Улья Нова - Как делать погоду Страница 22

– Ну хорошо, расскажи! Ну расскажи. – Сдавшись, главный редактор откинулся в кресле и покорно прикрыл свой единственный глаз.

– В этой заколдованной стране, – репортерской скороговоркой продолжил пятидесятилетний поэт, – в маленьком городке живет студент по имени Леня, по фамилии Окунёв. Ничего не ожидает парень, но и сложа руки не сидит. Учится в университете. Ведет программу утренних новостей на единственном радио городка.

– И еще воскресную музыкальную передачу! – восторженно добавила тетушка, похожая на учительницу, не скрывая огромной симпатии к этому Лене Окунёву.

– Доволен в принципе человек жизнью, – сипел зам, – работает, учится, не вдаваясь в то, что вокруг простирается уму непостижимая заколдованная страна Молдавия. И вот, готовясь к очередной своей передаче, из сообщений информационных агентств неожиданно узнает Леня Окунёв, что получил от бездетного дяди, жившего в Австрии, наследство. Представляешь, прямо из Интернета нечаянно узнает! Про наследство, сумма которого приблизительно равна двухлетнему бюджету всей заколдованной страны. Сначала Леня Окунёв, естественно, онемел. Потом опешил. Некоторое время был он глухим. И слепым. Вскоре у него выросли крылья. И Леня Окунёв летал. Но дней десять назад, начав осознавать, что с ним произошло, догадался парень, что правительство заколдованной страны времени зря не теряло. Узнав об истории с наследством, администрация маленького городка очнулась от вечного ожидания и распорядилась взять жизнь студента Окунёва под строжайший надзор. За домом будущего миллионера установлено круглосуточное наблюдение. Телефоны прослушиваются. Визу ему не дают. Парня не выпускают даже из городка, боясь, что он уедет и не вернется, опасаясь упустить денежки, которые были бы очень кстати для заколдованной экономики. И журналистов к Лене Окунёву не допускают. Вот мы и решили направить в Молдавию нашего специального корреспондента. Он – здоровенный небритый мужик, похожий на дальнобойщика. А за журналиста его принять трудно. Мы были уверены, что он сумеет обвести вокруг пальца молдавские спецслужбы, встретится с Окунёвым и возьмет у него интервью. А потом напишет несколько заметок в специально задуманный по этому поводу молдавский номер. Но случилось непредвиденное. Корреспондент наш запил. Единственный человек, которому мы могли доверить ответственное и сложное задание, уж третьи сутки пребывает в бездонной расщелине между сном и явью. И скорее всего не очухается к выходным. А у нас теперь нет ни темы, ни гвоздя для следующего номера.

– Это у тебя нет ни темы, ни гвоздя, – пробормотал главный редактор, не открывая глаз, – а у меня есть и тема, и гвоздь. – Он глубокомысленно замолчал, выдерживая необходимую паузу. Пока главный редактор томил всех присутствующих, я, Митя Ниточкин, с грустью думал о Лене Окунёве из далекого молдавского городка. О студенте и радиоведущем, в жизни которого неожиданно произошло то самое, таинственное и заветное «вдруг», после которого быль навсегда прекращается и начинается сказка. Кто знает, может, на самом деле, это было так давно ожидаемое, причитающееся мне «вдруг». Но из-за цепи случайностей и неувязок унылой вселенной, центром которой я являюсь, мое долгожданное «вдруг» спутало адрес, влетело не в ту форточку, сбилось с пути. Возможно, так произошло из-за подростковых джинсов, которые высмеивала Алена. Или из-за того, что я пользуюсь дешевой туалетной водой. Из-за того, что у меня нет делового костюма и галстуков. Зато есть три кожаные куртки с плеча отца. Пока я раздумывал об ошибках, допущенных мирозданием, и о причинах вечных сбоев в своей бестолковой вселенной, главный редактор громко и торжественно объявил:

– Следующий номер журнала я намерен посвятить погоде. Погоде в Москве, которой, по своему глубочайшему убеждению, управляет известный городской сумасшедший, радиоманьяк и прохвост Василий Дыдылдин, многие годы упорно называющий себя колдуном погоды. А ты хоть раз слышал о нем? – обратился он к заму.

– Кто ж не слышал про Василь Василича! Про лесовичка! – взвизгнула тетушка.

