Константин Золотовский - Рыба-одеяло Страница 13

А поэт А. Чивилихин посвятил ему свои стихи:

«И волны, что ветром клубимы,Осилить его не смогли.Входил он в немые глубины,Со дна поднимал корабли.И жгло его ветром суровым,Над ним пролетела заряЕго называли ЭПРОНом,Что значит «входящий в моря».

«Девятка»

Спасательное судно ЭПРОНа бороздило воды Финского залива, разыскивая подводную лодку номер девять.

«Девятка» шла в очень густом тумане и столкнулась со встречным кораблем. Удар был смертельным, и она затонула. Точное место ее гибе­ли не удалось установить.

Лето 1932 года уже было на исходе. Казалось, найти лодку так и не удастся. Но вот... трал вздрогнул и туго натянулся. Судно остано­вилось.

Что это могло быть? «Девятка», просто скала на дне или подводная лодка «Единорог», которая покоится на дне залива еще с дореволюцион­ного времени?

Эхолот спасательного судна показал семьдесят семь метров. На та­кую глубину не спускался в те годы ни один водолаз. Предел в венти­лируемых костюмах был сорок пять метров, а в Финском заливе из-за плохой видимости – только двадцать один. Бывалый эпроновец, доктор Павловский, призадумался. Сколько времени водолаз может пробыть без вреда для себя на этой глубине? С какими остановками поднимать смельчака на поверхность, чтобы не наступила внезапная смерть от раз­рыва кровеносных сосудов?

Таблиц[16] для такой глубины еще не существовало.

– Товарищи, глубина не изучена, – сказал командир и испытующе посмотрел на водолазов. – Кто первым осмелится?

– Есть! – одновременно отозвались два молодых друга комсомоль­ца: широкоплечий, кряжистый Разуваев и худощавый стремительный Гутов. Разуваев первым вышел вперед.

Уже одетый в водолазный костюм, он перевалился с кормы на сту­пеньки железного трапа и тихонько шепнул своему другу:

– Ваня, чтобы я не сдрейфил, обмани по телефону, сообщай мне глубину поменьше, чем на самом деле.

– Ладно, уважу, – улыбнулся Гутов и надел на Разуваева шлем.

Сквозь зеркально чистое стекло иллюминатора водолаз шевелил губами, как немая рыба: «Помни, о чем я просил!»

Гутов дал Разуваеву в руку подводную лампочку и легонько шлеп­нул ладонью по макушке медного шлема: «Отправляйся».

Водолаз сошел с трапа. Вода как бы расступилась перед ним, и он, раскинув руки, ушел в темную неизведанную глубину. Мощные компрес­соры подавали водолазу воздух. Обычные помпы уже здесь не справля­лись.

Вскоре загремел громоподобный бас Разуваева. Даже ушам нестер­пимо стало. Гутов поморщился.

– Ваня, рыбы кругом знакомятся со мной!

– Отлично!

И снова донесся голос Разуваева, но уже глухой, как из подзе­мелья. Его сдавила плотная толща воды.

– Темно, будто в сундуке. Взгляни-ка, пожалуйста, сколько на манометре?

Стрелка показывала пятьдесят метров.

– Тридцать, – убавил Гутов.

– А я думал, больше, – усомнился Разуваев. – Уже в голове шу­мит и в ушах будто осы гнездо свили.

На манометре – семьдесят метров.

– Как себя чувствуешь? – спросил Гутов.

– Хорошо. – Теперь голос Разуваева походил на мышиный писк.

– Травить шланг дальше?

– Давай!

Семьдесят семь метров.

– Я на грунте, – доложил водолаз. – Осматриваюсь. Судно. Ле­жит торчком на высокой скале.

– «Девятка»?

– Нет.

– «Единорог»?

– Нет. Броненосец! С пушками! Совершенно целый. Смешно сделан. Такого утюга никогда не видывал. Ах, чертов светлячок, а не лампочка! Сейчас прочитаю медные буквы.

Командир, стоя рядом с Гутовым, насторожился.

– «Русалка», – сообщил Разуваев.

Командир приказал поднимать Разуваева с грунта и, волнуясь, рас­сказал столпившимся вокруг него водолазам о том, как в конце прош­лого столетия был построен низкобортный броненосец «Русалка».

Этот неуклюжий корабль в сентябре 1893 года возвращался в Крон­штадт после практических плаваний под командой адмирала Бурачека. От сравнительно небольшого шторма зачерпнул бортами волну и всей броневой тяжестью пошел на дно. Ни одному человеку из команды спа­стись не удалось. Весть о гибели совсем нового броненосца удивила страны мира. Царское правительство постаралось заглушить разговоры о нелепой гибели корабля. Было предпринято несколько попыток разы­скать «Русалку». Даже с воздушного шара просматривали глубину. Шар взяли из воздухоплавательного парка армии и пристроили к бар­же. Но найти броненосец не удалось. Так и лежала «Русалка» на дне морском, пока впервые с ней не встретился Разуваев.

