Александр Венгер - Затяжной конфликт Страница 9

По вечерам Максим добросовестно вел дневник, фиксируя нехитрое обеденное меню, погоду, немногочисленные события, случившиеся за день. Борис, увидев его пишущим, заинтересовался:

– Командир, ты откуда знал, что электроника тут сдохнет? И почему нам не сказал?

– Да я этого не знал.

– Кончай конспирацию. Видим ведь, что ты взял блокнот, ручку. Книжка у тебя не электронная, а бумажная.

– Я же понимал, что электронику здесь не зарядишь – вот и всё.

– Разумно, – согласился Борис. – Значит, не думал, что она вовсе не фурычит?

– Нет, конечно.

– Ну, тогда ладно. А я уж решил, что скрытничаешь. Книжку-то дашь почитать?

– Хорошо. Как закончу – дам.

Около полудня, когда все дела были сделаны, необходимые распоряжения отданы, а до обеда еще оставалось порядочно времени, Максим направился к поваленному стволу, где в последние дни он оборудовал себе комфортную читальню. Однако в этот раз на поляне обнаружился незнакомый представительный мужчина с обрюзгшим лицом. Он неодобрительно рассматривал огромную лягушку, сидящую на пне. Она взирала на него так же брезгливо. На мужчине был дорогой костюм с серебряной искрой и совсем уж неуместные здесь лаковые полуботинки, заляпанные грязью. Услышав шаги, он оторвался от созерцания лягушки и, не меняя выражения лица, посмотрел на Максима. Неожиданно в его глазах появился интерес: он заметил портрет на обложке книги.

– Это… э-э-э… Бромштейн? – спросил он.

Максим подтвердил.

– «Короли и императоры»?

– Да. «Цари, императоры, президенты».

– Вот-вот! – обрадовался незнакомец. – Дайте ее мне. Э-э-э… на час или даже меньше. – И он протянул руку, явно ожидая, что Максим с поклоном вручит требуемое.

– С удовольствием, – сказал Максим. – Только на очереди еще один человек. Вот прочитаю, дам ему, потом Вам.

Мужчина удивился.

– Павел Матвеевич Хвостов-Стахов, – отрекомендовался он. – Личный представитель Президента по Клепиковскому району. Именно району.

Максим вежливо ответил:

– Очень приятно. Максим Михайлович Скворцов, программист.

– Пусть так, – согласился Павел Матвеевич. – Но Вы должны понять, что эта книга мне нужна. Мне сообщили, э-э-э… мне стало известно, что в ней содержится важная информация. Да, информация.

– Я же сказал: дам Вам после Бориса. А если договоритесь с ним, то сразу, как прочту.

Хвостов-Стахов побагровел и страшно выкатил глаза. В первое мгновение казалось, что он сейчас бросится вырывать книгу, но он быстро взял себя в руки.

– Ну что ж. Скажите, в котором часу мне подойти и где искать вашего… э-э-э… Бориса.

Максим, удовлетворенный одержанной победой, сказал:

– Да ладно, берите. Я найду, чем пока заняться.

– Вы… э-э-э… благородный молодой человек, – похвалил Хвостов и исчез со своей добычей.

Лягушка, обиженная отсутствием внимания к своей персоне, квакнула и ускакала. Максим, чтобы не тратить времени зря, занялся гимнастикой для глаз по системе профессора Беспалько: долгий взгляд вдаль, короткий – на кончик собственного носа, затем налево, направо, вверх, вниз, снова вдаль… Ему не пришлось долго раскаиваться в своем великодушии. Павел Матвеевич вернулся минут через десять и с торжеством сообщил:

– Всё именно так! Никаких сомнений!

– Это Вы о чем? – спросил Максим.

Павел Матвеевич ногтем отчеркнул в оглавлении одно из названий и потребовал:

– Прочитайте!

Максим стал читать.

Третий президент Приамурья

Дмитрий Владимирович Чжао, третий президент Приамурской Республики, правил недолго, как и его предшественники. Через полгода после инаугурации его любимый евнух устроил государственный переворот. Поутру население Республики узнало, что на внеочередных президентских выборах оно единогласно проголосовало за евнуха.

– Во дает! – сказало население и продолжило браконьерский лов рыбы в речных и морских водах страны. Оно мало интересовалось политикой.

Молодое государство не могло обеспечить своим гражданам того, что обещал каждый новый президент. Работы не было. Жизнь дорожала. Пособие по многодетности заменили налогом на детей – иначе Китай не заключал договора о военном сотрудничестве. А без этого никак: Россия, не признавшая независимости Приамурья, послала на восток войска. Они добрались до наспех оборудованной границы, постояли, поглазели на невозмутимых раскосых пограничников и отправились восвояси.

