Елена Федорова - Веретено Судьбы (сборник) Страница 5

– Ты мойа, – нахмурился он. – У тэбья мойо колцо.

Самообладание покинуло Глорию. Она закричала:

– Это не ваше кольцо. Это кольцо подарил мне Вацлав! Я пошла за вами только потому, что не знаю, где он. А вы знаете?

– Знаэте, – улыбнулся он. – Вац-лав на вэршынэ, – махнул рукой вверх. – Та-а-ам.

– Тогда не будем терять время, – сказала Глория и поднялась. – Ведите меня к нему.

– О, н-э-э-т, – покачал он головой. – Нам туда нэлза.

– Глупости, – рассердилась Глория. – Если Вацлаву можно, то почему нам нельзя?

– Он мэртв, – островитянин опустил голову.

– Я вам не верю, – скрестив на груди руки, сказала Глория. – Вацлав Крайновский жив. Я в этом уверена. Я чувствую его сердцебиение. Я знаю, что он здесь. Он от кого-то прячется.

– От тэбья, – улыбнулся островитянин.

– От меня? – Глория рассмеялась. – Зачем же вы тогда меня сюда привели?

– Чтобы пыть твойу кровь, – прохрипел он, сделав шаг вперед.

– Пейте, – сделав шаг ему навстречу, сказала Глория. – Я не знаю, как дальше жить. Я не могу жить без Вацлава.

Островитянин попятился. Он не ожидал такого поворота событий. Был не готов. Глория опустилась на землю, обхватила колени руками и заплакала. Он нагнулся, провел рукой по ее вздрагивающей спине, прошептал:

– Потэрпи ищо.

– Я готова ждать столько, сколько потребуется, лишь бы знать, что он вернется, – всхлипнув, проговорила она.

– Он вэрнится, – сказал островитянин. – Идэм, пани.

– Куда? – посмотрев на него, спросила она.

– В мои дом, – улыбнулся он, протянул ей руку. – Так нада. Глория поднялась и покорно пошла за ним в дом-хижину из пальмовых веток, который прятался в зарослях вечнозеленой растительности. Островитянин приоткрыл полог, пригласил Глорию войти.

– Тэпэр это твои дом.

– Благодарю, – сказала она, перешагивая через порог.

Внутри дома было светло. Стены украшены пестрыми тканями.

Плетеная мебель. На этажерках милые безделушки. Все, как у европейцев. Из-за ширмы вышла островитянка. Черные густые волосы заплетены в тугую косу. Глаза – два бездонных озера. Нос прямой. Алая лента губ. Бронзовая кожа. На длинной шее десять золотых обручей толщиной в палец. А из-под них выглядывает миниатюрный серебряный крестик. Глория смотрит на него во все глаза. Точно такой же был у Вацлава. Она протягивает руку, чтобы дотронутся до крестика. Островитянка вскрикивает и прячется за ширму.

– Пани, пани, – слышится оттуда ее взволнованный шепот. Глория стоит посреди комнаты. Сердце бешено колотится. Еще миг, и оно вырвется из грудной клетки. Глория знает, что за ширмой…

– Тэбэ дат воды? – дотрагивается до ее плеча музыкант. Глория вздрагивает, поворачивает голову, чтобы ответить на его вопрос. Боковым зрением видит, что ширма отодвигается, и… Все плывет перед ее глазами. Глория теряет связь с реальностью. Ее тело падает на пол, а душа устремляется в радужное пространство, открывшееся над головой. И оттуда, с высоты, земля видится маленькой-маленькой. Ее можно взять в ладошку и спрятать. Это веселит Глорию. Она запрокидывает голову и звонко смеется.

– Пани, пани, пани, – тревожный голос островитянки возвращает ее в реальность. Глория смотрит на испуганные лица людей, улыбается:

– Что-то случилось?

Множество голосов оглушают Глорию. Островитяне говорят наперебой. Глория не понимает ни слова. Ей не нужны слова. Главное то, что Вацлав стоит возле ширмы и, не мигая, смотрит на нее.

– Привет, – прошептала Глория.

Он улыбнулся, приложил палец к губам. Островитяне помогли Глории подняться, усадили ее в плетеное кресло, исчезли.

– Привет, – сказал Вацлав, не двинувшись с места. Он изменился. Отрастил бороду. Похудел.

– Где ты был? – спросила Глория.

– Там, – кивнув головой в сторону вершины, ответил он. – Я нашел следы Гелены, – улыбнулся. – Это кажется не совсем правдоподобным, но это так, – Вацлав сел в кресло напротив Глории. – Островитянку, которая встретила тебя, зовут Олла.

– Олла – по-испански – привет, – улыбнулась Глория.

– Верно, – сказал Вацлав. – Девушку назвали так в честь матери, которую тоже звали Олла, пани Олла. Она дочь островитянина и европейки, которая чудом выжила во время кораблекрушения. Европейская женщина долго болела. Островитянин заново научил ее ходить, говорить, любить. Единственное слово, которое осталось в памяти бедной женщины, было слово «олла» – привет. Островитяне решили, что это ее имя. Все стали звать ее Олла. Через несколько лет они услышали от нее еще одно слово: пани. Третьим и последним словом было… – Вацлав улыбнулся. – Догадываешься какое? – Глория покачала головой. Вацлав поднялся, взял в руки дощечку, протянул ей.

– Гелена Мир, – прочитала она.

