Абрам Гроссман - Катарсис Страница 6

Поселенцы молча слушали Боша и только мягкий плеск реки нарушал наполненную страхом тишину.

– Гражданин офицер, как мы можем быть здесь? У нас женщины, дети и старики, – заключенный смотрел на Мокина. Немец говорил с заметным акцентом.

– Ты и твои люди сделают это место пригодным для жизни ваших семей.

– Как мы можем это делать? – акцент стал сильнее. – У нас нет инструментов. Мы не можем сделать это голыми руками. Это уже середина осени. У нас нет теплой одежды. Мы все будем умирать здесь.

– Вы посмотрите на него, посмотрите на это сукиного сына, – офицер повернулся к солдатам, стоявшим рядом, как будто ища у них поддержку – Слушай, ты, заключенный Бош, – офицер схватил мужчину за ухо и дернул с такой силой, что тонкий ручеек крови потек по щеке Боша. Бош сморщился от боли.

– Ты здесь не на прогулке, тля! Там – война! – Мокин указал на запад. – Вы все – немецкие предатели и шпионы, – он подошел к мальчику лет десяти и ткнул его в грудь: – И ты тоже, гаденыш, запомни это на всю свою проклятую жизнь, фашист!

Подросток покорно принял тычок, не сделал никакой попытки противиться жестокости офицера.

– Бош, переводи! Ваш фюрер фашист и ваши братья, фашисты, убивают наших солдат, разоряют деревни, насилуют женщин. Они бомбят наши города и села, сжигая поля с хлебом…

Было ясно, что Мокин демонстрировал свою власть и делал это с показным удовольствием.

– Думал, что вы приедете сюда, и все будет готово для вас? Вы хотите ковровую дорожку и избы пятистенки с железной печкой? – он снова обратился к Бошу и был намеренно груб, – Мне все равно, если мы найдем вас здесь всех мертвыми завтра или когда мы придем сюда в следующий раз. Ты понимаешь это, заключенный Бош? Ты понимаешь, тля? – Мокин прохаживался перед заключенными с высоко поднятой головой, изредка косясь на солдат. – Скажите «спасибо», что я не приказал моим солдатам расстрелять вас при попытке к бегству прямо сейчас… Кстати, если мы обнаружим, что кто-нибудь из вас сбежал, я отдам приказ пустить вас на мясо, и ты будешь первым, Бош. Переводи Бош! Когда наши люди придут вас проверять, покажи им каждого заключенного – живого или мертвого в могиле в соответствии со списком. Понятно, заключенный Бо-о-о-ш? – он еще сильнее рванул немца за ухо.

Вальтер Бош взглянул на баржу, напоминающую Ноев ковчег с десятком вооруженных солдат на палубе, на серое небо с низкими тяжелыми облаками, оглянулся на лес и две сотни душ, которые вдруг стали его ответственностью. Среди них была его беременная жена. Он должен быть для нее опорой, кормильцем, но в этот момент был лишь жалким, растерявшимся и беспомощным свидетелем ее страданий. Как он может помочь ей и своим собратьям? Покорно и обреченно она смотрела на него, безмолвно принимая всю тяжесть выпавшей на их долю беды.

– Да, это ясно, гражданин начальник, – произнес Бош, не глядя на Мокина.

– То-то же, Бо-o-o-ош, – он снисходительно похлопал его по плечу, – ваши друзья, – Мокин указал на баржу, – тоже будут организовывать свою жизнь. Мы должны двигаться. Вам разрешено строить здесь… ваше светлое будущее для вас и ваших детей, потому что наше правительство и лично товарищ Сталин, позаботились о вас, фашистах. Наш вождь дал вам три палатки, две лопаты, топор и пилу. Вам повезло, сучье отродье! Другие не получили и этого. А вам он дал два фунта гвоздей, мешок картошки и ведро ржи. Вы можете их съесть или развести здесь свой огород, тогда вы не умрете от голода. Понятно, Бош?

– Товарищ младший лейтенант – один из солдат отдал честь – разрешите обратиться. Он подошел к Мокину и что-то быстро сказал.

Мокин запнулся, грязно выругался и раздраженно спросил:

– Как так используем как харч? А этим гадам что? – И как будто решив что-то он пристально посмотрел на безмолвных людей и, артистично развернувшись на каблуках, направился к барже.

Охранники последовали за ним под аккомпанемент гальки, перекатывающейся под неровными тяжелыми шагами.

