Ирина Лобановская - Искушение Страница 14

Правда, ей и так всегда жилось и приятно, и мило. Она не знала ужаса коммуналок, не слышала криков и драк пьяных соседей, ее руки не ведали ни мытья посуды, ни стирки, ни - упаси Боже! - грязных тряпок и пылесоса. Ее ноги не любили ходить, потому что привыкли к машине. В метро ей делалось дурно от запах бомжей. Ее голова не привыкла думать, потому что до сих пор за нее это делали мама с папой. И весьма успешно. Алле казалось, что в мире нет проблем, а если они бы вдруг появились, то у ее родителей хватило бы сообразительности и средств легко с ними справиться. Иногда, конечно, забредали в ее головку нехорошие и ненужные мысли о том, что когда-то ей придется жить и быть самостоятельно, обходиться своими силами и возможностями. Но когда это еще наступит... И опять же - родители все предусмотрели и прекрасно обеспечили будущие силы и реалии единственной дочки. И даже предусмотрели главное - она единственная. Никаких тебе братьев и сестер.

А теперь появился водитель-охранник. Отвечающий за ее здоровье и жизнь. Так что все хорошо, даже отлично.

Молодая хорошенькая англичанка Нелли Львовна - вся полет и энергия, и легкие волосы, отлетающие назад, и яркая помада, и изысканные украшения - просто души не чаяла в новенькой, называла только Аллочкой и тотчас стала выделять ее и ставить в пример. Это было вполне справедливо: Алла выросла аккуратной, усидчивой, и, кроме того, ее неплохо поднатаскали в предыдущей английской школе. Да еще в младших классах мать брала для Аллы частную репетиторшу английского.

Следом за Нелли Львовной Аллу полюбила, тоже искренне и открыто, кроткая и простодушная Зоя Сергеевна, вторая англичанка, такая же молоденькая, и как, выяснилось, лучшая подруга Нелли. Они вместе учились в инязе, потом вместе пришли работать в эту школу... Правда, Алле сразу показалось, что они уж очень разные, эти подруги. А всякие разные полюса... Она давно сомневалась в этой истине. Неровни всегда останутся неровнями. И здесь яркая разница подруг прямо била в лицо.

Но кто-то ведь привел их сюда, этих закадычных подружек, в эту элитную школу, кто-то им помог, сразу обеим.

- И кто же это такой? - спросил Петр, выслушав Аллу.

Она пожала плечами.

Однажды, продолжая изучать учителей, Петр мимоходом спросил у Аллы:

- А это кто?

Она чуточку замешкалась с ответом. Потупила глазки. На одно мгновение. И тотчас глянула открыто и безмятежно.

- Это Эдмунд Феликсович, наш физик. Его прозвали Дзержинский наоборот.

"Ясно", - подумал Петр.

8

После события с баллончиками подруги собрались в кабинете директора. Приходили в себя. Пили чай с пирожными. Вера, несмотря на свой избыточный вес - говорят, похудеть или себя похудить можно за две недели - к сладостям оставалась очень неравнодушна и позволяла себе попросту ими объедаться.

Кабинет директора частной американской школы умилял своей показной и наивной роскошью. Неискушенные даже порой им любовались, восхищались или столбенели на месте. Кожаная мебель, весьма неуспешно притворявшаяся мягкой, холодила тела и души. Темные шкафы вдоль стен нависали гордыми и замкнутыми атлантами, притворяясь держащими потолок и всю школу на своих плечах. Заодно взирали узорными стеклами. Письменный стол сиял скользким глянцем. И "веселый Роджер". Улыбающийся человеческий череп с одной глазницей. На втором - черная повязка.

Мало кто знал, что это - наследство Доброва. Был у подруг такой директор когда-то... До перехода в эту школу.

- Глава Департамента московского образования после покушения, - однажды сострила ядовитая географичка Ариадна Константиновна, маленькая сухонькая и холодная старушка, стриженная по-мальчишески, всегда добавлявшая ко всем событиям особую сдержанную ноту. Географичка терпеть не могла никаких компромиссов и уверяла, что они - хорошие зонтики, но плохие крыши.

Старушка-географичка - впрочем, ее возраст определить было довольно сложно, он остановился на какой-то одной цифре и увеличиваться явно не собирался - слыла в школе почти легендарной личностью. Никогда не улыбающаяся, очень требовательная и даже жестковатая с детьми, она почему-то легко, без всяких усилий приобретала любовь и детей, и родителей, и учителей. Очевидно, за волю, бескомпромиссность и справедливость. А еще за то, что Ариадна Константиновна жила в постоянном конфликте с директором, которого все дружно презирали и боялись. Она даже перестала с ним разговаривать и здороваться после того, как половина старшеклассников заболела, позанимавшись в новом здании, где не работало отопление.