– Я в середине 90-х работал на радио «Маяк», – перебил ее зам. – В те годы Дыдылдин ежедневно названивал в разные передачи, пугал практиканток, путал ведущих новостных программ. Представлялся то учительницей из Воронежа, то железнодорожником из Вологды, то водопроводчиком из Киева. Нагло врывался в эфир, шумел, грубил, говорил, что прогноз погоды, который мы даем, – неправильный. Угрожал, что будет оспаривать его через суд и привлечет радиостанцию к ответственности за вранье. Требовал бесплатные билеты в кино. Предсказывал дождь. Как мы его ни блокировали, хитростью врывался в прямой эфир, нес пургу. О нем всякие легенды ходили по радиостанциям Москвы. Например, однажды ведущая, рассердившись, обозвала хулигана чудищем лесным. А Дыдылдин ей в ответ что-то такое прошептал, что ведущая начала заикаться. Читает текст, а выходит какая-то галиматья. Даже к логопеду ее потом направляли, чтобы дикцию восстановить. А последние лет пять о нем ничего не слышно. Испарился Василь Василич. Сгинул лесовичок.

– А вот перед тобой сидит юноша, который уверяет, будто дедушка Дыдылдин жив-здоров. И с минуты на минуту явится к нам сюда. Вот мы и выясним у старого сумасброда, на самом деле он управляет погодой или это вранье и бред. – Усмехнувшись, главный редактор что-то застрочил в ноутбуке.

– Это не бред, – неожиданно для самого себя выпалил я. И, стараясь не обращать внимания на дребезжащую тишину, невозмутимо добавил: – Василь Василич – настоящий. Я – свидетель. Три дня назад он у меня на глазах веником устроил снегопад. Он не только умеет говорить разными голосами, но в зависимости от настроения меняет цвет глаз. Зайдите на его сайт, и вы убедитесь, что на некоторых фотографиях у него глаза синие, на других – карие, на третьих – бесцветно-серые. Это не какие-нибудь линзы. И не фотошоп…

Озадаченный зам, пятидесятилетний поэт, поудобнее устроившись на изумрудном диване, связал руки на груди узлом и принялся изучать меня исподлобья. Тетушка, натянув валенки вместо туфель, примостилась на раскладном стуле, составила мысы вместе, пятки врозь. И выжидающе замерла. Акула журналистики что-то настороженно наблюдал на экране. Я сидел на шатком стуле возле окна, не подавая виду, что волнуюсь. Все мы вслушивались в тишину сумеречного, овеваемого сырыми сквозняками коридора редакции. Отряд из шестидесяти трех заводных индюков, которых я уже успел сосчитать на овальном столе для редколлегий, казалось, тоже с надеждой ждал вместе с нами. Разглядывая трещину в уголке оконного стекла, я потихоньку терял надежду. С каждой минутой становилось ясно: целитель московских птиц все же обиделся и не придет.

Накануне вечером, радостный и взволнованный, я звонил ему, чтобы сообщить:

– Начальник! Дела продвигаются! Завтра к трем часам нас ждут в редакции. Я туда позвонил и наткнулся на главного редактора. Представился журналистом, сказал, что готов сделать с вами интервью. Главный редактор ничего не понял. Помолчал, записал мой телефон и бросил трубку. И вот три минуты назад, представляете, позвонила его секретарша. Она очень просила передать, что главный редактор согласен, он просто думает очень медленно и обстоятельно. У него мышление такое особое – фрагментарное, я это узнал из его последнего интервью. Так вот, до главного редактора дошло. Он не раз слышал о вас в 90-е годы и требует завтра же прийти. Говорят, если все сложится, он готов посвятить управлению погодой февральский номер журнала «Индюк». – Распираемый от гордости, я замолчал, ожидая причитающиеся мне похвалы.

– Это что же получается? – пролепетал маг и чародей в ответ. – Это ты, опутанный, решил Василия Васильевича Дыдылдина бросить индюкам на осмеяние! – Он закашлялся. И осипшим голосом грозно продолжил: – Это ты колдуна всесоюзного значения хочешь отдать сатире и юмору для опытов! Вот что скажу: не выйдет! Я просил сказки сочинять, чтобы люди помнили, что живет в Выхине неунывающий и отважный волшебник. Я хотел развернутую статью в «МелсХелс». А шутить над собой не дам. Повелитель ветров Дыдылдин погоду делает серьезно, ответственно и комиков не уважает. Никуда не пойду. И прямо сейчас за неуважение ваше, люди, сделаю повсюду метель.

Будто в подтверждение его словам за окном дунуло так, что стекла задребезжали. Угрожающе замельтешил снег. Пушистые хлопья и порывы ветра согнали нахохленных голубей с карниза, безжалостно осыпали выгнувшиеся от мороза стекла. Целый вечер мы препирались с обиженным колдуном. Я звонил ему и пытался объяснить, что «Индюк» – именно то, что нужно. Возможно, в этом журнале нам дадут простор, разрешат публиковать сказки. Не дослушав, он бросал трубку. Тогда я звонил снова и нес околесицу, пытаясь отыскать убедительный довод, который заставит упрямого мага явиться в редакцию.