Абрам Гроссман - Катарсис Страница 7

Все бросились к камню, пытаясь удержать на весу, но тот продолжал скользить в свое належенное место, где он провел тысячи лет. Медленно и неотвратимо валун перекатился на плечи мальчика.

– Ich will nicht sterben! Ich will nicht…(Я не хочу умирать! Я не хочу…) – крик прервался.

Свободной рукой ребенок несколько раз слабо толкнул скользкую поверхность и, вздрогнув всем телом, замер.

Мальчишка был сиротой. Сначала из деревни, где они жили «энкэвэдэшники» забрали отца и мать, затем взяли деда, обеих бабушек и сестру. Старики не пережили высылки в Сибирь. Никто не слышал о его родителях, и только старшая сестра оставалась вместе с ним.

Рев и проклятия огласили окрестности, достигли, казалось, и мутного неба. Но низкое и равнодушное небо не откликнулось на людские мольбы и боль. В отчаянии и гневе люди бросились рыть землю лопатами, руками и палками. Они рыли весь день и всю ночь, не прекращая эту страшную работу ни на минуту. Утром глубокая яма зияла возле валуна.

– Dies ist das Grab für Sie, Mokin! (Это могила для тебя, Мокин!) – Вальтер Бош плюнул в яму.

Несколько пар рук раскачали валун, и он сполз на свое новое место.

– Das ist der Stein auf dem Grab, den Mörder! Sie für immer verflucht sein, und Sie und Ihre Kinder, so dass Sie nie wieder hier! Und ja, man wird keinen Frieden haben, weder hier noch anderswo im Land! (Это камень на твоей могиле, убийца! Чтоб ты был проклят навеки, и ты, и дети твои, чтоб ты никогда не вернулся в свой дом! И да не будет тебе покоя ни здесь, ни в каком другом месте!)

Это была первая смерть среди поселенцев.

Первая могила в деревне.

Снег сыпал на людей и в неширокую мелкую яму, на дне которой лежал маленький гроб из горбыля. Сестра мальчика беззвучно плакала. Ее утешали несколько женщин. Вальтер Бош пытался вспомнить молитву, которую полагалось читать в такой момент. Но он был партийный, молитвы не знал ни одной, оглянулся в поисках поддержки, хотя хорошо знал, что среди поселенцев нет ни одного священника.

Седовласый человек в лапсердаке и вязаной ермолке на голове сделал шаг к Вальтеру и что-то сказал ему.

– Er wird sagen, ein Gebet (Он будет читать молитву), – Вальтер встал позади старика.

Никто не знал наверняка, почему этот странный еврей оказался среди поселенцев: он мало подходил для тяжелой физической работы и, тем не менее, нашел свой путь, чтобы помочь им. Кто-то показал ему, как вязать петли-ловушки, и он научился этому. Каждый день с раннего утра реб Фишер, как все называли его, отправлялся в лес, ставил и проверял силки вместе с ребятишками, которые хвостиком следовали за ним. Лес вокруг деревни был полон дичи, и они почти каждый день возвращались домой либо с зайцами и рябчиками, изредка попадающимися в силки, но непременно с грибами, единственным постоянным источником так необходимого для поселенцев белка. Дети сушили грибы прямо на валунах около реки, ревниво следя за тем, чтобы их не стащили бурундуки или не намочил дождь.

Старик внимательно посмотрел вокруг, как бы проверяя, все ли готовы, и начал бормотать молитву. Незнакомые певучие слова плавно сливались в успокаивающий речитатив. Кисея падающего снега, как на негативе, контрастно вычернила на фоне темного леса угловатую, ритмично покачивающуюся взад-вперед фигуру старика. Не понимая языка, но чувствуя искреннюю скорбь в словах молитвы, поселенцы в едином выдохе повторили «аминь», разобрав единственно известное им слово. Реб Фишер закончил молитву и бросил на гроб горсть земли. Все последовали его примеру.

Когда мужчины уже взялись за лопаты, старик подошел к краю могилы, неожиданно для всех, опустившись на колени, положил возле гроба старую консервную банку и, не глядя ни на кого, присыпал ее землей. Вальтер подошел ближе, чтобы увидеть, что он делает, но реб Фишер протянул ему руку, и Вальтеру ничего не оставалось, как только помочь старику встать. На быстро выросшем над могилой холмике установили крест с прибитой к нему щепой, на которой было вырезано имя мальчишки и короткие годы, прожитые им.

Зима подпирала. Последнее жилище заканчивали в спешке. Ходить в лес и рубить жерди было уже практически невозможно, поэтому хижину покрыли лишь тонкими ветвями, положив на них одну из старых палаток, а поверх парусины набросали для укрепления немного грязи. Все делалось наспех, в попытке обогнать наступающие морозы.