- Об этом нужно было думать заранее! Здесь дети, а не машины! Хотя и машинам нужно тепло, - сурово произнесла Ариадна Константиновна и с тех пор проходила мимо Доброва, его не замечая.

Директор резюмировал ситуацию весело, с привычном оптимизмом:

- Некоторые люди отлично умеют дать вам понять без всяких слов, что считают вас негодяем, с помощью высокомерных взглядов, холодного обращения и небрежной интонации. А что делать, если тебя назвали верблюдом? Да плюнуть! И вообще меня не стоит ни бояться, ни презирать. Я ничего ни от кого не скрываю, значит, всегда предсказуем. Гораздо страшнее тот, кто долго ведет себя безупречно, а потом вдруг совершает подлость. А может, я всю свою неправедную жизнь тайно и безнадежно влюблен в добродетель и специально пошаливаю, как ребенок, чтобы привлечь к себе ее внимание?

- Странный и дикий способ, - прокомментировала Ариадна Константиновна.

Рассказывали, что несколько лет назад ей поставили страшный диагноз - рак кожи. Вырезали опухоль на голове. Но маленькая старушка диагноз проигнорировала точно так же, как теперь директора. Попросила мужа носить ей в больницу морковный сок - народное средство, обзавелась нужными травами... И вскоре вышла на работу, по-прежнему сухая и деятельная.

Натасканные ею ученики часто занимали призовые места на географических олимпиадах. Уроки она нередко проводила с помощью карточек с вопросами, которых у нее было заготовлено великое множество. Давала маленькие контрольные. И никогда - так опять же рассказывали - не поставила ни одной незаслуженной двойки и пятерки.

- Невестка не в силах научить внука рано вставать, его нужно расталкивать по полчаса, она прямо стонет, - однажды поделилась Ариадна Константиновна с Катей. - Я взяла его к себе: ему отсюда ближе в институт. И говорю: "Дорогой, я ухожу в школу рано, дед отбывает на службу еще раньше, тебя будить некому. Или будешь просыпаться, или каждый день опаздывать и пропускать занятия. А потом тебя отчислят, и ты пойдешь прямиком служить в Красную армию. Нет, я против нее ничего не имею, но, кажется, ты туда не больно рвешься". Он проспал раз, другой, третий, а потом стал сам вскакивать раньше будильника, как миленький. Наш Петровский сегодня отличился. Прошу его назвать самую большую на Земле горную систему. А он лепечет: "Это... сейчас... э-э... Ермолаи!"

Особенно ненавидела Ариадна Константиновна Доброва за взяточничество. Подношения и подарки в школе - это, в общем, дело привычное, примелькавшееся. Тут тебе конфеты, там тебе кулон... Но когда перед очередной департаментской проверкой Максим Петрович начал с помощью секретарши Зиночки перетаскивать на чердак коробки - и оказалось их великое количество, а большую часть он отвез к себе домой, заказав такси, - вся школа дружно ахнула. Уж слишком много их насчитывалось, этих коробок. Валя шепнула Кате, что там - Зинка выдала - были телевизоры, видаки, разная бытовая техника...

- Трудно заподозрить московский департамент образования в честности, - заявила Ариадна Константиновна, - но даже там люди честнее! А наш Максим уверен, что быть грубым - это значит показывать простоту и естественность. Хотя я убеждена, что как раз первородный зов нашего естества - быть добрым и не раздражаться.

- Московский воздух грязен, но это не повод перестать дышать совсем! - весело сообщил ей как-то при встрече в коридоре Максим Петрович.

Вера отодвинула чашку.

- Девочки, а у меня вчера внучка умерла... Отмучилась.

Губы у нее плотно стиснулись, как двери вагона в метро.

Катя громко ахнула и пролила чай себе на юбку. Валя смотрела темным взором, неотрывным, как наэлектризованный лист бумаги. Ариадна Константиновна встала и побродила по кабинету - маленькая и строгая.

Вера вышла замуж первой из подруг. Еще в институте. Родила дочку. Но от курса не отстала, брать академку не захотела - помогла мать, да и до защиты диплома оставалось уже немного. На пятикурсников все смотрели сквозь пальцы, просочиться сквозь которые прямым ходом к диплому оказалось делом несложным. А потом, позже, выросшая дочка Веры родила девочку-дауна.

Катя тогда была в ужасе. Валя молчала и смотрела большими глазами, сгустившими в себе декабрьскую ночь. Но энергичная Вера нашла выход - заставила дочь отдать девочку в детдом для убогих. Дочка вышла потом замуж, родила мальчика, жизнь выправилась. К больной девочке Вера дочку не пускала и к телефону подходила только сама. Сама навещала ребенка, дочь в приют не пускала и даже не подзывала к телефону, когда ее пытались вразумить и уговорить забрать ребенка домой. Девочке недавно исполнилось двенадцать лет. Все окончилось...