Олег Рой - Эдельвейсы для Евы Страница 17

— Но как же мама? Я не могу оставить ее так надолго!

— Барбара, любимая, давай придумаем что-нибудь! Быть может, у вас найдется знакомая или соседка, какая-нибудь добрая женщина, которая согласится приглядеть в твое отсутствие за пани Марией? Я готов ей заплатить.

— Да, такая женщина есть, тетя Зося, мамина подруга. Она иногда помогает мне, только никаких денег за это не возьмет…

Они долго летели среди облаков на каком-то маленьком самолете. Пилотом был друг Отто, молчаливый блондин в военной форме. За весь путь он не произнес ни слова, только кивнул в ответ на смущенное приветствие Барбары. Впрочем, всем троим было не до разговоров. Во-первых, отправляясь в такой вот несанкционированный полет, они сильно рисковали. А во-вторых, салоны военных самолетов тех времен отнюдь не были комфортабельны и совсем не располагали к светской болтовне.

Через несколько часов самолет приземлился на совершенно ровную лужайку в горах, покрытую, точно ковром, густой зеленой, несмотря на октябрь, травой.

— Познакомься, вот они — знаменитые альпийские луга! — сделал широкий жест Отто. Измученная полетом Бася только ахнула от вида окружающей ее красоты. Она была буквально подавлена царящей вокруг тишиной, опьянена полным аромата трав горным воздухом, таким густым, что его, казалось, можно было бы черпать ложкой, очарована яркими и сочными красками.

— Здесь люди, наверное, не умирают, — восхищенно сказала она. — Здесь нельзя умереть. Здесь так дышится…

Нежно поддерживая свою возлюбленную то за маленькую руку, то за гибкую талию, Отто помог девушке спуститься с горы, выбирая наиболее пологие тропинки. У подножия их поджидала машина с шофером в штатском.

— Здесь недалеко, — прокомментировал Отто. — Каких-нибудь полчаса — и мы на месте.

Дорога то резко поднималась вверх, то вдруг уходила вниз так круто, что девушка испуганно вскрикивала, закрывала глаза и крепко сжимала руку любимого. Когда они, наконец, добрались до родового имения фон Фриденбургов, Бася не поверила своим глазам: дом, прятавшийся среди гор, казалось, не мог быть построен руками человека. Это было нечто абсолютно природное, совершенное, словно выросшее из холмов, лугов, облаков и неба.

— Наверное, твои предки посадили здесь когда-то маленькое семечко домика, — зазвенел колокольчиком ее смех. — Такое нельзя построить, такое может только вырасти!

Машина высадила их на лужайке перед входом и тут же исчезла из вида. Бася и Отто остались одни.

— Добро пожаловать во дворец, моя принцесса! — Молодой человек открыл тяжелую дверь и пропустил девушку внутрь.

Барбара, как зачарованная, бродила по коридорам и комнатам, любуясь высоченными расписными потолками, обитыми шелком и бархатом стенами, картинами известных мастеров, старинной мебелью и утварью. Кроме них двоих, в доме не было ни души.

— Как же ты в таком большом доме обходишься без помощников? Представляю, каково все это убирать, поддерживать чистоту…

— Помощники, конечно, есть, и немало, но я их всех отпустил на эти дни. Будет приходить только фрау Бригитта, она будет готовить и оставлять еду на кухне, но мы ее даже не увидим. Мне хотелось побыть эти три дня только с тобой, чтобы ни одна живая душа нам не мешала.

— Отто, я просто не могу в это поверить!.. Я точно попала в сказку…

Эти три дня и три ночи, проведенные ими в родовом имении фон Фриденбургов, были самыми счастливыми в жизни пани Барбары Шмидт. Никогда в своей жизни, ни до этой минуты, ни тем более после, не переживала она ничего подобного.

Бессчетное множество раз ее память возвращалась к тем незабываемым мгновениям и отточила воспоминания до ювелирной четкости. И даже сейчас, в семьдесят шесть, Барбара Иоганновна, пенсионерка, бывшая домработница генерала Курнышова, помнила каждый миг, проведенный ею в Альпах, представляла его себе, словно яркий кадр из цветного фильма. Вот они завтракают в огромном зале, сидя напротив друг друга за большим, крытым белоснежной скатертью столом, едят вкуснейший, только что испеченный хлеб, нарезанную тонкими ломтиками холодную телятину и тающую во рту нежную форель — еду, вкус которой она успела совершенно забыть за время войны. Вот она в венке из последних луговых цветов восседает, словно на троне, на мягкой живописной куче опавшей листвы, а Отто опустился перед ней на колено и целует ей руки. Вот они бродят, нежно прижавшись друг к другу, по берегу пруда и любуются упавшими в воду золотыми и красными листьями, покачивающимися на волнах, точно маленькие кораблики.