Подъем Разуваева продолжался. Доктор Павловский не отходил от телефонной трубки и беспрерывно справлялся у водолаза о самочув­ствии. Медленно тянулось время. Команда волновалась. Уже третий час поднимали. Спешить нельзя. Организм водолаза должен постепенно привыкать к перемене давления, а кровь освобождаться от азота.

Вдруг доктор побледнел. Несколько минут он не слышал Разуваева. Кажется, с водолазом несчастье. Все на палубе притихли. Гутов схватил водолазную рубаху, готовый ринуться на спасение друга. Павловский, не оставляя трубки, напряженно вслушивался. Наконец облегченно вздохнул:

– Здоров!

Разуваев взошел на трап. Доктор взял обе его руки, тревожно спра­шивая, нет ли зуда – признак оставшегося азота. Вместо ответа, Разу­ваев как гаркнет свою любимую песню:

«Эх вы, кони мои вороные!..»

Доктор так и отшатнулся. Все засмеялись. Павловский сосчитал у Разуваева пульс и удивленно воскликнул:

– Батенька! У вас не сердце, а бронзовый колокол!

Разуваева за этот первый рекордный спуск наградили золотыми часами с надписью: «Отважному водолазу, первым в СССР достигшему 44-саженной[17] глубины».

Влажный скафандр Разуваева повис на корабельных вантах, раски­нув зеленые руки и ноги. Легкий ветер чуть-чуть колыхал его, и он шевелился, как живой. Над Балтикой сияло солнце и небо было необыч­но голубым. Эпроновское судно шло дальше – на поиски «Девятки».

13 августа трал вновь зацепил за что-то.

– Лиха беда начало, – улыбнулся Гутов. – Посмотрим, кого мы подцепили?

Он взялся уже за водолазную рубаху, но желающих теперь ока­залось много. И командир назначил водолаза Василия Никифорова, на­иболее опытного из молодой команды и старшего по возрасту.

Первые пятнадцать метров Никифоров прошел легко. На сорока метрах слегка закружилась голова, его бросило в жар. Он дошел до грунта, но ничего не смог обнаружить, потерял сознание. Пришел в себя, когда стали поднимать.

Затем спустились молодые водолазы Венедиктов и Царев. Тоже ни­чего не увидели. Время вышло, и их подняли. На этой глубине можно было находиться не больше десяти минут.

Наконец снарядили Гутова... Он совсем не походил на обычно рослых водолазов и казался среди них подростком. Не было у него широких плеч, туго выпиравшей груди и плотного затылка.

Впервые знакомясь с ним, бывалые подводники посмеивались: «То­же мне, водолаз. Его любой скобой в воде прибьет». А Гутов спокойно надевал шестипудовый костюм, спускался на грунт и работал лучше, чем многие из них. Старые водолазы удивленно поговаривали: «Он, вид­но, знает какое-то петушиное слово».

Но никакого особенного слова Гутов не знал. Стремительный и в то же время неторопливый, он не впадал в панику, никогда зря не звал на помощь, а спокойно осматривался; если попадал в трудное положение, сам уверенно выходил из него.

– Тебе тоже глубину поменьше сообщать? – спросил Разуваев.

– Обойдусь, – улыбнулся Гутов.

Водолаз удачно попал в нужное место. Свинцовые подметки бряк­нули обо что-то... Рядом лежало судно. При слабо мерцавшем свете лампочки он разобрал, что это подводная лодка.

О находке сразу сообщил.

– «Девятка»?

– Сейчас узнаю, – ответил Гутов. Он заметил на перископе рубки фал – веревку, которой поднимают флаги.

«Если флаг цел, – «Девятка», – подумал Гутов. – От царского и лоскутка бы уже не осталось».

Добрался до прилипшего к железу флага и посветил лампочкой.

– Советский! – радостно крикнул Гутов.

– Значит, «Девятка», – обрадовались наверху.

Гутов стал осматривать лодку. Корма ее зарылась в ил почти по фальшборт.

– Выходи наверх! – раздалось по телефону.

– Есть!

Стали поднимать, а шланг, по которому подается воздух, не пускает. Гутов потянул за него – не поддается!

– Спустите обратно, распутаюсь, – сказал он и, не выпуская шланга из рук, полез в черную как смоль тьму, обратно на лодку. Руки и ноги стали слабеть, тело обмякло. Но он настойчиво полз... Вот и пе­рископ! За него-то и зацепился шланг. Вдруг лодка закачалась под ним, и он медленно заскользил с борта. «Головокружение», – догадался Гутов. Последним усилием он скинул шланг и дернул за сигнальный конец...