Эльмира Нетесова - Колымское эхо Страница 23

Сообщение повторили. Люди вернулись к сто­лу. Подобных сообщений не передавали давно. Все сразу сникли. Ведь за окнами дома уже резко потемнело и никому не хотелось стать слу­чайной жертвой беглецов. К тому же, чтобы не произошло, не помочь, не защитить некому. Да и оружия не имелось ни у кого.

—    Вот так дела! Как же теперь быть?

—    На замках сидеть, другого выхода нет,— прошептала Анастасия.

—   Да... Ситуация хуже некуда. Зона, о какой сказано, находится не так далеко. Конечно, идти по темноте плохо, но другого выхода у зэков нет, местность они знают и на север не попрут­ся. Это точно.

—    Пойдут на первый же огонек в пути. А лю­ди, голосующие на трассе, самая легкая добыча. Тем более, что средь вас всего один мужчина,— сказал Бондарев.

—    Ну, а ты чем страшнее? У тебя ничего по­мимо ручки нет. У меня тоже. Если кто-то из них узнает тебя, разорвут на куски, и я не сумею убежать. Короче, спасайтесь все, кто как мо­жет,— невесело усмехался Иванов.

—    И чего оскаляешься? Я хоть бегать умею, у тебя и этого не получится.

—    А куда бежать, Игорь? Ты глянь за окно. Там темно и холодно. Кстати, нельзя же остав­лять женщин одних в такой момент. Мало чело­век, но ты еще и мужчина. Что скажешь самому себе? — возмутился Александр Евменович.

—    Почему думаете, будто сюда пойдут?

—   А больше некуда.

—    Мужики, этой ночью никто никуда не дви­нется. Это действительно опасно. Из зоны на волю другой дороги нет. Я знаю, что говорю,— сказал Аслан решительно.

—   Женщины, как вы? — спросил Бондарев.

—    Страшно даже домой идти! Но ведь не спать же здесь всем вповалку,— ответила Ана­стасия. И предложила:

—    Игорь и Саша, пошли ко мне. На троих, я так думаю, не рискнут напасть. А в доме на все засовы закроемся. Мои двери и танком не про­бить.

—   И верно. Ночь они будут идти тихо, чтоб не вывести на свой след погоню. А утром их поймают. Поднимутся вертолеты. Теперь на сне­гу всякая букашка приметна. Куда им деться?

—   Спрятаться в доме,— хохотнул Игорь.

—   Ладно тебе! Или всю ночь вот так сидеть будем? — спросил Сашка и стал одеваться.

Вскоре все трое вышли в дверь и Аслан с об­легчением вздохнул:

—   Трусоватый мужик этот Бондарев.

Прошло минут пять и в окно постучали.

Варя невольно дрогнула, представив четве­рых беглецов, пожалела, что отпустила Игоря и Сашку. Подошла к двери, спросила:

—    Кого черти принесли?

—   Да это я, Федор! Открой, Варя!

Он пришел с карабином на плече:

—   Так и знал, что встретишь зло. Как это у тебя в руках нет топора. После того сообщения мои волки ножи в зубы возьмут!

И глянув на детей Дуси, предложил:

—    Пошли ко мне! Как вижу, двоих мужиков забрали. Одного джигита надо оставить Варе.

Кто-то и ее защитить должен в случае чего. А вы трое — со мной. Здесь тесно. А у меня и про­сторнее и волчат побольше. Если кто вздумает прийти, пусть на себя обижается. Я их сейчас спущу с цепей, пусть побегают вольно. Ну, а вам, если что, карабин до утра оставлю. Дома еще есть,— Федор увел своих гостей, а Варя и Ас­лан снова остались вдвоем.

—    Варя, а почему эти люди не пошли в дом матери? Ведь они там жили, это их гнездо.

—    Аслан, у нас свое поверье и раньше соро­ка дней не стоит в дом Дуси приходить. Тем более, там одна кровать и женщина на ней умер­ла. Кто решится лечь в ту постель? Тебе может и смешно, но мы придерживаемся своих обыча­ев. Пусть хозяйка еще поживет в доме. А уж потом сама уйдет из него. А сейчас очень рано. Всякое может случиться. Дети хоть и родные, но мать уже в мире ином. Мы все о том знаем и обязаны считаться с покойной. Потому при­шел за ними Федя. А Дуся теперь наказать мо­жет детей за земные грехи. Мы не знаем их жизни. Ведь вот оставили ее одну здесь, сами далеко жили, она болела. Может обиду на них за это держала. С мертвого не спросишь,— вздохнула Варя, добавив:

—    Когда мамка умерла, я тоже сорок дней в доме не ночевала. Боялась, сама не знаю чего. Хотя кажется, вины у меня перед нею не было. И не только я вот так. Все мы покойников боимся, хоть и свои. То с самого детства так повелось, сколько себя помню.

