Анатолий Косоговский - Любить ненавидя Страница 8

А еще вспоминается, как с отцом в лес отправлялись на мотоцикле с коляской. И вел мотоцикл не отец, а Василий. То-то радости было – сам за рулем по лесной дороге. И лишь ветер в ушах свистит. И лишь сосны по сторонам мелькают, разбегаются в стороны, раскрывают перед ним свои объятия. А воздух пропитан сосновым ароматом.

Еще навсегда отпечаталась в памяти утренняя рыбалка с отцом. С вечера ложишься, но не можешь заснуть, потому что не можешь дождаться той самой утренней зорьки, когда над рекой нависает почти что невесомый туман, когда солнце еще не взошло, а лишь яркими красками озарило верхушки деревьев, выглянуло краешком, будто играя в прятки с рыбаками. А они расположились на берегу реки и сидят, молча, задумчиво, ожидая клева.

И вот поплавок, до этого мирно качавшийся на спокойной воде, начинает подрагивать: сначала изредка, затем все больше и больше, и наконец стремительно ныряет вниз, словно стрелой пронзая водную толщу. И уже подскакивает на траве, снятый с крючка, лещ, все еще надеясь вернуться в свою родную стихию.

Но это летом. А в остальное время – школа, учебники, тетради. К наукам у Василия был талант. Предметы давались легко: раз прочитал учебник – и, считай, «пятерка» в кармане. И когда пришла пора окончания школы, заикнулся было Василий, что останется в селе, станет комбайнером, так отец посмотрел сурово, присел на краешек стула и спокойно сказал: «Нет, нечего тебе здесь делать. С твоей тягой к наукам, с твоей головой негоже в селе быкам хвосты крутить. Поедешь учиться!». Сказал, как отрезал.

Только в Киеве, в университете, куда на юрфак поехал поступать, умных таких, видимо, набралось с излишком – не прошел по конкурсу. Но особо не расстроился. До весны в селе поработал, а там и армейская служба подоспела.

Сколько вдали от дома был, все беззаботное детство свое и юность с благодарностью вспоминал. Прекрасные воспоминания, те, которые не забудутся никогда. Не забудутся, но и останутся лишь воспоминаниями. Нужно было строить свою жизнь, и судьба поманила в город. Городские ребята служить в органах внутренних дел особого желания никогда не проявляли, а потому эта ниша легко и с удовольствием заполнялась выходцами из сельской местности. Тут и объяснять ничего не надо. Во-первых, появлялась работа в городе. Во-вторых, зарплата, можно сказать, вполне сносная. В-третьих, устроился в милицию – поселяйся в общежитие. Пожалуйста. Никаких проблем. А там, гляди, через годик-два женился, и комната в какой-нибудь коммуналке, считай, тебе обеспечена. Тогда с этим было попроще. И понадежней.

Собственно, так оно все в жизни Василия Петровича Троцюка и произошло. Можно сказать, стандартно. А что касается работы в милиции, то он сразу понял: справится. И ничего удивительного. На первых порах, конечно, свои сложности были: понадобилось время, чтобы хоть немного к городской жизни привыкнуть, к новому коллективу притереться, службу прочувствовать. Оно и понятно. Зато ответственности, трудолюбия, честности, добросовестности, смекалки у молодого новоиспеченного сержанта милиции было хоть отбавляй.

Ох, и насмотрелся за первый год работы в медвытрезвителе на всякий сброд, прочесал своими руками самые низы, самое дно общества, аж до сих пор противно. Конечно, в медвытрезвитель разные люди попадали. Бывало, и случайные, интеллигентные, воспитанные. В жизни-то оно всяко бывает! Но, в основном-то! Даже вспоминать не хочется. Грязь, рвань, пьяные выкрики, угрозы. Чего только не было.

Запомнилось, как приехали в одну квартиру по вызову. В комнатах беспорядок. Стул сломанный прямо в узком коридорчике валяется. Вешалка на одном гвозде еле держится, вот-вот рухнет. Одежда на пол упала. Прошли в комнату. Зять, худой, татуировками размалеванный, в одной рваной майке непонятного цвета и с топором в руке еле на ногах стоит, а другой за железную кровать держится да из стороны в сторону покачивается. Оказалось, недавно из тюрьмы вернулся, вот свободу почти что целый месяц и обмывал. А как набирался до чертиков, начинал жену с тещей строить. Да не просто, а что называется, по-взрослому: убью, урою. Так запугал, что женщины не то что позвонить, даже вошедшим в квартиру сотрудникам милиции боялись слово плохое про него сказать. Хорошо хоть соседи равнодушными не остались. Жена сидит на кровати, голову опустила, а теща с изрядно опухшим, сизо-синим глазом на милиционеров смотрит и молчит. Только другим, нетронутым, Троцюку исподтишка подмигивать пытается, мол, заберите, умоляю, сил моих больше нет. Такие вот причуды в жизни бывали.