– Гелена не смогла дописать свою фамилию. Силы ее оставили. Она переместилась в мир духов, – сказал Вацлав. – Островитяне отнесли ее на вершину горы и оставили там под палящими лучами солнца. Таков обычай. Потом на вершину отнесли дочь Гелены Оллу. Теперь маленькая Олла стала самой старшей. Она решила выбрать мужа европейца. Поэтому я здесь.

– Что? – Глория подняла голову. – Ты хочешь сказать, что… – у нее перехватило дыхание.

– Да, – виновато улыбнулся Вацлав. – Олла – моя жена. Она носит под сердцем моего ребенка. Если родится девочка, мы назовем ее Олла. Если – мальчик….

– Не продолжай, пожалуйста, – простонала Глория. – Это невыносимо. Это низко. Как ты посмел?

– Не стоит все так драматизировать, Глория, – сказал Вацлав. – Здесь на острове Шуазель мужчина может иметь столько жен, сколько захочет. Это нормально.

– Это ненормально, – выкрикнула она. – Ты забыл, что я не туземка, а европейская женщина, что у нас другая мораль, другие законы, что…

– Довольно, – Вацлав поднялся. – Не хочешь жить с нами, уходи к Маури. Ты принадлежишь ему. У тебя на пальце его кольцо.

– К черту все ваши кольца, – Глория сняла кольцо и швырнула его на пол. Вацлав поднял его, предупредил:

– Здесь не любят неврастеничек. Веди себя осмотрительней. Не стоит нарушать законы островитян. Не переступай черту, за которой мир не такой прекрасный, каким видится изначально. Надень кольцо.

– Нет, – Глория спрятала руки за спину.

– Надень, – Вацлав больно сжал ее плечо. – Кольцо – твоя защита. Оно спасет твою жизнь. Я не шучу. Шуазель – не место для шуток. Запомни, если островитяне что-то задумали, они не успокоятся, пока не доведут дело до конца.

– Ты хочешь сказать, что Маури не даст мне уехать отсюда? – спросила Глория. Вацлав кивнул. Глория закрыла лицо ладонями. Не хотела, чтобы Вацлав видел ее слезы.

– Почему, почему ты мне ничего не рассказал? – проговорила она, не убирая ладони от лица. – Это жестоко, бесчеловечно. Это…

– Я не имел права говорить. Я дал слово, – он отошел в дальний угол комнаты, сказал сдавленным голосом:

– Прости. Я ничего не мог изменить… Все должно было произойти так, как произошло. К сожалению, нам приходится расплачиваться за грехи наших предков.

– Бред какой, – сказала Глория, убрав руки от лица. – Неужели ты во все это веришь? – он кивнул. – Но, Вацлав, какими же злыми людьми должны были быть мои предки, чтобы подвергнуть меня таким нечеловеческим испытаниям?

– Они не думали о тебе, – ответил он. – Люди редко думают о других. Какое им дело до потомков, которые появятся через сотню лет? Ради сиюминутного удовольствия, которое можно получить здесь и сейчас, они готовы перевернуть мир вверх ногами.

– А чем ты лучше тех, кого ты с такой ненавистью обличаешь? – спросила она, глядя в его глаза.

– Я хуже, хуже, хуже всех, – прохрипел он. – Я – убийца. Я скрываюсь на этом острове от правосудия…

– Вацлав, пощади меня, – взмолилась Глория. – Зачем ты наговариваешь на себя? Я не верю ни одному твоему слову.

Он прошелся по комнате, сел в плетеное кресло напротив Глории, сказал устало:

– Я знал, что ты мне не поверишь. Ты чистая, добрая, милая девочка. Прости, что втянул тебя в эту историю. Прости, если можешь…

– Скажи, ты любил меня или только притворялся? – спросила она. Голос дрогнул.

– Ты мне симпатична, Глория, – улыбнулся он. – Но я нэ лублу тэбья.

– Спасибо за откровенность, – прошептала она. Поднялась.

– Задержись, пожалуйста, – попросил он. – Я должен рассказать тебе все. Мне необходимо исповедаться, очистить свою душу.

Глория опустилась в кресло. Ей хотелось крикнуть ему в лицо, что она не капеллан, чтобы отпускать грехи, но она лишь плотнее сжала губы. В глазах Вацлава блестели слезы. И тогда Глория поняла, что он любит ее. А все прозвучавшие слова нужны для того, чтобы помочь ей пережить потрясение. Они не могут быть вместе. Она должна с этим смириться. Она должна погасить огонь, пылающий в груди, и на пепелище построить новый город, еще более прекрасный…

– Вацлав Крайновский – звучное имя, которое я позаимствовал у одного известного афериста, жившего в Праге, – негромким голосом заговорил Вацлав. – Твоя матушка, пани Ванда, была права, когда утверждала, что Крайновский негодяй. На деньги, вырученные от продажи драгоценностей Гелены, он открыл игорный дом. Деньги потекли рекой. А с ними рекой потекли проблемы, к которым Крайновский готов не был. Он получил пулю в лоб, – Глория ойкнула. – Не волнуйся, к его смерти я не имею никакого отношения. Моя задача состояла в том, чтобы никто не догадался о смерти Крайновского. И тогда я стал великим шулером Крайновским. Я играл эту роль много лет. Играл блестяще. А потом… – он усмехнулся, – мне предложили выйти из игры. Но как это сделать? Надо уехать. Но куда? На поиски утраченной любви. Но любил ли кого-нибудь Крайновский? И если да, то кого? Подсказка пришла неожиданно. В доме Крайновского было множество женских портретов. Но одной даме отдавалось особое предпочтение. Ее имя тебе хорошо известно. Все ее портреты теперь у вас.