Мокин шел по деревне, построенной людьми, которых он оставил здесь умирать. Он знал, что никому не придет в голову нанести вред ему или его солдатам. Если что-то случилось бы с ними, все поселенцы без следствия были бы отправлены в лагеря на общие работы или приговорены к расстрелу. Солдаты кожей ощущали разлитую в воздухе ненависть и держали винтовки наготове.

Мокин похлопал кобылу по крутому заду:

– Не дрейфь, старуха, ничего не случится, они даже тебя покормят… Ты являешься государственной собственностью, – обратился он к лошади, зыркая глазами по сторонам – а повреждение государственного имущества наказывается сурово, до десяти лет каторжных работ в лагере. – Мокин перевел взгляд на поселенцев.

Как бы поняв сказанное, те понемногу отступили назад.

– Видишь, Бош, все получилось хорошо для вас, – Мокин улыбнулся, – даже все ваши бабы беременны!

– Это не ваш кредит, гражданин офицер, – обрезал разговор Бош.

Через пару недель после смерти мальчика село накрыл настоящий холод и вязкая, как машинное масло, шуга уже шелестела у шершавого берега и между обкатанными голышами.

Небольшая, возникшая ниоткуда, металлическая плоскодонка пробилась сквозь ледяное крошево, и два бородатых мужика ступили на берег. Их одежда состояла из потерявших цвет телогреек и прожженных, залатанных во многих местах штанов. На ногах у них были густо смазанные дегтем сапоги. С большими ножами у пояса, они походили на уголовников или бандитов, с которыми поселенцы не раз сталкивались на пересыльных пунктах. За ними выскочила сибирская лайка на сносях.

Поселенцы стояли в напряженном молчании, держа колья и лопаты наперевес.

Мужчины, оказавшиеся геологами, возвращавшимися с полевых работ на их главную базу в Красноярске, подошли ближе, приветливо улыбаясь. Они пробыли в деревне всего пару часов, согрелись горячим чаем, заваренным на сухом листе черной смородины. Это было единственное угощение, которое поселенцы могли предложить неожиданным гостям.

Гости оставили в подарок поселенцам почти новый топор, две металлических лопаты, стальной нож и попросили позаботиться об их собаке.

– Она приучена к лесу и будет охотиться на бурундуков и мышей. Да и детишкам с ней веселей, – один из гостей объяснил Вальтеру, что они не могут взять собаку с собой в город. – Для нее будет лучше остаться с вами, вы хорошие люди. Когда мы поедем обратно весной следующего года, мы ее заберем у вас.

– У нас нет никакого оружия для охоты, – один из поселенцев с завистью и надеждой смотрел на их двустволки.

– Мы не можем оставить вам даже одно, – извинился геолог, – они зарегистрированы.

– Недалеко от вас есть деревня Каменный Ручей, она примерно в двадцати километрах вверх по реке. Староверы живут там, – сообщили геологи. – Вы должны сходить к ним. Они добрые люди, как и вы. Небогатые, но могут помочь.

Когда последняя землянка была, наконец, построена, Вальтер Бош с небольшой группой поселенцев отправился в деревню Каменный Ручей. Вернувшись через несколько дней, они принесли с собой небольшой мешок соли, шесть коробок спичек, старые керосиновые лампы, банку керосина, немного зерна, картошки, вяленой оленины, медвежатины и рыбы, ржаных сухарей, заплесневелых, но все еще съедобных, старые гвозди, два рыболовных крючка, тупые, без ручек долото и отвертку (это было настоящее богатство), которым поделились с ними в русской деревне.

У поселенцев появилась надежда, и впервые за долгое время они устроили праздник.

А спустя несколько дней, когда толстый слой льда уже покрыл реку почти до середины, в поселении появились двое доселе невиданых людей.

Поднимая клубы снега и ловко маневрируя между деревьев и кустарников, незванные гости лихо въехали прямо в центр поселка. Это были местные охотники-тунгусы. Они остановились, опираясь на длинные шесты, поверху украшенными цветастыми ленточками, а внизу заканчивающимися небольшими лодочками, вырезанными из корневой части дерева, и их тут же окружили поселенцы.

– Здравствуйте, однако! – темные зрачки дружелюбно светились сквозь щелки глаз на плоских, расплывшихся в улыбках лицах. – По-русски они говорили очень плохо и вставляли слово «однако» в нужных и ненужных местах. Они источали безудержную радость встречи, крепко пожимали руки всем: и взрослым, и детям. Делали они это с легким поклоном, слова выговаривали тихо, а на Вальтера смотрели с нескрываемым восхищением, дивясь его высокому росту.