Валентин Черных - Свои Страница 26

— На «что-то» неинтересно. На «что-то» я мог бы пригодиться и в Красногородске.

— А чего ты хочешь? — спросил Жорж.

— Другой жизни.

— Объясни, — попросил Жорж. — Что такое другая жизнь?

— Про другую жизнь я, пожалуй, объяснить сразу не могу, я могу объяснить, чего я не хочу в этой жизни. Я не хочу, например, работать на холоде. Наверное, оттого что я переболел в детстве туберкулезом, мне всегда холодно. Я работал на заводе на стапелях, и мне было мучительно просыпаться каждое утро, зная, что я иду на мороз. Мерзнут руки, ноги, я быстро простужаюсь.

— Но ведь можно одеться тепло.

— Если ты мерзнешь, то ты мерзнешь. Я не могу без содрогания вспоминать, как я менял датчик керосиномера на двигателе, керосин подтекал в рукава куртки, и у меня слезала обмороженная кожа.

— Ты можешь переехать в места с более благоприятным климатом, — сказал Жорж. — У нас гигантская страна почти со всеми климатическими поясами. Можешь уехать в Ташкент, там тепло почти круглый год.

— Да, конечно, — согласился я. — И жить в общежитии, стоять в очереди на квартиру лет до пятидесяти.

— Сейчас можно купить кооперативную квартиру, — возразил Жорж.

— Можно, — согласился я. — Я подсчитал, что при средней зарплате человека, который работает руками, надо, отказывая себе во всем, тридцать лет, чтобы построить квартиру и купить автомашину. Тоска зеленая. Копить деньги на телевизор, на холодильник, на мебель. И к тому стоять за этим в очередях. Очередь на холодильник — три года, очередь на машину — семь лет. Я не хочу так жить. Стать средним актером — тоже не выход. Это самообольщение. Как выяснилось, актер — это сплошная зависимость. Пригласят сниматься или не пригласят, предложат интересную роль или не предложат. Тебя выбирают, как женщину. Это унизительно. Женщина инстинктивно старается избежать этого унижения, старается как можно быстрее выйти замуж, чтобы ее выбрали раз и навсегда. И даже когда ее бросает мужчина, она уже не так переживает: сходила замуж — и ладно. Актера выбирают всю жизнь.

— Но может быть, выбирать самому? — предположил Жорж. — Ведь выбирает режиссер — вот и стань режиссером.

— Думал и об этом. Но я не знаю, каким я могу быть режиссером. Может быть, таким же средним. Это значит тоже стоять в очереди, но из режиссеров. Правда, эта очередь короче, чем за получением открытки на право приобретения автомобиля. А за постановку фильма можно заработать на автомобиль. Фильм делается в среднем год, это все-таки лучше, чем откладывать деньги двадцать лет.

Жорж сидел прикрыв глаза. Он терял ко мне интерес. Я знал эту его особенность. В застольях, в разговорах с местными мужиками, если человек был глупым, он закрывал глаза, отключался и засыпал. Со мною таким он был впервые. Но раньше я ничего не утверждал, только спрашивал и слушал.

— Я не прав? — спросил я.

— Конечно…

— В чем?

— В главном… К жизни надо относиться, как к женщине. И добиваться ее надо, только если очень хочешь. Очень! — повторил Жорж. — После побега я воевал в маки. Среди партизан были и русские. Белогвардейцы, как их называют в нашей истории. Они убеждали меня не возвращаться, потому что строй, в котором мы с тобой живем, античеловеческий. Я бы, может быть, и не вернулся, но Шура не хотела оставаться. А я не хотел ее терять. Я выбрал сознательно свою жизнь. Глупо выбирать жизнь, потому что так живут другие. Профессия — это твоя жизнь, и она должна приносить радость, и совсем не важно, станешь ты великим артистом или не станешь. Тебе нравится играть других людей?

— Еще не знаю.

— Тогда играй самого себя. Это интересно — играть в игры с самим собою. Осталось два года. Учись! Актерство — это лицедейство. Научись этому искусству. Будешь играть одну свою роль, по играть профессионально. И никакая наука не проходит бесследно. Ты уже знаешь, что не хочешь быть судоремонтником, значит, вообще ремонтником, ты не хочешь быть зависимым, но жить в обществе и быть свободным от общества невозможно, ненавижу этого злодея, вождя и учителя товарища Ульянова-Ленина, но у него есть несколько четко сформулированных постулатов. И еще. Ты попробуй представить, что когда-нибудь не будет очередей за селедкой, колготками, автомобилями, кожаными куртками. Будет все, как в других нормальных странах. И ты сможешь, не стоя в очередях, подъехать к магазину и купить новую машину, причем не «Жигули», а «Мерседес», «Шевроле», «Рено».

— Этого никогда не будет.

— Изучай историю. Никакие империи не вечны. Последняя из западных империй — Британская, самая прочная, развалилась. Империя большевиков не производительная, как рабовладельческая, значит, она развалится.

— Но у меня не несколько жизней, — возразил я.

— Она развалится еще при твоей жизни.

Немногие тогда верили, что однажды будут свидетелями, как спустится красный флаг с кремлевского флагштока и поднимется триколор. Я не верил, поэтому и вступил в партию.