—    А я в могильнике ночевал. Куда было де­ваться. Хотя на кладбище, честно говоря, хо­лодно и жутковато,— признался человек.

—        Я не из робких, но на погосте спать не смогу.

—         Но вот беглецы спят. Им вовсе некуда де­ваться.

—         Не спят они. Торопятся уйти подальше от зоны. Времени у них мало. Спешить станут. Им по избам бегать некогда. Они все заранее приготовили. Это по своему прошлому опыту знаю. Никто не пускается в бега, не подготовив­шись.

—        Раз на раз не приходится,— не согласи­лась баба.

—        Скажи, Аслан, ты шел в бега из зоны к се­мье?— спросила Варя.

—        Я тогда еще не был женат. Убегал домой. Бабку очень любил. Скучал по ней. Она у меня мудрая и добрая женщина. Любила всю жизнь, сам не знаю за что.

—        А жену любил?

—         Бабуля посоветовала на ней жениться. Я, конечно, послушался и выполнил ее волю. У нас иначе нельзя. Вскоре привел в дом. Но, полюбить жену не получилось. Не повезло. Раз­ные мы с нею. С самого начала семья не состо­ялась. Ничего общего меж нами не было,— по­скучнел человек.

—        А почему?

—        Глупая она.

—        Вы с нею живете?

—         Нет. Давно разведены. Как только дочки подросли, я решил не тянуть время. С этим нельзя затягивать. Не стоило обманывать ни ее, ни себя. Вот так и сказал честно, что никогда не любил ее и жить с нею не смогу. Терпения боль­ше не хватило.

—    Плохая хозяйка была? — спросила Варя.

—   Даже не знаю, какая хозяйка. А вот как человек полная никчемность. Глупа до безобра­зия. Мы никогда не понимали друг друга, а по­тому живем врозь.

—   А дети?

—   Дочки приезжают ко мне. Они обе учатся в Москве. Там у них квартира. Вместе с мате­рью тусуются в своей трехкомнатной. Я в своем доме. Он у меня двухэтажный, нам с бабкой хватает. На тесноту не жалуемся. Бабуля пона­чалу ругала меня, потом поняла и смирилась, теперь согласилась и не обижается. Но обеща­ет, что семейные советы больше давать не бу­дет. Хотя внучек очень любит. Они взрослые девушки, а бабка все считает их малышками,— умолк Аслан.

—   А жена к вам приезжает?

—   Только летом, когда я разрешаю в сезон фруктов. Живем с нею на разных этажах, и я с нею не общаюсь.

—    Она изменила?

—    Нет. Если б изменила до развода, не име­ла бы ничего. Теперь, конечно, ее дело. Пусть живет, с кем хочет, мне она чужая.

—   А помириться не получается?

—    О том и разговора нет.

—    Причина серьезная?

—   Даже слишком! — привстал на локте, за­курил. Обмотался одеялом и заговорил:

—    Я работаю в типографии цинкографом. По­лучаю неплохо. Но тогда я только устроился, проработал года три, и бывшая жена вздумала получать за меня зарплату. Можешь предста­вить, чтоб за кавказского человека деньги на работе получала баба. Я не был пьяницей, все и порядке и вдруг такой фортель. Где это вида­но? Уже большего оскорбления не придумать. И не стал затягивать, купил им квартиру и раз­велся.

—        Она работает?

—        Не знаю. Это меня не интересует. Я помогаю дочкам. Когда им нужны деньги, они звонят. А с тою мы не общаемся.

—        Как же обходишься без хозяйки?

—        У меня в доме командует бабулька и у нас с нею полное согласие и порядок. Если ты име­ешь в виду женщин, то с этим проблем нет. Я не кривой и не горбатый, спрос имеется хороший, я не жалуюсь. Бабья хватает, было бы жела­ние,— улыбался Аслан.