Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза Страница 23

— Вы поступаете как настоящий японец.

— Десятилетний опыт, что вы хотите.

Фумихико давно уже не лакомился фугу, поэтому ел с удовольствием. Кукин, ловко орудуя палочками, отправлял в рот сразу по три ломтика тонко нарезанного мяса. Сразу видно, что и в самом деле пробыл здесь с десяток лет, подумал, глядя на него, Фумихико. Однако, как ни вжился он в эту страну, вон даже к фугу пристрастился и ест ее правильно, его все равно неудержимо тянет домой… Так оно и бывает.

Фумихико объяснил Кукину слово «котельничий». Когда сидят вокруг кипящего котелка, побросав туда овощи и кусочки мяса, так в насмешку называют доброхота, который пристает ко всем с указаниями: «Вот этот кусочек уже готов!» «Ешь, пока не остыло!», «Одно мясо не выбирай!» Он сам частенько ведет себя подобным образом и получает от Канны нагоняй. Услышавшая мимоходом его объяснения официантка рассмеялась. Кукин, подыскивая в голове соответствующее русское слово, склонил голову набок. Может быть — «начальник борща», предложил он наконец.

Они так сосредоточились на еде, что до самого последнего блюда — вареного риса с овощами — выпили только по одной. Фумихико рассказал, как Канна отчитала его за то, что он накупил слишком много продуктов. Кукин расхохотался. Когда смех его затих, Фумихико внезапно сказал:

— Что касается нашего прошлого разговора, ваши усилия были напрасны.

К этому времени они уже почти завершили еду, на столе стоял опустевший глиняный котелок, кое-что из посуды да нетронутое блюдо с фруктами. Официантка, помогавшая управляться с котелком, ушла в глубь ресторана.

— А, это вы о шпионских делах? — спросил Кукин небрежно. — Я так сразу и подумал, что с вами каши не сваришь. Просто хотелось поспорить. Вы были не особо сильны в своих аргументах, вот я и предложил вам поразмыслить на досуге.

— Выходит, я воевал с ветряными мельницами? — Фумихико почувствовал разочарование.

— Если бы разговор принял серьезный оборот, я бы, наверно, первый его прекратил. Понятия не имею, что бы я стал делать, согласись вы сотрудничать.

— Препоручили бы меня специалистам, а сами подали заявку на орден Ленина.

— Орден Ленина, говорите? Это было бы неплохо, совсем неплохо. Но так или иначе, полагаю, не стоит возвращаться к нашему разговору. Прошу прощения, если причинил беспокойство. Во искупление своей вины сегодня за фугу плачу я.

— Слишком дорого, поделим на двоих. Вам ведь еще придется угощать меня шашлыком в Иркутске.

— Это кавказская кухня. К Сибири отношения не имеет. Но в Иркутске тоже найдется немало вкусного.

— Ну так договорились. Не представляю, правда, через сколько лет это сможет осуществиться…

— Не будем загадывать, кто его знает, как сложится судьба, — сказал Кукин странно упавшим голосом.

— Не сгущайте краски… Ну что ж, обойдемся, пожалуй, без выпивки, мне пора домой.

— Да, у меня тоже еще есть дела.

На обратном пути, сидя в такси, Фумихико раздумывал о том, когда он сможет рассказать Канне об этом разговоре. Придется выждать какое-то время, поскольку разговор касается его нынешней работы. Может быть, позже, когда он будет заниматься совсем другим делом, они соберутся втроем и все вместе от души посмеются. Но когда это будет?..

Спустя три дня, отработав целый день на фирме и несколько припозднившись, Фумихико, подходя к своему дому, увидел по светящимся окнам, что Канна его опередила.

Он поднялся в лифте на пятый этаж и, отворив дверь, удивился количеству обуви, выставленной в прихожей. Из дальней комнаты доносились оживленные голоса. Что там такое происходит? — подумал он, снимая в углу свои ботинки.

Гостиную нельзя было назвать тесной, но сейчас в ней с трудом уместилось человек десять юношей и девушек. Кто-то заметил заглянувшего туда Фумихико.

— Добрый вечер… Извините за беспокойство… — загалдели все наперебой.

Фумихико, подняв руки в ответ на приветствия, стал искать глазами Канну. Как раз в этот момент она появилась из кухни, неся в руках большое блюдо с едой.

— А, привет.

— У тебя вечеринка, по какому случаю?

— Но ведь это ты, папочка, накупил столько продуктов, я просто решила тебе помочь и позвала ребят.

— Неужели того, что я купил, хватило на десять человек? — Фумихико окинул взглядом комнату.

— Я немного прикупила. Кто-то принес с собой. Мы сами готовили. У нас тут много кулинаров. Хотя со мной никто не сравнится.

— А как же Томоюки, — выкрикнул кто-то, — специалист по яичнице?

