Александр Ахматов - Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима. Исторический роман Страница 8

Хотя Лабиен в отличие от друга относился к божественным делам и вообще к религии с известной долей скептицизма и проявлял интерес к учению Эпикура159, рассказ о вещем сне он выслушал с неослабным вниманием, не позволив себе никакого иронического замечания или улыбки недоверия. К сновидениям он относился с большим почтением, нежели к предсказаниям авгуров или гаруспиков.

– Что ж, кажется, тебя действительно посетила сама Диана, принявшая образ прекрасной лани, – сказал он. – И слова ее яснее любого оракула – она, конечно же, дарит тебе свое покровительство…

– О, в этом у меня нет и тени сомнения, но вот Никтимена… она и слушать меня не стала, кричала, что я нарочно все это выдумал, чтобы ее бросить. Я тоже взъярился… Одним словом, получился страшный скандал…

– В такого рода делах трудно давать советы, – вздохнул с пониманием Лабиен. – Впрочем, если хочешь, выскажу тебе одну мысль…

– Какую?

– Я рассуждаю таким образом, что Диана Тифатская, которой так приятны обеты безбрачия и целомудрия, будет совсем не против, если ты еще послужишь Марсу Победоносному. Я говорю к тому, что военный лагерь – наилучшее место для воздержания…

– Клянусь всеми богами, ты опять за свое! – невесело рассмеялся Минуций. – Так и хочешь заманить меня в глушь галльских лесов! Нет, нет, мой дорогой! Навоевался, пусть теперь другие повоюют… Кроме того, мои заимодавцы вряд ли выпустят меня из Рима, как только узнают о моем намерении отправиться за Альпы, откуда в последнее время мало кто возвращается160…

– Ну, как говорят в Греции, это не проблема, – возразил Лабиен. – Я обещаю устроить так, что ты исчезнешь из Рима, как бесплотный дух, как призрак…

– Я думаю, не стоит с этим торопиться, мой Лабиен, потому что, может быть, очень скоро всем нам придется с оружием в руках защищать стены Сервия Туллия161…

– Ты серьезно полагаешь, что такое возможно?

– А почему бы и нет? В делах военных разумнее всего готовиться к самому худшему, – философским тоном заметил Минуций. – Разве Бренн162 не разглядывал Капитолии с вершины Палатина? Или Ганнибалл не стоял у ворот Рима? Кто знает, может быть, и мы увидим, как кимвры пасут свои стада на полях Лация…

– После Араузиона кимвры так и не дерзнули напасть на Италию, хотя она оставалась совершенно беззащитной…

– А как ты думаешь, что их остановило? Сражение ведь произошло накануне октябрьских нон. Варваров удержала от немедленного наступления на Рим близость зимы, разве это не естественно? Сам Сципион Африканский отвел бы своих солдат на зимние квартиры, будь он на месте Бойорига. Об этом тебе скажут в любой таверне…

– Нет, – покачал головой Лабиен, – я скорее согласился бы с мнением Сертория…

– А что он говорит?

– Он знает больше, чем мы с тобой. Ему не раз приходилось беседовать с пленными галлами из тех, кто присоединился к кимврам. Они в один голос утверждают, что без своих собратьев тевтонов163 кимвры не пойдут на Рим…

– Говорят, одних только кимвров с оружием насчитывается не менее трехсот тысяч! – с горячностью воскликнул Минуций. – Клянусь Янусом Патульцием, нужно совершенно ничего не смыслить в войне, чтобы упустить такой момент, не использовав своей победы, которая вконец обессилила римлян! Вспомни, Ганнибал привел в Италию какие-то двадцать-тридцать тысяч войска и потом долгие пятнадцать лет опустошал страну…

– Не забывай, что Ганнибал опирался на враждебные Риму города италиков, которые он призвал к отпадению от нас именем могущественного Карфагена. На его сторону перешли Капуя, Тарент, Фурии и многие другие города. А на чью поддержку в Италии могут рассчитывать кимвры, этот дикий бродячий народ? Что они могут предложить нашим союзникам в качестве платы за измену? Ничего, кроме жестокого разорения страны и своего владычества, куда более тяжкого и унизительного, чем римское…

– Никто не хочет брать в расчет сотни тысяч варваров-рабов, стонущих в цепях по всей Италии! Во времена Ганнибала они не были столь многочисленны, а теперь их – легионы, и они ждут не дождутся появления кимвров, чтобы присоединиться к ним и умножить их ряды. Вот они – союзники кимвров в Италии…

– Бедный мой друг! Ты снова заговорил о рабах, – тоном сожаления сказал Лабиен, вспомнив пьяные разглагольствования Минуция во время вчерашнего застолья.

