Елена Федорова - Вершина мира (сборник) Страница 8

– Вы к нам надолго? – спросил Максим.

– Навсегда, – ответила Эмма.

– Навсегда, – повторил Максим с улыбкой. Глаза засияли. Радость разлилась по всему телу. Максим хотел прижать Эмму к груди, расцеловать ее бледное лицо, но ее слова охладили его пыл.

– Я пошутила, Максим Михайлович, пошутила. Я приехала на три дня. Только на три дня или всего на три дня, как вам будет угодно.

– На три дня, – повторил он, выпуская ее руки. – На три, – улыбнулся. – Пейте кофе, пока он не остыл.

Подал Эмме чашку. Она присела к столу, сделала несколько глотков. Максим взял свою чашку, выпил сразу весь кофе. Да так и остался стоять с ней в руках.

– Я приехала в Москву по очень важному делу, которое касается вас, Максим Михайлович, – сказала Эмма, глядя на него снизу вверх. – Это не шутка. Это вопрос серьезный. Я бы даже сказала – щекотливый. Так ведь можно сказать?

– Да, – подтвердил Максим, чуть не выронив чашку.

– Да поставьте вы ее, – попросила Эмма. – Сядьте.

Максим повиновался. Сел чуть поодаль, положил руки на колени.

– Винсент решил усыновить вас, поэтому я здесь, – сказала Эмма. Максим рассмеялся.

– Я слышал, что усыновляют младенцев и маленьких детей. Но я уже давно вышел из этого счастливого возраста.

– Да, это так, – подтвердила Эмма. – Винсент это осознает, поэтому в слово «усыновить» он вкладывает другой смысл. Он предлагает вам, Максим Михайлович, стать его деловым партнером с правом наследования его части.

– Но, тогда вам, Эмма, ничего не достанется. Или у вас и на этот счет есть предложения, – Максим пробуравил ее недобрым взглядом. Он начал сердиться. Радость сменилась раздражением. Ему захотелось поскорее выпроводить Эмму и никогда больше не встречаться с ней. Но было невежливо просто указать ей на дверь. Нужно было что-то придумать. Максим посмотрел на часы. Эмма улыбнулась, поднялась.

– Извините, что побеспокоила вас, господин Алексеев, – сказала она сухо и пошла к двери.

– Постойте, – Максим вскочил. Эмма обернулась, посмотрела на него с нежным сочувствием, сказала:

– Вы мне очень-очень симпатичны, Максим Михайлович, наверно, поэтому я вижу и чувствую вас… Вы хотите поскорее от меня отделаться, но не знаете, как это лучше сделать. Вы занятой человек. Простите… Мне не нужно было приезжать, – голос дрогнул. Она взялась за ручку двери.

– Да постойте же, Эмма, – взмолился Максим. Подошел к ней, взял за руку. – Вы ведь в Москве впервые? – она кивнула. – Хотите, я ее вам покажу? Покажу Москву глазами москвича. Покажу все, что можно, и даже то, что нельзя.

– Я не стану отказываться от такого удивительного предложения, – сказала она. – Но как же ваши неотложные дела? Ваши деловые встречи и…

– Подождут, – улыбнулся Максим. Толкнул дверь, пропустил Эмму вперед. Стас поднялся.

– Меня сегодня ни для кого нет, – сказал ему Максим. – Я на совещании.

– Понятно, – сказал Стас. – Вызвать машину?

– Да, – ответил Максим, подумав:

– Что я делаю? Зачем я загоняю себя в тупик? Что мной движет?

Максим впервые шел за женщиной. Не шел, бежал, забыв обо всем на свете. Бежал за той, от которой минуту назад хотел избавиться, которую много лет назад легко столкнул с обрыва. Бежал и твердил: «Эмма, Эмма, Эмма». Все, происходящее с ним сейчас не поддавалось здравому смыслу. Поэтому Максим решил поддаться интуиции, которая подсказывала ему, что все когда-нибудь объяснится.

Максим уселся рядом с Эммой на заднее сидение. Попросил шофера покатать их по Москве. Взял на себя роль экскурсовода. Говорил много. Рассказывал о городе то, что знал и то, что придумывал находу, разглядывая вместе с Эммой фасады старых домов. Она радовалась, как ребенок. Иногда сжимала его руку и восклицала:

– Ах, как красиво! Как удивительно переплетаются старина и современность.

Сердце Максима сладко замирало. На вопросы шофера: не пора ли остановиться, он отвечал:

– Нет, маршрут должен длиться вечно.

Когда стемнело, и город осветился множеством неоновых огней, машина въехала в тихий дворик. Там в одном из старых домов разместился частный ресторанчик. Хозяин пожал Максиму руку, поклонился Эмме, проводил их к столику на двоих, спрятанному от посторонних глаз.

– Здесь вас никто не потревожит, – сказал он. – Приятного вечера.

– Закажите что-нибудь на свой вкус, – попросила Эмма. Максим сделал заказ, улыбнулся:

– Мне с вами удивительно легко. Такое ощущение, что мы знакомы много-много лет.