Так стоит ли такую мразь, как тот зять, терпеть. Или прощать. А тем более бояться. Они, алкаши, у Василия Петровича тогда по струнке ходили. Не мог он спокойно на слезы, на горе и беды людские смотреть. Не мог прощать издевательства и унижения. Да и не выслуживался он, не очки зарабатывал, а просто добросовестно свои обязанности выполнял. Потому и бросился в глаза начальству, потому и закончил впоследствии школу милиции без лишнего напряга, с «красным» дипломом.

А дальше работа в уголовном розыске, следствии, пусть и не стремительное, но качественное продвижение по служебной лестнице. А главное, от сержантских лычек до полковничьих погон – все в одном подразделении, в одном райотделе. А на пути этом такого насмотрелся, столько узнал, что, пожалуй, не на одну, а на несколько жизней хватило бы.

Когда на должность начальника райотдела посватали, не задумываясь, согласился. И ничего, что в пору ту лишь в капитанских погонах бегал, а некоторые подчиненные уже подполковниками ходили. Уверен был: свое место занял, и знаний, и сил вполне достаточно, чтоб большим коллективом руководить.

Конечно, с годами и погрузнее стал, и животик небольшой появился, однако это ничуть не мешало Василию Петровичу оставаться таким же подвижным, шустрым, как и в молодые годы. А все потому, что всегда помнит главное правило: воспитывать подчиненных, и в первую очередь, молодых сотрудников милиции можно, да что там, нужно, просто необходимо на личном примере. А значит, можно на занятиях по физподготовке и в футбольчик с молодежью легонько побегать, и в волейбол поиграть, и на стрельбы прийти, но не для того, чтобы пострелять в свое удовольствие в полном одиночестве, а чтобы видели, что начальник чужого места не занимает, форму держит, пример чтобы брали. Другое дело, что времени катастрофически не хватает, потому и не всегда получается так, как планируется.

«Да кто там разошелся, как холодный самовар?!», – слыша, что шум и голоса в коридоре приближаются, уже негодующе произнес Василий Петрович, то ли недоуменно спрашивая, то ли жалуясь самому себе.

Опершись руками о поручни кресла, Троцюк уже начал было приподыматься, чтобы хоть немного пройтись по кабинету, тем более что от долгого сидения спина и плечи уже перестали ему повиноваться. Заодно решил и посмотреть, что же все-таки происходит там, в коридоре, но в этот момент дверь его кабинета резко и шумно распахнулась. Такую дерзость могли позволить себе немногие, поэтому, дабы перестраховаться, начальник райотдела существенно ускорил свой подъем с кресла, чтобы встретить дерзкого гостя в вертикальном положении.

– Петрович, ну и завел ты здесь порядки: к тебе прорваться – целая проблема!

Грубый самоуверенный голос принадлежал бывшему районному прокурору Андрею Ивановичу Головне, с которым у начальника райотдела остались хорошие, можно даже сказать, приятельские отношения. Еще в начале своей профессиональной деятельности, на должности следователя в этом же райотделе, с которым его связывало вот уже больше двух десятков лет, Троцюку частенько приходилось общаться с Андреем Ивановичем по долгу службы, да и (чего, собственно, таиться) в обыкновенной неформальной обстановке. Вот так, от года к году, их отношения и окрепли, тем более что Головне сразу, еще при первой встрече, пришелся по душе юркий, сообразительный лейтенантик, каковым был тогда Троцюк.

Сам же Головня уже, пожалуй, лет десять, как был на пенсии. Отойдя от служебных дел, о себе напоминал довольно редко, а уж проблемами своими ни бывших коллег, ни бывших друзей в милиции вообще старался не тревожить.

Другое дело, сами коллеги и друзья. Они-то уж точно его не забывали. Как можно! Прекрасный человек Андрей Иванович! Скольких людей на путь истинный поставил, скольким помог! А для многих вообще был, как отец родной. Потому-то за всю его пенсионную жизнь не бывало еще такого, чтобы на дне рождения бывшего прокурора не собиралось, по меньшей мере, полсотни его приятелей, которые и помогали организовать праздник на высшем уровне.

В будни встречаться удавалось, конечно, реже. Дела, заботы. Но если намечался выезд на природу, Троцюк, зная о пристрастии Головни к рыбалке и охоте, всегда охотно его приглашал и всегда получал от общения с Андреем Ивановичем истинное удовольствие. Вот и сейчас он искренне улыбнулся, увидев бывшего прокурора, с ног до головы облаченного в походную рыбацкую амуницию, в дверях своего кабинета.