Александр Тавровский - Каменная могила Страница 6

– Зачем мы взяли эту мёртвую тварь! – показал я на угол.

– К тому же без всякой родословной! – сразу согласилась ты. Что бывало крайне редко. – Мог бы сначала поинтересоваться, что пишут коллеги, а потом тянуть меня в комиссионку.

– Я не читаю коллег. Из принципа. Но как странно… семьдесят пять лет советской власти… голубая кровь… и так дорого!

– Потому что сегодня она – только в собаках!

Оставался «собачий рынок». Вся дорога к нему почти от самой трамвайной остановки кишела собаками и их двуногими друзьями. На земле лежали гигантские плетёные кошёлки с целыми выводками щенят всех пород, мастей и размеров. К потрёпанному привокзальному бомжу жалась великолепная овчарка, явно украденная под гул колёс. Бомж просил за неё талоны на водку. Из-за пазух продавцов выглядывали мокрые блестящие носы ещё полуслепых боксов, бульдогов, мопсов. От них шёл тёплый молочно-кислый пар. Они тыкались мордками в собачьи полушубки своих хозяев, как в родную мамкину шерсть и, похоже, туда же тайком и мочились. Мы шли сквозь шеренги рычащих, урчащих, скулящих и матерящих человекообразных.

На рыночной площади нас охватил животный ужас. Из всех щелей выглядывали звериные морды с грустными, часто голодными глазами. В разваленных «Жигулях» без заднего сидения ворочался убитый горем сенбернар. Ему было тесно в этой грязной халабуде на колёсах, воняющей бензином и «Беломором». С пасти свисали густые зелёные слюни, а в глазах светилось одно желание: задрать ногу и поссать на весь этот человеческий балдёж сверху вниз.

По рынку бродила тощая одинокая коза с верёвкой на шее.

– А где же её козёл? – шутя спросил я, прозрачно намекая на хозяина.

– Продан! – не шутя, ответила ты.

Пьяный мужик продавал настоящую без примеси дворнягу, выдавая её за полукровку.

– Кто Шарик? Он – Шарик? – сипел мужик. – Хер тебе с поворотом! У него мать – Алоиза четвёртая, поехали покажу!

– А шо ж ты её сюды не привёз? – веселились вокруг.

– Соседи не пустили, говорят, твой кобель её уже за…: хвост стал колечком, как у дворняги! Во гены!

Нам предлагали всё подряд: купированных, обрезанных, необрезанных, диванных и собак-убийц.

– Глядите, – кричали нам, – какие у него жёлтые клыки! Это – от злости! Кажин день стервец точит. Всех кошек во дворе перегрыз. А хватка! Ну, сунь ему руку в пасть, не бойся! Отгрызёт, не почувствуешь!

Мы стали немного нервничать.

– Вот тебе твоё изобилие! – разворчалась ты. – Я уже не знаю, чего хочу. Рынок, рынок! Вот тебе рынок! Одна морока. Всего полно, а брать нечего. Счас возьмём, а через два шага другой – ещё лучше. Об этом твой дорогой Гайдар подумал!

Я не знал, подумал ли об этом Гайдар или ещё его легендарный дед. Мне всё это очень нравилось. Не то, что в молочном отделе: молоко в бутылках, молоко без бутылок…

На заборе рынка трепыхались оборванные, подмёрзшие листовки и плакаты всех последних выборов и перевыборов. Ельцин мирно висел рядом с Макашовым, а Явлинский с Жириновским. Но больше всего было плакатов «Голосуйте за Лежнева! «Это всё, что осталось от выборов в первый Верховный Совет СССР. Лежнева нельзя было не выбрать. Он был директором Сосновской птицефабрики. В дни выборов на все рынки Южного Урала залетали машины Сосновской птицефабрики с красными транспарантами на бортах: «Голосуйте за Лежнева! Лежнев – это куры!»

Меня даже послали тогда взять у него интервью. Хороший дядька, первый построил коттеджи для своих птичников и принял меня попросту. Долго рассказывал о своём путешествии в Голландию. А под конец, как бы извиняясь, сказал:

– Раньше бы я вас отсюда без курей не отпустил. Дал бы на всю редакцию. А теперь каждая курица на учёте в облисполкоме. Даже потрошки выдаю по личному распоряжению товарища Сумина. А вот попкорн берите, сколько хотите. Это – наша новинка. Дитя перестройки! Правда, подарить тоже не могу – акционерная собственность.

– А сфотографировать ваших кур можно? Пусть народ хоть на фото ими без талонов полюбуется.

– Да ради Бога! – рассмеялся Лежнев. – Если только они не будут против.

В павильоне инкубатора было тихо и жарко, как в парилке. Пахло куриным помётом и импортными комбикормами. Сотни кур дремали, разомлев от невиданного на воле комфорта.

«Вот оно – золото партии!» – успел подумать я и услышал щелчок фотоаппарата. Яркая вспышка озарила душное марево инкубатора, и мы пригнулись от грохота ядерного взрыва! Тысячи крыльев насмерть перепуганных кур взлетели одновременно. Куры бились в истерике. Их можно было зарезать, ощипать, даже съесть живьём, но, не дай Бог, разбудить.