– Так оно и есть, – сказала Эмма. – Спасибо вам, Максим Михайлович, за этот день. За ваш город. И за этот вечер. Здесь у вас другой мир, но он меня не пугает. А ведь я боялась ехать. Я думала об опасностях, которые меня будут подстерегать на каждом шагу, – рассмеялась. – Да, да, я – ужасная трусиха. Борюсь с этим недостатком постоянно. Раз в месяц выезжаю куда-нибудь с острова. Делаю это не для себя даже, а для Винсента.

– И в Москву вы ради него приехали? – спросил Максим, желая услышать отрицательный ответ. Но Эмма сказала:

– Да. Я приехала сюда по его просьбе, – отвернулась к окну. Воцарилось молчание. Максим не решался заговорить первым. Во время поездки по Москве между ним и Эммой возникла невидимая связь, разрушать которую ему не хотелось. Он не мог объяснить свои чувства, не мог охарактеризовать их, да и не собирался этого делать. Он понимал, что прежде с ним ничего подобного не происходило. И даже воцарившееся молчание не гнетет, а наполняет этот миг особым значением.

– Я рада нашему такому странному, неожиданно долгожданному знакомству, – сказала Эмма, глядя в окно. – Я о вас думала много. Непрестанно думаю с той первой встречи, – повернула голову. – Меня ваши глаза преследовали. Злые глаза безжалостного мальчишки. А сейчас они другие. В них я вижу растерянность и нежность. Вы влюбляетесь в меня, Максим Михайлович. Влюбляетесь сами того не подозревая, – вздохнула. – Но и я. Я тоже влюбляюсь в вас. Сопротивляюсь этому изо всех сил… Из последних сил. Так можно сказать?

– Да, – проговорил Максим еле слышно.

– Винсент был прав: это путешествие – самое опасное изо всех, которые я совершила.

– Думаю, вы зря преувеличиваете опасность, – сказал Максим. – С моей стороны вам ничто не угрожает. Я… Бред какой, – Максим провел рукой по лицу. – Не слушайте меня, Эмма. Давайте забудем про все условности и будем говорить так, словно мы давние друзья. Нам хорошо вместе. Я рад вас видеть. Рад слышать ваш голос. Расскажите о себе. Как вы жили все эти годы? Расскажите о своих мечтах, о своем острове. Будем говорить обо всем, кроме наших неожиданных чувств, чтобы не зайти в тупик.

– Не станем открывать запретную дверь, – улыбнулась Эмма. – Что ж, весьма разумное решение. Весьма…

– А, хотите, я вам стихи почитаю? – спросил Максим неожиданно для самого себя.

– Вы пишите стихи? – Эмма посмотрела на него с интересом.

– Да, – ответил Максим. – Но об этом никто не догадывается. Я ведь не похож на сентиментального юнца.

– Нисколько, – подтвердила Эмма. – Тем фантастичнее должны быть ваши сочинения. Читайте.

– Сетунь, Сетунь, ты не сетуй. Я не сетую совсем, – проговорил он, глядя на Эмму. – Должен вам объяснить, что Сетунь – это один из районов Москвы.

– Ах, Максим Михайлович, да зачем же вы мне стихи объяснять взялись? – воскликнула Эмма обиженно. – Стихи никогда объяснять не нужно. Пусть слушатель представляет все, что ему вздумается. Я решила, что Сетунь – это ваша возлюбленная. А вы… Читайте. И не останавливайтесь больше. С самого начала читайте.

– Воля ваша, – сказал Максим. – Читаю с самого начала. Стихи.

«Сетунь, Сетунь, ты не сетуй. Я не сетую совсем,Сетунь, Сетунь, осень в сетку, возвращенье старых тем.На платформе люди в форме ты да я, да дождь ночной.Все мы чуточку не в форме – не спешим попасть домой.С лиц соскальзывают тени. На мгновенье, на мгновенье.Ночь нам дарит просветленье – электрички луч шальной.Кто-то тонет в мелкотемье, кто-то полнит мир презреньем,Кто-то примеряет мненья, кто-то просто глух и нем.Кто-то, кто-то, кто-то, кто-то, кто-то, кто-то – грохот шпал…Двери. Свет. Твой взгляд короткий. Вот и все. Конец. Вокзал…»[5]

– Грустно, – сказала Эмма. Посмотрела на Максима. – А веселые стихи у вас есть?

– Есть, – ответил Максим. Подался вперед, проговорил тоном заговорщика:

– «Меня корят, меня бранят,За то, что все еще влюбляюсь.– Преклонный возраст, – говорят.Да. Это правда: преклоняюсь!»

– Это не про вас, а про Винсента, – сказала Эмма с улыбкой.

– Открою вам тайну, это не мои стихи. Их написал замечательный поэт Василий Фёдоров. Есть у него строчки: «Я в мир пришел не для страданья, пришел для счастья и любви». Прочитав их, я решил быть счастливым.

– Получилось?

– Сегодня я могу ответить на этот вопрос утвердительно, – сказал Максим. – Сегодня особенный день. Я бы сказал переломный. Надеюсь, что все плохое нас оставит в покое, уступив место свету и радости. Все у нас получится. Я уверен. Эта моя уверенность становится крепче с каждой минутой.