А пока я обкашивал обочины и лесные поляны. Жорж по-прежнему держал двух коров. Утром я косил, днем переворачивал уже подсохшую траву. Осоку мы с Жоржем пустили на силос. Жорж использовал меня на самых тяжелых работах. В конце недели он дал мне двести рублей, большие деньги для того времени.

Я вернулся домой. Мать спросонья пробормотала о еде на плите. Я прошел на свою веранду. Уже начало светать. Спать не хотелось. Я всех повидал, что мог отремонтировал, накосил для козы сена. Больше в Красногородске мне делать было нечего. На следующий день я заехал к Жоржу попрощаться.

— Не суетись, — сказал мне Жорж, — живи как живется пока. Когда придет время менять свою жизнь, ты определишь сам. У тебя есть кто-нибудь, в кого ты влюблен?

— Есть.

— Собираешься на ней жениться?

— Я бы с удовольствием, но она не собирается выходить за меня замуж.

— Такого не бывает, — не согласился Жорж. — Почти каждую женщину можно убедить выйти замуж или на всю жизнь, или на некоторое время. Женщинам очень хочется выйти замуж хотя бы один раз. Она актриса?

— Да.

— Красивая?

— Очень.

— Значит, тебе придется зарабатывать больше денег. Отличие красивой от некрасивой женщины в чем? В том, что на красивую уходит больше денег. Она хоть немножко влюблена в тебя?

— Вряд ли.

— Тогда не надо. Стерпится — слюбится, это утешение. Русские пословицы очень часто более утешительные, чем мудрые. Пословицы придумывали неудачники.

БОЛЬШИЕ НЕУДАЧИ

О пословицах я вспомнил через два года.

Пани Скуратовскую приняли в труппу Театра имени Гоголя. Жорж оказался прав: красивые женщины стоили денег. Я уговаривал, убеждал, умолял, может быть, даже канючил почти два года. Наконец Лена сказала:

— Сними квартиру рядом с институтом, и я к тебе перееду.

Я знал, что такое остаться совсем без денег, и поэтому все четыре года учебы тратил на себя минимально, откладывая заработанное на сберегательную книжку. Я нашел квартиру рядом с институтом. Это было условие пани Скуратовской. Лена переехала ко мне. Я был счастлив, рядом со мною была, может быть, самая красивая из актрис института. Я не знал, что она накануне рассталась с любовником, известным театральным режиссером. Она уже тогда жила как хотела. Обязательно в отдельной квартире и рядом с институтом, чтобы не толкаться в метро и московских троллейбусах; следующему любовнику она поставит те же самые условия: квартира рядом с театром и минимум триста рублей в месяц, чтобы покупать американские сигареты и пить хороший бразильский кофе. Она могла обойтись без завтрака и ужина, но без кофе и сигарет впадала в уныние.

За три месяца счастья я заплатил всеми своими сбережениями. Лена съехала, когда меня не было дома, оставив записку: «Не переживай! На месте павшего встанут тысячи новых борцов. Подожди! Придет следующий трамвай. Обнимаю, Лена».

Она написала то, что я часто повторял. Я не понял, издевалась ли она надо мною, или ей лень было придумывать объяснения, и она воспользовалась уже привычными стереотипами. Тогда ни я, ни ее подруги не знали, что она стала любовницей сына кандидата в члены Политбюро. То, что ее заметили пусть не в самом лучшем, но все-таки в московском академическом театре, вызывало, конечно, у меня некоторое недоумение: очень средняя актриса — и вдруг запрос из театра. Ее сразу ввели дублершей главной героини в один из новых спектаклей. Я хотел, но все не решался попросить, чтобы она поговорила с главным режиссером обо мне. Я не выдающийся, но хороший актер. Через много лет она расскажет мне, как получилось ее приглашение в театр. Она еще на первом курсе попала в компанию молодых людей из Института международных отношений. Мальчики из семей партийной и советской элиты учились на дипломатов, зная, что их дипломатическое образование поможет им делать карьеру и внутри страны. В нее тогда влюбился сын одного из секретарей ЦК, смешной хлопчик с Украины. После окончания своего дипломатического института он распределился в Комитет государственной безопасности. Большая часть их курса начала работать в КГБ и ГРУ — Главном разведывательном управлении Генерального штаба Советской Армии. Борю направили в Пятое управление, предназначенное для борьбы с идеологическими диверсиями. Вероятно, он или кто-то из его друзей, кто знал главного режиссера, или попросил, или порекомендовал, или намекнул, что надо взять в театр молодую актрису. Боря снял для нее квартиру рядом с театром и обещал сделать ей постоянную прописку и квартиру от Моссовета. Он выполнил все обещания, и через год она получила малогабаритную квартиру в Беляеве, уже обставленную стандартной мебелью. Этот польский гарнитур, очень модный и очень непрочный, я еще застал, когда она захотела выйти за меня замуж. Но это произойдет через несколько лет. А пока я сидел и смотрел на оставленную ею записку. Меня впервые бросили. Она знала, что всегда найдутся доброжелатели и охотники помочь молодой, красивой женщине, но никто не будет помогать молодой супружеской паре, пусть и не зарегистрировавшей свой брак официально. Если у тебя есть мужчина, то пусть он тебя содержит. Ах, не может? Тогда будут содержать другие. Она, конечно, понимала, что одной ей будет легче пробиться, и поэтому ушла.