Усиливающийся дождь, переходя в ливень, все плотнее покрывал серой, тяжелой, как театральный занавес, пеленой людей, кучу хлама, и единственный символ человеческого бытия – плавучую тюрьму. Поляна как будто съежилась под ливнем, и казалось, лес шагнул еще ближе к реке, толкая людей в воду, оставляя для них только узкую полоску земли.

Двое мужчин последовали за охранниками.

– Назад, суки! Мы будем стрелять! – приказ прозвучал, как удар кнута и остановил заключенных.

Баржа, отрыгнув черный перегар копоти, тяжело оттолкнулась от берега и продолжила свой мрачный путь, для кого-то последний.

Оставшиеся на берегу со страхом наблюдали, как темный разрыв между ними и баржей становился все больше и больше. Они были свободны, но хотели убежать от этой страшной свободы, лишь бы не оставаться здесь одинокими, брошенными на погибель.

Ужас неминуемой смерти охватил их. Мертвая тишина повисла в воздухе.

Внезапно детский крик раздался из толпы – жалостный и печальный, как зов умирающей птицы. Женщины поддержали его сдавленным рыданием, перешедшим в раздирающий душу вопль. Вскоре на барже и на берегу причитали и плакали в один голос. Плавучая тюрьма удалялась все дальше и дальше, пока не скрылась за изгибом реки.

Теперь люди на берегу могли слышать только самих себя. Их плач напоминал смертельный вой животных, загнанных в ловушку и ожидающих неминуемого конца.

У них не было иного выбора, кроме как выжить.

Зима была совсем рядом. Иногда трудно было сказать, что моросит с неба – последний замороженный дождь или первый растаявший снег. Три гнилые палатки не могли вместить всех, поэтому поставили шалаши-курни, накрыли их пихтовым и еловым лапником, а землю застелили лиственницей. В середине курней развели костры – для тепла и так спасались от мошки да комарья.

Бош немедленно приказал рыть землянки – широкие плоские ямы около трех метров в глубину. Даже при желании рыть глубже, это было невозможно, Вечная мерзлота сцементировала землю. поэтому разводили костры, отогревая землю. После того, как она оттаивала и превращалась в болотную жижу, ее можно было копать. Но она была полна камней, больших и маленьких, занесенных сюда рекой, и увязанных многочисленными корнями деревьев. Поселенцы могли использовать только немного случайно оказавшихся у них топоров и ножей, чтобы вырезать деревянные лопаты и наколоть дров. После нескольких дней непомерной работы, лопаты приходили в негодность, и новые едва поспевали в соревновании на скорость с погодой и со временем.

Над ямой, как продолжение стены, ставили жерди. Крышу крыли в один слой из таких же жердей, укрепили лапником, застелили палаточным брезентом и всяким тряпьем, а сверху засыпали землей. Но после первого жилища, как поселенцы назвали свое жалкое строение, они построили и второе, и третье. До наступления морозов почти все уже спали под крышей.

«Бог поможет, наши постройки выдержат одну зиму, а там будем строить что-нибудь по-лучше» – с надеждой говорил Бош.

Последняя землянка оказалась самой трудной.

В центре площадки, где пытались обосноваться брошенные на произвол судьбы люди, лежал огромный валун. Эта булыга была самой крупной среди всех, которые они уже выкопали – отшлифованная дождями и ветрами, она имела почти сферическую, идеально круглую со всех сторон форму. Кто-то сказал, что валун может быть памятником их первой зиме, но камень лежал на том месте, где должна была быть их последняя землянка, поэтому, по совету Боша, валун решено было сдвинуть немного в сторону и закопать в грунт.

Все взрослые и дети взялись за лопаты, и довольно скоро была вырыта большая яма, оставалось только столкнуть в нее эту каменную махину, но у истощенных, измученных людей не было сил сдвинуть камень. После долгих мучительных стараний, глыба все же подалась. Под ней открылась черная щель, похожая на гигантский беззубый рот, смеющийся над измученными, вымокшими до последней нитки и едва державшимися на ногах от истощения людьми. Деревянные лопаты, подсунутые под камень как подпорки, не могли удержать его громадного веса. Невысокий худенький паренек подбежал с двумя большими камнями и попытался подтолкнуть их под валун, чтобы укрепить зазор. Но камни упали слишком далеко от щели. Пацан быстро скользнул на животе между взрослыми и задвинул оба камня в щель под валун. В то же мгновение одна из лопат надломилась, валун медленно откачнулся назад прямо на руки ребенка. Пронзительно, отчаянно мальчик закричал, рванулся и освободил одну руку из нежданной смертоносной ловушки. Рука была оцарапана, вся в грязи и крови, другая же застряла намертво.