Андрей Вязов - Звездочет Страница 5

Что должно случиться, того не избежать. Леша вспомнил дорогу к отелю…

В номере он необычайно проворен. Подбегает то к зеркалу, то к тумбочке, роясь там в поисках денег, брызгается парфюмом, словом суетится так, будто опаздывает на важную встречу. Я безучастно сижу на кровати и смотрю перед собой. Мне кажется, что это предательство. Я порядком выпил и поэтому происходящее видится мне не менее существенным, чем если бы этот отель рухнул. Леша каким-то виноватым голосом говорит, что не понимает, почему я отказываюсь от шлюхи. Почему? Да что тут непонятного?! Я взбешен этим наивным вопросом. Венерические заболевания! Грязь и позор! Я буду чувствовать себя настоящим ничтожеством, если осознаю, что могу снять женщину только за деньги!

– П**дуй к шлюхам! Не трогай меня! – кричу я.

Леша молча уходит, судя по всему, так ничего и не поняв.

Все! Мне больше такой отдых не нужен! В голове – вакханалия. Тело сотрясает мелкая дрожь, горло словно проткнули тысячи иголок, лоб горячий и влажный. Я закутываюсь в простыню, поворачиваюсь на бок, и меня бросает то в жар, то в холод. Я скорее сойду с ума, чем выдержу еще одну такую бессонную ночь. Мои нервы расшатаны до такой степени, что мне хочется вскочить с кровати, одеться и идти, куда глаза глядят. Еще я думаю о том, что, быть может, проститутки заразят друга чем-нибудь вроде сифилиса или триппера, и я тоже каким-то образом подхвачу эту дрянь.

В голове мигом созревает план спасения. Я уберу все свои туалетные принадлежности и полотенца из ванной и попрошу отселения в другой номер, только бы не заразиться. Но эти мысли исчезают так же быстро, как и появляются. Я начинаю волноваться, что Леши слишком долго нет. Я со страхом думаю, что его могли ограбить на пляже, или случилось что-то худшее. Эти переживания были невыносимыми.

Дверь закрыта, но вместо того, чтобы спать, я жду, когда вернется Леша, так как он не взял с собой ключ – то ли из опаски его потерять, то ли по рассеянности. Я только и фантазирую, что может случиться плохого, – в большей степени со мной, чем с другом. Пребывая в ужасном смятении, я строю самые невероятные домыслы, достойные сценариев лучших криминальных фильмов. На всякий случай я прячу перочинный ножик под подушку. Я весь вспотел. В голове стучит, словно дребезжат детали в разладившемся механизме. Я ненавижу всех на свете и больше остальных себя. Чем сильнее я заставляю себя успокоиться, тем крепче меня держит тревога. Я не знаю, как выдержал эти бесконечные часы ожидания, показавшиеся мне настоящей вечностью.

Стук в дверь возвращает меня в реальность. Я настораживаюсь.

– Это я… – слышится голос Леши.

Открыв дверь, я ложусь в постель и, отвернувшись к балкону, делаю вид, будто сплю. Комната тотчас же наполняется напряженностью. Она сдавливает меня невидимым прессом и становится еще невыносимее, оттого что Леша как назло не спешит укладываться и бродит по номеру, шурша какими-то пакетами. Я едва сдерживаюсь, чтобы не разразиться бранью, настолько меня раздражает это копошение.

Я заблуждался, полагая, что ночной мрак приютит меня, избавив от страданий. Я пытался заснуть, но безуспешно. Меня не отпускала дрожь. Вслушавшись в тишину, я решил, что Леша уже заснул. Тихо поднявшись, я оделся и едва слышно скрипнул дверью балкона. На небосводе сияли звезды, извечные символы недостижимого счастья. Ночь пела голосами птиц и привольно дышала свежим ветром. Блеклые лучи прожекторов устремлялись в небесную высь вдалеке. Нескончаемо стрекотали цикады. И в этом волшебстве звуков я обрел то, чего мне так сильно до сих пор не хватало. Спокойствие. Оно было во всем.

Ночь не торопилась уходить. Я сидел на стуле, возле перил балкона, точно уставший путник на придорожном камне, и наслаждался каждым ее мгновением. Ночное уединение и созерцание принесли долгожданное освобождение от страстей и тревог.

Но мое тихое счастье закончилось гораздо быстрей, чем я того ожидал. Я не успел толком поразмыслить о своей жизни, как балконная дверь скрипнула, и мое уединение было нарушено. Больше всего на свете я хотел побыть в одиночестве, поэтому вновь ощутил раздражение. Я не был сейчас расположен к душевным излияниям и выяснению отношений. Не хотел осквернять эту ночь неуместными словами и нелепыми мечтами. Она казалась настолько необыкновенной, что с моей стороны было бы настоящим безумием желать чего-то еще. Я не смотрел на друга и чувствовал возраставшее напряжение.