– Увы! – внезапно успокоившись, сказал Минуций и взял со столика кубок с вином. – В нашем споре мне отведена неблагодарная и зловещая роль Кассандры164 – ее мрачные пророчества сбывались, но никто им не верил… Давай-ка, лучше выпьем в честь добрых богов, и да защитят они нас от всех напастей!..

В тот момент, когда они оба осушили свои кубки, до атрия со стороны Форума донеслись протяжные звуки труб, сопровождаемые мощным гулом толпы.

Друзья вспомнили о триумфе.

– Однако пора, – встрепенулся Лабиен. – как бы нам не пропустить дары Юпитера Феретрия.

– Пожалуй, – согласился Минуций, вставая. – Ты подожди меня немного. Я лишь наброшу на себя тогу…

Глава третья

НА СВЯЩЕННОЙ УЛИЦЕ

Триумф продолжался.

До третьего часа пополудни по городу пронесли и провезли не менее трех тысяч фунтов золота и более девяти тысяч фунтов серебра в слитках и звонкой монете165.

Поражало обилие изделий из слоновой кости, украшений из золота и драгоценных камней. В бесценных ковшах и чашах рассыпано было свыше двухсот восьмидесяти тысяч денариев. Священный ковш, отлитый по приказу Мария из чистого золота, весил десять талантов166; его несли восемь носильщиков. Золотых венков, присланных из колонии и муниципиев, от союзных царей и тетрархов, было около двухсот пятидесяти. Этот день явно не мог вместить назначенного зрелища. Большая часть сокровищ, доставленных победителями из разграбленного царства, оставалась еще в хранилищах Государственной виллы и в цирке Фламиния.

На Священной улице, куда пришли Минуций и Лабиен, народу оказалось больше, чем они ожидали. Друзьям пришлось усердно поработать локтями, прежде чем они пробились сквозь тяжело дышавшую толпу к бронзовой конной статуе Клелии167. Отсюда улица просматривалась почти до храма Юпитера Статора.

В этот момент под шумные рукоплескания проносили огромное полотнище с красочным изображением битвы под Циртой168 – последней крупной битвы минувшей войны, в которой Югурта и Бокх потерпели окончательное поражение. После этого мавретанский царь, боясь за себя и свое царство, начал тайные сношения с римлянами. Они завершились тем, что Югурта, захваченный обманом своим тестем и союзником, был выдан квестору Луцию Корнелию Сулле, который был послан Марием к Бокху, чтобы вести с ним переговоры.

Из разговоров в толпе приятели узнали, что Марий, перед тем как войти в город, раздал солдатам воинские награды и денежные подарки в цирке Фламиния, причем каждый пехотинец получил по сто двадцать денариев, центурионы – вдвое больше, а всадники – втрое. По мнению многих, денежные дары воинам превзошли всякую меру.

Солнце уже клонилось к закату. Приближалась самая торжественная минута триумфа.

Со стороны храма юпитера Статора шли по улице трубачи в ярко-красных туниках и плащах. Они не жалея сил дули в свои длинные медные трубы. Вслед за трубачами восемь носильщиков, все громадного роста (это были специально нанятые цирковые атлеты), несли великолепно убранные носилки с приношением Юпитеру Феретрию – под таким эпитетом Юпитеру приносил в дар лучшую часть военной добычи полководец-триумфатор.

Носилки были устланы атталиками – златотканными коврами из Сицилии. На коврах лежали оружие и доспехи Югурты с брошенной поверх них диадемой царя, которая сверкала на солнце золотом и драгоценными камнями. Здесь же находились кубки, блюда, чаши и прочая дорогая утварь со стола Югурты.

За носилками с дарами Юпитеру Феретрию шли жертвенные быки, которых вели на заклание юноши в белых передниках, окаймленных пурпуром. Все животные были белой масти с позолоченными рогами, увитыми лентами и цветами. Рядом мальчики несли серебряные и золотые сосуды для возлияний. Сто двадцать быков должны были в этот день окропить кровью алтарь Юпитера Капитолийского.

Пока по улице проходили жертвенные животные, Лабиен и Минуций, прижатые толпой к постаменту бронзовой всадницы, невольно прислушивались к разговору стоявших рядом граждан.

– Пора, наконец, децемвирам обратиться к Сивиллиным книгам, – говорил окружавшим его собеседникам тучный старик-патриций, по самые уши завернутый в широкую белоснежную тогу. – Пусть они объяснят нам, в чем провинились римляне перед богами-небожителями и как им искупить свои прегрешения. Если потребуются человеческие жертвоприношения, то я первый отдам лучшего из своих рабов для святого дела…