.

Глава четвёртая. Винница. 13 апреля 1945 года

Она ждала прихода людей из НКВД давно. С 20 марта прошлого года, когда освободили Винницу. Тогда, когда весь город вышел с цветами встречать Красную Армию, она не понимала – где люди взяли столько цветов? Не понимала она и другого: почему так долго их не могли освободить? Почти тысячу дней фашисты истязали этот мирный город. Из ста тысяч жителей города после оккупации в городе осталось только двадцать семь тысяч. Фашисты уничтожили почти сорок две тысячи мирных жителей. Почти пятнадцать тысяч было угнано на каторгу. Из трёхсот пятидесяти предприятий уцелело только десять! Всё это у неё не укладывалось в голове. Ненависть к фашистам была настолько сильной, что люди впадали в истерические припадки.

Теперь это было позади. Теперь их ждала мирная жизнь и спокойный сон. Так она думала, возвращаясь с подросшими детьми домой.

На следующий день она пошла в контору товарной станции, где работала до войны. Из бывших сотрудников там остались только двое обходчиков. Остальные были убиты. На месте начальника товарной станции сидел военный.

– Здравствуйте! – сказала она, войдя к нему в кабинет.

– Здравствуйте! – ответил он. – Вы по какому вопросу?

– Я работала здесь учётчицей до войны. Вот пришла узнать, когда выходить на работу.

– Ваша фамилия?

– Слепнёва, Елена Денисовна!

– Так! – сказал он и открыл какую-то тетрадку. – Слепнёва, говорите?

– Да! Что-то не так?

– Не так то, гражданка Слепнёва, что по нашим сведениям вы во время оккупации сотрудничали с фашистами.

– Ну что вы такое говорите!

– А вы вспомните, – перебил её он, – кто у вас жил в доме во время оккупации? Кто с немцами вино пил по вечерам? Вспомнили?

– Немцы нас не спрашивали! Когда вы нас бросили и ушли из города, они пришли, и стали нами командовать. А тех, кто не выполнял их приказы – расстреливали!

– Правильно, гражданка! Любой советский человек предпочёл бы пулю в лоб, нежели сотрудничать я фашистами! А вы пригрелись под немцем! В прямом и переносном смыслах этого слова!

– Ты, сволочь, не имеешь права так говорить! – Лена схватила со стола чернильницу и бросила в лицо военному.

– Ах ты, подстилка, фашистская! Я тебя сгною в лагерях! Ещё не известно, может ты вместе со своим муженьком заодно?

Лена остолбенела.

– Он жив?

– Он сидел в лагерях, потом попал в плен! А дальше судьба его не известна!

– Боже! Он жив! – она кинулась к офицеру на шею и заплакала. – Прости меня! Я всё постираю! Главное, что он жив!

– Он-то может и жив! Только захочет ли к такой жене возвращаться?

– Не смей, слышишь, не смей! Ты же ничего не знаешь! Этот немец…

Тут она запнулась.

– Что это немец? Молчишь? Иди отсюда! Я доложу куда надо!

С этого момента она жила и ждала. Ждала известий о муже. Ждала, когда за ней придут. И совсем не знала, что она им скажет.

В тот день, когда они виделись в последний раз, Курт попросил её выйти во двор, чтобы переговорить.

– Понимаешь, Лена, я не имею права ничего тебе рассказывать! А то, что ты видела – ты должна забыть! Забыть навсегда!

– Но ты же наш?

– Ты всё сама видела! Про Лялю никому ничего не рассказывай! Всё со временем встанет на свои места.

– Мы ещё когда-то увидимся?

– Вряд ли!

– По крайней мере, откровенно!

– Я благодарен тебе за помощь, но больше никто, слышишь, никто не скажет тебе спасибо!

– Я не для этого помогала тебе!

– Ты помогала себе и своему народу! Благодаря нам немец нас не победил, понимаешь? И это самое главное!

– Да! Я понимаю! Ты сегодня уходишь?

– Я не знаю точно.

– Пообещаешь мне выполнить одну мою просьбу?