Вдруг Леша заговорил чуть дрожащим, приглушенным голосом и окончательно развеял безмятежность этой магической ночи. Мне были неприятны его извинения, так как не считал их необходимыми, и желал, наверное, впервые в своей жизни, созерцательного одиночества. Того одиночества, которое я так часто проклинал и с которым безуспешно боролся! Но сейчас его не было. Оно вероломно ускользнуло, когда я в нем так сильно нуждался.

Я слушал друга с глубоким равнодушием и вяло расспрашивал о том, как все прошло, ощущая при этом безмерную усталость, поглотившую меня целиком. Вначале он пытался изобразить жалкое удовлетворение, рассказывая о рядовых шлюхах, как о каких-нибудь необычайно красивых девушках, но его разочарованный вид говорил сам за себя. Леша сказал, что в сексе нет ничего особенного. Дернулся несколько раз и все. Он употребил обеих. После того как все закончилось, он выкурил сигариллу и прогулялся у моря. Леша рассказывал долго.

– Я их, короче, спросил, как выгляжу. Ну, они засмеялись и сказали, что нормально, только худой. Надо больше кушать… Та, кучерявая, работает училкой в школе. Ей девятнадцать лет. Говорит, что только этим летом начала заниматься проституцией…

– Ясно, – отвечаю я, чувствуя ко всему полнейшее безразличие. Во мне необъятная пустота, справиться с которой невозможно.

Все это время я размышлял о своем. Он почувствовал мою отрешенность и спросил, о чем я думаю. Я не хотел отвечать ни на какие вопросы, но все же, сказал что-то маловразумительное. В его обществе я чувствовал себя тоскливо и мечтал об утраченном уединении, которое все еще казалось мне возможным. Для этого достаточно было пройтись по ночному курорту, сходить к морю и, став на пирсе, созерцать серебристую дорожку холодного лунного света, павшую с необозримых небес на бегущие волны, чей плеск – как умиротворяющий шепот.

Но Леша, словно не чувствуя моего внутреннего состояния, выразил желание пойти вместе со мной. Мне не хватило решимости отказать ему. И я, раздираемый неудовлетворением, согласился. Между прочим, он нашел тот самый клуб, до которого мы так и не добрались. Я устало вздыхаю и прошу Лешу показать, где он находится. Надо же извлечь из прогулки хоть какую-то пользу. Я не хочу идти на море вдвоем. Думал разрешить там свои переживания, а они требуют уединения.

6

Пачка сигарет в кармане. Пустота в душе и навязчивое желание совершить что-нибудь выдающееся. Очередь за билетами у входа. В клубе ты теряешь себя и подчиняешься каким-то негласным законам, порой поутру удивляясь своим безрассудным поступкам. Там легко заблудиться и не найти обратную дорогу к себе.

Мне неуютно в этой мясорубке человеческих душ. Поэтому, чтобы забыться, я нуждаюсь в алкоголе и сигаретах. Я должен напиться до чертиков, нести всякую ерунду, и все это для того, чтобы грядущим утром было крайне стыдно за свое поведение, чтобы этот стыд обжигал душу раскаянием.

В клубе полным-полно людей. Все разговаривают на разных языках, но по сути желают одного и того же. Безудержного веселья, алкоголя и совокупления. На эти трех доминантах зиждется их программа на текущую ночь, а, может, и на всю оставшуюся жизнь.

Я и Леша нерешительно поглядываем на занятые диваны. Желая казаться парнем, которому на все наплевать, закуриваю и с пренебрежением, как будто я зашел в грязный портовый кабак, оглядываю присутствующих. Вокруг пустые и надменные лица. Эти люди ни за что не признаются, что им здесь скучно. Они не поведают вам историю своей жизни, испугавшись возможного осмеяния, и предпочтут замкнуться в иллюзорной радости. Так и ищут друг друга заблудшие души. Совокупляются в надежде спастись от самого себя, той внутренней пустоты, которая не дает им покоя. Здесь все скоротечно, поверхностно и бессмысленно. Люди съезжаются и разъезжаются. Сегодня она спит с одним, завтра с другим.

Этот клуб – настоящая канализация жизни. Безответственность в поведении, беспорядочность связей, сочиненная любовь и надуманная трагедия – вот что характеризует этих прожигателей жизни. Их жизнь слишком убога, для того чтобы они могли лишить себя всех этих пошлых развлечений. Они любят болтовню, лживые сплетни и чужие потрясения, не задумываясь о том, что их личная трагедия еще впереди, и то время, которое они здесь растрачивают впустую, может быть использовано иначе. А потом, когда выбираться из канализации уже поздно, выдавливают из себя показные страдания. Когда их лица приобретают нездоровый цвет, тщетно скрывают его за косметикой и загаром, безжизненный взгляд прячут за модными солнцезащитными очками. Сердца их плесневеют жестокостью. Всю их потасканность не скроешь, не замажешь никакими кремами. Она видна любому, кто едва взглянет на них.