Третий президент тщетно надеялся, что народ поднимется на его защиту. Лишенный средств связи, он не мог обратиться с воззванием. Его деньги были изъяты в доход государства и тут же украдены мерзким евнухом. Лишь жалкие двенадцать миллионов долларов, о которых никто не знал, продолжали храниться в банке на Каймановых островах. Сидя под домашним арестом, охраняемый взводом автоматчиков, он писал мемуары. По средам заглядывал сотрудник Совета государственной безопасности – СГБ – и проверял компьютер Дмитрия Владимировича. Ежедневно приходила домработница – майор СГБ, небрежно стирала пыль и дотошно изучала все бумаги, включая выброшенные в корзину. Излишние предосторожности. Экс-президент и без того понимал: одно нелестное упоминание о евнухе – и тот поступит с ним так же, как он сам поступил со своим предшественником.

Дважды в месяц Дмитрию Владимировичу присылали мужеподобную жрицу любви, большую мастерицу своего дела. Ее звания в СГБ он не знал, но подозревал, что это она выведала у первого президента, в каком банке на Багамах тот хранил свои скромные сбережения. Поэтому даже в самые интимные мгновения он тщательно контролировал себя, не допуская даже мысли о Каймановых островах. На всякий случай он избегал упоминаний о кайманах, аллигаторах, гавиалах и прочих крокодиловых. Оставшаяся с детства любовь к зоологии предоставляла ему множество других тем для беседы: он увлеченно рассказывал о динозаврах, текодонтах, драконах острова Комодо, галапагосских черепахах и гигантских анакондах.

Так прошло три месяца. Уже были описаны детство и юность, знакомство с будущим первым президентом и служба у второго. Правда, предавать гласности свои деликатные обязанности на этой службе узник не стал. Народ не хочет читать о том, как он носил за президентом чемоданы и нанимал девиц по сопровождению. Народ любит героические эпопеи. В этом жанре Дмитрий Владимирович и стилизовал свои воспоминания.

Но вот однажды он распечатал готовые главы, перечитал их… Не то! Совсем не то! Он смял листы и швырнул их на пол. Нет, этого недостаточно: завтра домработница разгладит и прочитает. Он щелкнул зажигалкой и поднес ее к скомканной странице. Как Гоголь – его любимый писатель. Он тоже сжег свое лучшее творение. Пусть же никто его не увидит. Неблагодарный народ не заслужил такого подарка. Почему он не восстал, не растерзал евнуха-узурпатора? Почему не освободил своего Президента?

Бумага ярко пылала на полу. В дверь стучали охранники. Загорелась скатерть на журнальном столике. Вспыхнул паркет из бесценного фиолетового амаранта. Экс-президент бросился к окну, но до него было не добраться: по всей комнате уже бушевал огонь…

Когда пожар погасили, от дома оставались одни головешки. Среди них нашли обгоревший скелет и оплавившуюся вставную челюсть третьего президента. Первые главы его мемуаров, сохранившиеся в компьютере СГБ, вскоре были опубликованы, но не получили читательского признания.

На этом историю Чжао можно было бы закончить, если бы год спустя не обнаружились тайный подвал и подземный ход, ведущий из сгоревшего дома на побережье. В подвале хранились мужские и женские наряды, а также скелеты обезьян, когда-то приобретенные президентом – любителем зоологии. Итак, он не сгорел, а сбежал, переодевшись до неузнаваемости и подбросив в комнату скелет гориллы или орангутана, сходных с ним по комплекции! Журналисты предположили, что ему удалось утаить кое-какие сбережения и теперь он безбедно живет где-нибудь в Венесуэле под чужим именем.

И последнее. Отдыхая на острове Большой Кайман, автор этой повести встретил беззубого мужчину в женском платье. При виде соотечественника незнакомец разрыдался и под шум прибоя рассказал свою историю.

– Я законный президент Приамурской Республики, – шамкал он, – а эти аллигаторы мне не верят. У меня нет документов, я всё забыл. Номер счёта, пароль, секретную фразу. Помогите мне!

Чем я мог ему помочь? Разве что дать двадцать центов. Это я и сделал.

– Дочитали? – спросил Павел Матвеевич.

– Да. Ну и что?

– Жив, каналья! Должен мне полтора лимона.

– Долларов? – уточнил Максим.

Хвостов посмотрел на него с сожалением.