– Если смогу…

– Узнай всю правду об Андрее. Любую правду. И дай мне знать. Ради сына!

– Хорошо, Лена! Я постараюсь!

Он ушёл. Больше его никто не видел.

Через два дня она стала убираться в доме. Дочка ушла на поле – собирать одуванчики, а сын стал ей помогать. Перестилая постель Курта, она обнаружила под матрасом девять банок тушёнки и пять плиток шоколада.

– Это нам, мама? – с горящими глазами спросил Вадимчик.

– Да, это Курт нам оставил!

– А он хороший?

– Да, сынок, среди немцев тоже бывают хорошие люди.

– Разве бывают фашисты хорошие?

– Фашисты – нет, а немцы – да!

– А разве фашисты – это не немцы?

– Нет, сынок! Фашисты есть и в Италии, и в Румынии и в Японии! Фашистов хороших не бывает, а немцы бывают хорошие.

– Так что, Курт был хороший?

– Да, сынок! Он никого не убивал! Нам помогал! Видишь, сколько нам всего оставил! Только я прошу тебя, никому ничего о нём не рассказывай!

– А папа когда с войны придёт, ему можно?

– Конечно можно!

– Скорее бы уже он пришёл!

После того как Лена побывала на работе, она поняла, что никто ничего никому не сообщил. Именно поэтому она ждала каждый день, когда за ней придут. Детей она отправила в деревню к троюродной сестре, а сами с мамой стали ждать.

Проходили дни, недели, месяцы, но никто не приходил. Соседи смотрели на них искоса. На работу её нигде не брали. Жили впроголодь. В конце лета почтальон впервые за многие месяцы остановится возле их ворот. Лена, увидев её глаза, всё поймёт и упадёт в обморок.

Часть третья

Глава первая. Швейцария. Ноябрь 1967 года

– Мне повезло, Курт! Гитлер мне доверял. Именно поэтому, наверное, я до сих пор жив!

– Мало того, что живы, так ещё и можете блестяще вести дела!

– Вы так думаете?

– Судя по тому, что я у вас в гостях, а не вы у меня – таки да!

Мюллер улыбнулся.

– И всё-таки, Генрих, что это за обещание, выполнение которого вы хотите любезно доверить мне?

– У вас не получается быть учтивым! Вы переигрываете и кажетесь слишком приторным! Как перезрелый персик. А что касается обещания, то для начала я должен кое-что вам рассказать.

– Я весь внимания!

Мюллер опять посмотрел на Курта.

– Да! Как перезрелый персик! Так вот, Курт! Вы никогда не слышали о проекте «Тор»?

– Слышал что-то, но если можно, напомните!

– Проект «Тор» предполагал из семени фюрера возродить «истинных арийцев». Для оплодотворения было выбрано около пятидесяти самых лучших немок. В результате на свет появилось двадцать два малыша, которые были переданы в одну секретную лабораторию. Я даже уже могу назвать вам её номер – 1146. Эта лаборатория числилась за некой организацией «Лебенсборн». Всё это происходило ещё до окончания войны. После нашего поражения в сорок пятом эта лаборатория была эвакуирована. Детей отдали на воспитание проверенных членов нашей партии. Не могу сказать, что выжили многие. Но некоторые спокойно живут и сейчас, даже не подозревая, что они дети Гитлера. Подобные опыты были продолжены, и один эксперимент по оплодотворению яйцеклетки замороженным семенем фюрера был успешно проведён совсем недавно. Родившаяся девочка успешно была записана как родная в одну семью священника, где сейчас и воспитывается. Она очень похожа на биологического отца. И имя ей дали соответствующее: Ангела-Доротея. Возможно, Курт, вы о ней ещё услышите. Но дело не в этом.

– А в чём же?

– Дело даже не в том, что у фюрера есть и законнорожденный сын. Его зовут Вернер Шмедт. Он в пятьдесят первом эмигрировал в Америку, и до сих пор спокойно там живёт.

– Его мать – племянница Гитлера?

– Да, Курт! Его мать Гели Раубаль, его племянница.