— Отстань. У меня — врожденный талант.

Слова Канны вызвали бурную реакцию: кто-то возражал, кто-то соглашался — все старались перекричать друг друга, и в комнате воцарилась атмосфера, бывшая в ней до прихода Фумихико.

— Папочка, чего же ты, угощайся! — сказала Канна.

Фумихико, который уже жалел, что по дороге не зашел куда-нибудь поесть, поневоле присел в уголке шумной гостиной. Его соседка, совсем молоденькая девушка, проворно передала ему чистую тарелку и палочки. Она и раньше бывала у них в доме, но имени ее он не помнил. «Ты даже имен своих друзей не помнишь!» — нередко возмущалась Канна.

— У нас же еще есть пиво!

— Бутылка на человека! — распорядилась Канна откуда-то издалека.

С готовкой на такую большую компанию она справилась весьма неплохо. Получше, чем какая-нибудь заурядная домохозяйка. Небось когда меня нет, частенько устраивает такие сборища, подумал Фумихико, глядя, как Канна длинными палочками раскладывает жареную рыбу. Точно совсем незнакомая молодая женщина.

Девушек — четверо, юношей — пятеро, плюс его дочь. Его вторжение нисколько их не смутило. Все говорили наперебой. К одноклассникам Канны и ее знакомым по спортивным занятиям присоединились подруги из прежней школы. Все, как один, умеют поддерживать старые и легко заводить новые знакомства, умеют развлекаться в компании. Умеют шумным весельем поднять друг другу настроение, но и в разговоре с глазу на глаз не ударят лицом в грязь…

А сейчас они никак не хотели угомониться. Было бы странно, если бы я стал участвовать в их веселье, думал Фумихико, торопливо заканчивая ужин. Когда он уже собрался удалиться, раздался телефонный звонок. Сделав знак Канне, что он подойдет, Фумихико перешел в соседнюю комнату, зажег свет и поднял трубку.

— Алло, господин Такацу?

— А, это вы, спасибо за недавнее угощение, — механически произнес он, узнав голос Кукина.

— За что спасибо, мы же платили вскладчину!.. Помните, перед самым уходом, я сказал, что не стоит загадывать, мол, от судьбы не уйдешь, а вы еще посмеялись, сказали, что я сгущаю краски…

— Не помню, чтобы я смеялся…

— Дело в том, что в моей судьбе действительно произошли некоторые перемены.

— Что-нибудь случилось?

— Я возвращаюсь на родину.

— О, поздравляю! Хотя не уверен, уместны ли здесь поздравления. Надеюсь, это не понижение в должности, а триумфальное возвращение?

— Пожалуйста, не надо громких слов. Ну ладно, если хотите — возвращаюсь с высоко поднятой головой. Я давно уже об этом хлопочу. Хотя, я вам не раз говорил, и в Японии — десять лет моей жизни…

— Куда возвращаетесь?

— Если быть точным, не столько возвращаюсь, сколько перехожу на другую работу. В Иркутске, помните, в нашу первую встречу я вам рассказывал, есть японская школа, первая в мире, вот там-то я и буду преподавать. Еще, наверно, займусь переводами.

— Но это прекрасно. От души поздравляю. Из вас выйдет первоклассный преподаватель!

— И вы, господин Такацу, пожалуйста, меня не забывайте, приезжайте в гости. Вместе с Канной. Сходим на каток, выпьем водочки, угощу вас на славу. Вы ведь говорили, что хотели бы повидать Сибирь.

— Очень хочу. Но если говорить о практической стороне, я не могу летать на самолете.

— Ах да, травма уха. Но это не проблема. Есть ведь пароход. До Находки рукой подать! На пароходе-то вам можно?

Фумихико ответил, что с этим все в порядке, и только шутливо посетовал на морскую болезнь, в то же время думая, что и в самом деле было бы неплохо махнуть по транссибирской железной дороге в Европу. Из соседней комнаты донесся шум молодых голосов. Громче всех — голос Канны.

— Ну что же, раз так, надо бы устроить прощальный вечер — я, вы и Канна. Можно у нас дома. Мы с Канной что-нибудь приготовим.

Кукин поблагодарил, попросил передать Канне сожаление, что не сможет продолжать с ней уроки фигурного катания, и, пообещав перезвонить, когда разберется со сроками, повесил трубку.

В соседней комнате кто-то забренчал на гитаре. Слушая, Фумихико вдруг решил, что и он, пожалуй, завершив нынешний проект, сменит работу.

Женская гимнастика включает четыре вида — вольные упражнения, опорные прыжки, разновысокие брусья и бревно. Сейчас я готовлюсь к выступлению на предстоящих соревнованиях. Одновременно занимаюсь по всем четырем видам, но вот уже три дня стараюсь отшлифовать самый сложный элемент на бревне.