Через несколько лет Лежнев был в упор застрелен из обреза на пороге собственного дома в Сосновке. В мёртвую руку кто-то вложил старую листовку «Голосуйте за Лежнева! Лежнев – это куры!»

– Хочу боксёра! – неожиданно закричала ты.

– Почему именно боксёра? – поинтересовался я. – Он гладкошерстный, будет мёрзнуть и лезть к нам под одеяло. Ещё неизвестно, понравится ли это мне!

– Пусть лезет! Он будет греть мне пятки! Зато у него морда… человечья!

Осматривать всех боксёров уже не было никаких сил. Нам понравился третий с краю рыжий щеночек, с белой грудкой и совершенно круглыми чёрными глазами. Он постоянно зевал, и когда я взял его на руки, извернулся и лизнул тебя в нос. Меня это почему-то так тронуло! Такая любовь с первого взгляда! Хозяйка божилась, что паспорт на него она забыла дома, но если мы в следующую субботу придём сюда и найдём её…

Честно говоря, тогда мы плохо разбирались в родословных и даже не знали, к чему они нам. Тётка просила полторы тыщи, но я твёрдо заявил, что больше тыщи за «беспачпортного» дать не могу, но если она придёт сюда в следующее воскресенье с паспортом…

Мы трижды прокричали «ура!», завернули псинку в старый красный Надькин комбинезончик и пошли к выходу.

– Стоять! – дёрнул я тебя за рукав. – Куда? А ошейник с поводком?

– Зачем ему сейчас твой ошейник? Он из него выпадет.

– Женщина! Чё ты понимаешь? В наше время всё надо покупать впрок. Завтра у тебя не будет ни денег, ни ошейника!

Мы снова прошли по рядам. Я хотел самый навороченный, из настоящей жёлтой кожи, с шипами, и ещё плетёный кожаный поводок, а ещё почему-то упряжь для езды на собаках по снегу.

Ошейник и поводок мы купили быстро. А упряжь никак не давалась. И вдруг в самом центре одного ларька мы увидели просто потрясающую упряжь, с лакированными ремнями и пряжками. Мечта любой собаки!

– Мне вооон ту упряжечку! – мило улыбнулся я продавцу, заранее предвкушая и его радость. Но продавец почему-то совсем не обрадовался моему выбору.

– Это – не упряжечка! – мрачно процедил он и сплюнул себе под ноги. – Это – казачья портупея!

– Бежим отсюда! – шепнул я тебе. – Счас он нас зарубает шашкой! Вместе с пёськой!

Глава 5

– Ну, вот мы и дома! – сказала ты, вытряхивая пса из комбинезончика. – Запомни: переулок Артиллерийский, дом 6А, остановка троллейбуса «Кинотеатр «Спартак». Если потеряешься, спросишь. Тебе любая собака укажет. Как говорила Надька: пеяуяк Аяийский! Ты, случайно, не говорящий пёс? А?

– За тыщу говорящего пса сегодня не купишь! – возмутился я. – Так, псина, сейчас устроим утро знакомств. Сведём тебя со всей роднёй – не обрадуешься. А с соседями познакомишься сам, когда научишься как следует отгавкиваться. Но учти, у них длинные языки.

Мы поставили щенка на стол и оглядели его со всех сторон. Первый осмотр нас успокоил. Немного тощеват. Но передние лапы в суставах утолщены. Хорошо это или плохо? Решили, что хорошо: признак породы.

Бетя, как единственная наследница папы-скотопромышленника, сразу же показала свой скотский эгоизм.

– Теперь вы будете всё время возиться с этой дворянжкой, а я не буду иметь, что есть!

– Не понял! – уставился я на Бетю. – Берта Михайловна! – когда я злился, всегда называл тёщу-бабушку по имени-отчеству. – Не понял! Вы хотите дожить до девяноста? Или уже нет?

– Не морочь мне голову! – проскрипела тёща-бабушка.

– Значит цыганка – дура! – заключил я. – А между прочим, когда наша бухгалтерша Оля с мужем стали «челноками», сразу же завели овчарку! Их недавно убили всех в один день. Вместе с овчаркой…

Вид Бети меня разочаровал. Кажется, я её не совсем убедил.

– А вот другой пример! Один мужик пришёл к себе домой и забыл отключить сигнализацию. Только он разделся, дверь отлетела, и на пороге мент с пистолетом. Всего через полчаса! Мужика, конечно, на пол. А тут его ротвейлерюга проснулась. Что там было! От сержанта одна фуражка осталась. Мужик её потом сам в дежурку отнёс.

– Это не пример, – прошамкала Бетя. – Это – анекдот!

И сунула свой корявый палец прямо под нос щенку. Тот чихнул и почесал задней лапой под ухом.

– Тьфу! Даже не кусается! – съехидничала тёща-бабушка. – На, на, куси-куси, манюнечка!

Надька сняла боксика со стола и пустила его на пол «погулять». И тут в комнату вошла Машка.