— Я так счастлива! — признается юная Бася, глядя снизу вверх в глаза своему возлюбленному. — Я даже не думала, что такое возможно…

А он, обнимая ее и гладя по русым волосам, отвечает:

— Нам бы только пережить войну! Только бы пережить… И тогда в целом мире не будет людей, счастливее нас. Навсегда. На всю жизнь.

Это были чудесные дни, но еще более чудесными были ночи — они спали в необыкновенной комнате, где вместо потолка был стеклянный купол, поддерживаемый снизу семью столбами из цветного камня. Простенки между столбами были выложены кусочками горного хрусталя. На одной из дальних стен, уходящей своим арочным верхом высоко-высоко, был выложен мозаикой библейский сюжет: Адам и Ева, с нежностью глядящие друг на друга. Над широкой кроватью, ставшей на три дня и три ночи земным раем для Отто и Барбары, было только небо, вокруг — одни горы, утопающие в золоте осени.

В третью, последнюю, ночь Отто, взяв свою любимую за руку, подвел ее к большой стене с изображением Адама и Евы и сказал, зарывшись губами в ее волнистые волосы:

— Мы ведь не можем знать своей судьбы. Они, — он посмотрел на мозаику, — тоже не знали. Но я верю, что мы с тобой обязательно будем вместе. И ты верь. Пусть этот Адам и эта Ева дождутся нас. Я знаю самый главный секрет этой спальни — быть здесь вдвоем с любимой. Если это условие нарушить, наши прародители, — он улыбнулся и снова кивнул на Адама и Еву, — удивятся. Ведь они однолюбы. Но мы здесь с тобой — а значит, обязательно будем счастливы. Вот, возьми, — он протянул ей узкую длинную коробку, — и сохрани это. И верь, что все у нас получится.

Когда рано утром они вновь стояли на той же горе в ожидании самолета, Отто последний раз обнял ее и спросил:

— Ты ни о чем не жалеешь?

Бася лишь помотала головой:

— А ты?

— Только об одном. Я не сумел подарить тебе эдельвейс. Ты же знаешь, у нас в горах есть такой обычай — возлюбленной надо обязательно принести горный цветок. Сейчас — увы! — осень, и эдельвейсы уже отцвели. Но я клянусь тебе, что обязательно…

Однако в чем заключалась клятва Отто, Бася так и не узнала. Его слова заглушил приближающийся гул самолета.

Глава б Герман и Виктория. Мы с тобой одной крови

Сначала мы долго говорили о делах. Виктория не переставала меня удивлять. Она очень серьезно подошла к вопросу, навела всевозможные справки и теперь последовательно, шаг за шагом, объясняла мне, что предстоит делать, какие документы собрать, как связаться с немецкими посольствами в Киеве и в Москве. Я только руками развел:

— Откуда ты все это знаешь?

— Ну, я же поездила немного по миру… Да и друзей у меня много, есть с кем посоветоваться.

Когда план ближайших действий стал мне более или менее ясен, разговор вновь вернулся к Светке. Сестра принялась горячо убеждать меня, что с дочкой все будет хорошо:

— Видишь, я же тебе говорила — у меня интуиция. А теперь мы получили документальное подтверждение, что она жива и здорова. Надо будет только изобрести какой-нибудь хитрый ход, ну, чтобы у нас были стопроцентные гарантии. Отдаем деньги только в обмен на нее и никак иначе. Но это мы придумаем, время еще есть…

Она уже так уверенно говорила «мы», что мне действительно становилось спокойнее. Теперь я не один боролся за Светку, у меня появился друг и союзник.

Виктория поднялась из-за стола, снова заглянула в холодильник, ловко нарезала колбасу и ветчину, красиво разложила по тарелочкам зелень и тещины маринованные огурцы, вынула из серванта две стопки и налила водки.

— Теперь можно и выпить…

— Давай. За Светку.

— За нее.

Дернули, потом еще по одной. Сестра хрустнула огурчиком и вздохнула:

— Да-а, не думала я, не гадала, что эта новость прибудет к тебе вот так. Хотела привезти тебе радость…

— …а привезла надежду на спасение дочки. Поверь, это намного важнее.

Она опять вздохнула.

— И еще одно, Герман… Тебе придется много ходить по инстанциям, собирать документы и все такое. Это, к сожалению, очень долго. Бюрократия процветает везде, и у нас, в России, и у вас, на Украине… Но существует один хороший способ, помогающий ускорить процесс.

— Деньги?

— Они, родимые… Видишь ли, братик, — чуть смущенно проговорила она, — у меня сейчас все в порядке с финансами, я продала кое-что из родительского наследства. А тебе понадобится немало — на взятки, на билеты, с собой надо иметь большую сумму, так принято… Хочешь, я дам тебе взаймы, а потом ты вернешь мне, когда получишь наследство?